Еще одна мысль пришла мне в голову. — Если после того как сгорел Торн прошло так много времени, ты, наверное, слышала что-нибудь о папе. Или Кэле или сестрах Каснофф.
— Они испарились, — донесся голос с другого конца комнаты.
Я резко повернулась, чем вызвала новый приступ боли. В дверях, прислонившись к косяку, стояла женщина с дымящейся кружкой в руках. Ее одежду составляли джинсы и обычная черная футболка, и ее длинные рыжие волосы, темнее, чем у Иззи, заплетенные в косу, были перекинуты через плечо.
— Исчезли с лица земли, — продолжила она, входя в комнату. Я почувствовала, как мама напряглась. — Джеймс Атертон, молодой колдун, другой молодой колдун и те ведьмы Каснофф со своим демоническим питомцем. Мы полагали, что ты исчезла вместе с ними, пока не поймали на попытке убить мою дочь.
Я уже догадалась, что эта злобная женщина и есть Эйслинн Бранник. Но от нахождения с ней в одной комнате мне определенно стало не по себе. Я прочистила горло. — В свою защиту могу сказать, что она первой напала на меня с ножом, — сказала я.
К моему удивлению, Эйслинн издала скрежещущий звук, что, возможно, было хихиканьем, и вручила мне кружку. — Вот, выпей.
— Хм, что-то не хочется, — ответила я, изучая темно-зеленую жижу. От содержимого исходил запах сосновой хвои и почвы, но чем бы это ни было, зная, что женщина, предлагающая мне напиток — мама Иззи, я решила, что он отравлен.
Но Эйслинн лишь пожала плечами. — Ну, нет, так нет. Мне-то что, не у меня ведь болит голова.
— Все в порядке, — подала голос мама, пристально глядя на Эйслинн. — Ты почувствуешь себя лучше.
— Став мертвой? — спросила я. — Что, безусловно, избавило бы меня от головной боли, но это, черт побери, всего-навсего побочное действие смерти.
— Софи, — пробормотала мама с предостережением в голосе.
Но Эйслинн лишь оценивающе посмотрела на меня, и крошечная улыбка заиграла на ее губах. — А она языкастая, ничего не скажешь, — сказала она. Ее взгляд обратился к маме. — Должно быть, она унаследовала это от отца. Поскольку ты довольно молчаливая.
Смущаясь, я повернулась к маме, ее лицо побледнело, но взгляд по-прежнему был сосредоточен на Эйслинн Бранник.
— Вы должны спуститься вниз через пять минут, — сказала Эйслинн, подходя к изножью кровати. — На семейный совет.
Я весьма неохотно сделала глоток из кружки. Вкус оказался еще хуже, чем запах, но как только жидкость скользнула по пищеводу, раскалывающая череп боль стала понемногу отступать. Закрыв глаза, я откинулась на спинку кровати. — Зачем мы вам понадобились? — спросила я. — Не могли бы вы, ребята… в смысле вы — Бранники, обойтись без нас?
Комнату заполнила гнетущая тишина, и когда я открыла глаза, мама и Эйслинн уставились друг на друга.
— Она еще не знает? — наконец нарушила молчание Эйслинн, и смешанное чувство тревоги и гнева охватило меня. Я и не хочу ничего знать. Я к этому еще не готова.
Но когда мама повернулась ко мне, я уже знала. Ответ таился в выражении ее лица, полного страха и печали, и в том, как она перебила одеяло. Я поняла, что вне зависимости от моей готовности столкнуться с чем-либо, причина, по которой она здесь, очень проста.
— Мама? — услышала я собственный голос.
Но мне ответила Эйслинн. — Твоя мать из рода Бранников, София. Значит ты одна из нас. Как только дверь позади Эйслинн захлопнулась, мама, судорожно вздохнув, спрятала лицо в ладонях. Я одолела оставшуюся часть напитка, что дала мне Эйслинн, и в голове тотчас прояснилось. В сущности, все тело перестало стенать, и я чувствовала себя едва ли не… разбитной, хотя во рту стоял привкус, словно я облизала сосну. Когда дверь захлопнулась за выходящей Эйслинн, мама опустила лицо на руки тяжело вздыхая. Я выпила оставшуюся часть напитка, который дала мне Эйслинн. Сразу же, моей голове стало легче. Фактически, я себя чувствовала лучше, даже чувствовала себя почти … веселой, при том, что во рту было ощущение, что я только что облизала сосну. Но грубый вкус во рту был отрезвляющим. Это позволило мне сосредоточиться на некоторых фактах: что в основном все в моей жизни было ложью. Или что я так или иначе потерял семнадцать дней. Или что в моем теле находился призрак.
Внезапно, я поняла что скучаю по Дженне так, что это приносило почти физическую боль. Я хотела взять ее за руку и услышать, как она скажет что вся эта ситуация смешная, а невероятно розыгрыш..
Арчер бы тоже подошел. Он, наверное, повел бы бровью в присущей ему раздражающей, в то же время возбуждающей, манере, и отпустил грязную шуточку о периодически вселяющейся в мое тело Элоди.
Или Кэл. Он не сказал бы ничего, но одно его его присутствие заставило бы меня чувствовать себя лучше. И папа…
— Софи, — сказала мама, возвращая меня в реальность. — Я не… я даже не знаю как начать объяснять все это тебе, — она смотрела на меня, с красными глазами. — Я хотела, так много раз, но все было всегда так… сложно. Ты ненавидишь меня?
Я сделала глубокий вдох. — Конечно нет. Я имею в виду, что не в восторге, и успею побеспокоиться по этому поводу позже, а сейчас, мам, я так рада снова видеть тебя, что мне было бы плевать будь ты засекреченным ниндзя, посланным из будущего, с миссией уничтожить маленьких котят и радугу.
Она усмехнулась, сдавленным и слезливым звуком. — Я так по тебе скучала, Соф.
Мы обнялись, мое лицо прижалось к ее ключице. — Я все таки хочу услышать всю эту историю, — я сказала приглушенным голосом. — Всю целиком.
Она кивнула. — Обязательно. После того, как мы говорим с Эйслинн.
Потянувшись, я поморщился. — Как именно ты связана с ней? Вы, ребята, как, двоюродные братья?
Я скорчила гримасу отстраняясь. — Так кем именно ты ей приходишься? Двоюродной сестрой?
— Мы — сестры.
— Мы родные сестры.
Я уставилась на нее. — Подожди, хочешь сказать, что ты прямой потомок семейства Брэнник? Но у тебя даже волосы другого цвета.
— Это называется окрашивание, Соф, — произнесла мама, вставая с кровати, сворачивая в пучок "конский хвост". — А теперь пойдем, пока Эйслинн в хорошем расположении духа.
— Ага, его я уже уловила, — пробормотала я поднимаясь и сбрасывая плед.
Покинув спальню, мы направились к тускло освещенной лестничной площадке. Помимо спальни на этом этаже была еще одна комната, и мне неожиданно вспомнилось Аббатство Торна с его бесконечными коридорами, лестницами и множеством комнат. Было все еще трудно поверить, что такое величественное здание, попросту… кануло в лету.
Мы спустились по узкой лестнице, которая упиралась в невысокую арку. За аркой обнаружилась еще одна темная комната. Интересно, что эти люди имеют против освещения?
