— Брат Святослав.
Одним обращением наместник Свято-Введенского монастыря заставил послушника закрыть рот и смиренно склонить голову. Александр чуть было не запрыгал от радости, как малое дитя, но сдержался и, сложив руки крестообразным ковшиком — правую поверх левой, склонил голову перед отцом Михаилом. Получив благословение, мирянин поцеловал "невидимую руку Господню" и посмотрел на своего спасителя с истинно братской любовью.
Еще утром, перед тем как придти в обитель монашествующих, Петраховский с остервенением терзал сотовый в надежде дозвониться до руководства и попросить, чтобы Семеныч связался с архимандритом, с которым был очень дружен, и разрешил недоразумение, свалившееся на плечи Александра. Но Корягина не оказалось на месте, Марка тоже трубку не брала, а от Ланы ничего путного он добиться не смог, и принялся мысленно заказывал себе гроб с бархатной подстилкой, когда юный насельник, завидев их приближение, ринулся в атаку. Сейчас же Петраховский испытывал такое неимоверное облегчение при виде наместника, что даже присутствие послушника его не раздражало, а скорее радовало, особенно кроткая покорность последнего.
— Александр Станиславович, — глубокий голос отца Михаила "осеняющим перстом" прошелся по всем собравшимся. — От имени братии примите мою искреннюю благодарность за проделанную работу. Это большой труд, и он воздастся вам…
Дальше Петраховский уже не слушал. Все его помыслы устремились домой — к Таньке и маленькой Иришке, которых он не видел уже несколько недель.
* * *
Закрывая за собой дверь в кабинет начальника, Тамара с удивлением уставилась на спину Семеныча, застывшего возле стола. Давненько она не видела его в таком состоянии.
— Что-то случилось? — ступая по мягкому ковролину, скрадывающему цоканье шпильки, девушка приблизилась к руководителю. — Что-то серьезное? — тоненькая ручка легла на крепкое мужское плечо в качестве успокоительного средства.
Их отношения, с глазу на глаз, давно были лишены формальностей. "Вторая голова Пандеума" по совместительству являлась другом семейства Корягиных и даже носила почетное звание крестной матери младшенького из них.
— Виктор?
Тамара не знала, что и думать. Уравновешенный, крайне редко выходящий из себя Семеныч, испугал девушку до чертиков своим поведением. Про выражение лица она вообще молчала. Сурово сдвинутые брови, лихорадочный блеск глаз, побелевшие губы — не к добру это.
— Встреча сорвалась? — закинула удочку девушка, находя единственное разумное объяснение состоянию руководителя в провалившемся проекте.
— Нет, — ответил мужчина, и это было удивительно. Других идей у Тамары не нашлось.
— А что тогда?
— Мне придется уехать в командировку. — Голос начальника звучал глухо. От злости не осталось и следа, зато в нем появилась какая-то обреченность.
Тамара мысленно пролистала ежедневник руководителя, отпечатанный в памяти по датам и часам на месяц вперед, и не нашла никакого упоминания о планируемых поездках. Странно!
— Куда? — девушка обошла вокруг стола и, закрыв Семенычу панорамный вид из окна, потребовала объяснений. — Нет у тебя никаких командировок. Куда собрался?
Тамара ждала ответа и боялась услышать его. Только одно обстоятельство могло нарушить планы Виктора и внести изменения в намеченный график работы, а девушка совсем не хотела, чтобы это случилось.
— Вить?
Корягин был для нее не просто работодателем, оценившим аналитический склад ума молодой выпускницы, не только другом, вместе с которым они смотрели хоккей и пили пиво. Он стал для нее отцом, которого Тамара потеряла еще в двенадцать лет, и которого ей так не хватало по жизни. Сорокадвухлетний Виктор Семенович пригрел растерянную краснодипломницу, выпущенную политехом в жестокий мир трудоустройства, на своей груди, позволив ей реализоваться в жизни, вырасти и поверить в себя.
— Из клиники звонили, — опустошенно ответил мужчина, повесив голову, и сердце девушки оборвалось.
Никто не знал, кроме нее. Именно Тамара заметила, как начальник, бледнея, хватается за грудь, именно она уговорила Виктора записаться на обследование и скрывала его местонахождение от Зои. Корягин не хотел волновать жену раньше времени, и девушке пришлось согласиться на условия руководителя, ведь в противном случае Семеныч отказывался идти к врачу. Вот почему сама Тамара боялась, что видения накроют ее в присутствии начальника. У того своих проблем по горло, чтобы еще с ее неприятностями разбираться.
— Что сказали?
— На двадцать пятое. Какие-то дополнительные анализы.
— И? Зачем горячку пороть? — Девушка постаралась придать голосу максимум уверенности. — Еще ничего не ясно. Незачем так расстраиваться, — говорила она, вовсе не чувствуя того оптимизма, который пыталась продемонстрировать. — Все еще может быть хорошо!
Корягин одарил ее скептическим взглядом, но промолчал.
— Вот увидишь!
Проигнорировав последнее заявление помощницы, Семеныч отжал кнопку внутренней связи, которой уже с минуту подмигивал телефон.
— Да, Лана.
— Танишевский на двенадцать часов, — сообщила секретарь бодрым голосом.
— Хорошо. Пару минут и впускай. — Виктор устало взъерошил волосы, словно пытался вернуть себя в нужное русло. — Да, Лана. Кофе, пожалуйста, принеси.
— Хорошо, Виктор Семенович. — Девушка еще говорила, а Корягин уже отключил громкую связь и посмотрел на Тамару.
— Какие новости?
* * *
Домой Тамара возвращалась в отвратительном настроении — злая, уставшая, расстроенная, и даже прохлада летнего вечера не могла этого изменить. Вот что значит — день не удался! Как начинался, так и закончился — неприятностью.
Проведя с Корягиным несколько встреч, разобравшись с текучкой, накопившейся за два дня ее отсутствия, девушка уже под вечер вспомнила о злополучном отчете реставраторов, забытом на стуле у секретаря. Не желая сваливать на Семеныча еще и это, Тамара приказала Ланке молчать и отправилась разыскивать Риту. Вот только до разговора с сотрудницей дело не дошло. Второй раз за день девушка была захвачена в плен видениями, окунающими ее в грязь, оставляющими на душе поганую слякоть насилия, и просидела в подсобке несколько часов, где по счастливой случайности успела укрыться от посторонних глаз. Когда же она смогла добраться до стоянки под недовольное ворчание сторожа и постоянные извинения с ее стороны, "двенашка" уже скучала в гордом одиночестве, а солнце давно скрылось за горизонтом.
— Это ни в какие ворота не лезет! — пожаловалась девушка своему отражению в зеркале заднего вида, ожидая, пока красный сигнал светофора сменится на зеленый. — Два раза подряд! А дальше что? С утра до вечера?
