— Хорошо, — пробормотал отец, прищуривая глаза под линзами очков, изучая какой-то документ.
— Соломинку можно? — Сэм показал на упаковку на стойке.
— Конечно, — сказал папа, едва взглянув.
Сначала я дала воду Касу, потом направилась к комнате Сэма. Через секунду он достал из люка свою чашку.
— Спасибо.
Он все еще был без футболки, и я, не удержавшись, уставилась на его шрам. Я подумала о Нике.
Были ли еще шрамы? И, если да, то откуда? А у Трева с Касом?
Подняв глаза мгновением позже я обнаружила, что Сэм не отрываясь смотрит на меня, и от его пронзительного взгляда меня бросило в жар.
— Что-нибудь еще? — спросила я.
— Нет.
— Ладно. Тогда я должна вернуться к работе. Там данных много и файлы… всякие.
Развернувшись, я заметила, что отец странно посматривает на меня. Он знает о моих чувствах? Он что, скажет об этом? Но он лишь взял соломинку и вернулся к работе. Я вздохнула, пытаясь успокоиться. Сэм был моей слабостью с тринадцати лет, с тех пор как мы познакомились.
Следующий час я провела, делая вид, что составляю график тестов.
Когда я впервые обнаружила в лаборатории парней, Ник сразу же облил меня дерьмом. Мне было тринадцать, и я уставилась на его сжатые в кулаки руки, на которых от напряжения набухли вены. Ник возненавидел меня в тот же момент, как увидел.
Я бы никогда не вернулась сюда, если бы не Сэм.
Он смотрел на меня с любопытством, склонив голову на бок, словно читая меня как открытую книгу, и меня это просто пленило. Я никогда не чувствовала себя такой привлекательной и такой особенной, как в тот момент.
— Как тебя зовут? — спросил он, игнорируя Ника.
— Анна. Анна Мэйсон.
— Очень приятно, я Сэм.
Ник рычал в соседней комнате, остальных я видела краем глаза. Трев наматывал круги по своей камере. Кас так сильно прижался к стеклу, что подушечки его пальцев побелели.
Ник вдруг ударил кулаком в стену, и я вздрогнула.
— Николас, — произнес Сэм стальным голосом.
Не знаю почему, но на Ника это подействовало, и он отступил, уйдя в ванную комнату и громко хлопнув за собой дверью.
Парни выглядели не старше шестнадцати. Позднее я узнала, что им замедлили физическое взросление. В то время им было где-то восемнадцать, и после всех проведенных за эти годы генных изменений они будут очень долго оставаться молодыми.
Я хотела узнать, что они делают тут, внизу, как долго пробыли в этих комнатах. Хотела знать, кто они, и все ли с ними в порядке, потому что вели они себя очень странно. Но мысли в моей голове путались, и с моих губ не слетел ни один вменяемый вопрос.
— Ты должна уйти, Анна, — сказал Сэм. — Нику нехорошо.
— Когда я болею, мне помогает печенье.
Глупо, но это все, что я смогла сказать.
Позже печенье станет моим поводом вернуться. Даже Ник не мог удержать меня вдали от Сэма, парня, который видел во мне не просто маленькую девочку. А он пытался. Именно Ник сказал отцу, что я пробралась в лабораторию, и именно поэтому мне было запрещено столько лет спускаться туда. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы я смогла снова проникнуть в лабораторию, но об этом уже отец не узнал.
Ник больше не стучал на меня, и я задавалась вопросом: не Сэм ли заставил его молчать? И если Сэм, то значит ли это, что он хочет меня видеть?
Каждое утро — и почти каждую ночь — надежда поднимала меня с постели и несла вниз по лестнице.
На следующее утро, пока отец был занят телефонными звонками, я начала разгребать свой список дел. Кучу данных нужно занести в файлы. Уничтожить в шредере документы. Протестировать Сэма. Сначала я решила сделать последнее. Остальное могло подождать.
— Ну и что на этой неделе? — спросил Сэм, когда я взяла его папку со своего стола.
Я посмотрела на него. Я всегда пыталась привлечь внимание Сэма, но когда добивалась его, мне было трудно сконцентрироваться под его пристальным взглядом.
Я открыла папку.
— Иностранный язык.
Сэм подтащил свой стул к стеклу, и я сделала то же самое. Положив папку на колени, я открыла ее на чистой странице. Рядом с эмблемой Подразделения (два соединенных круга с двойной спиралью внутри) я написала имя Сэма и дату: 11 Октября, 11:26.
На этой неделе были карточки с итальянскими фразами с одной стороны и с переводом их на английский — с другой. Так как парни страдали от амнезии, Подразделение хотело знать, на что они способны и какими навыками из прошлой жизни все еще обладают.
Сэм, очевидно, до того, как попал в проект, был полиглотом. Если же говорить о моих навыках, то они ограничивались рисованием и разгадыванием судоку.
Я подняла первую карточку, и Сэм пробежал глазами по словам.
— Я ищу железнодорожный вокзал.
Верно.
Я подняла следующую карточку.
— Который час?
Мы прошли более пятидесяти карточек. Я отмечала ответы Сэма в графе. Он набрал сто процентов, как обычно.
Небрежно собрав материалы обратно в папку, я спросила:
— Ты помнишь что-нибудь о шраме? Том, что на твоей груди?
Он ни секунды не колебался, прежде чем ответить:
— Нет. Но если говорить о шрамах, то у меня их много.
— Ни один, кроме него, не выглядит так, словно его нанесли с определенной целью.
Сэм застыл. Я приблизилась к его тайне — это было заметно по его лицу. Шрамы что-то значили.
— У Каса тоже есть такой?
— Анна.
Мое имя должно было служить предупреждением, но оно лишь подлило масла в огонь.
— Что они означают?
Он сгорбился, отвернувшись от меня. Я видела острые концы вытатуированных веток, выглядывающих из-под рукавов его футболки.
Скажи мне, Сэм.
Я слышала, как парни зашевелились, придвигаясь к нам.
— Не сейчас, — пробормотал Сэм.
— Извини?
Парни подались назад, удаляясь, и моя нервозность отхлынула вместе с ними.
— Думаю, мы закончили, Анна, — сказал Сэм.
Я убрала его папку, хлопнув дверцей шкафчика, в котором хранились документы. Сэм отпускал меня, а я не хотела уходить.
Стуча по клавишам, я ввела код на двери лаборатории, пообещав себе, что больше сюда не вернусь. Я буду держаться так долго, как только смогу. Пусть увидит, как может быть скучно здесь без наших игр в шахматы и разговоров о внешнем мире.
Только это наказание скорей для меня, чем для него. И я знала, что не смогу сдержать свое обещание.
Вечером за обедом я только и делала, что ковырялась ложкой в тарелке с чили, выписывая на нем цифру восемь. Напротив сидел отец, поедая свою порцию и задевая ложкой о края тарелки.
