Когда я возвращаюсь домой, мама и мисс Уайт уже там. Мама уверяет меня, что всё хорошо, но я бросаю мрачный взгляд на мисс Уайт.
— Ой, да не будь такой угрюмой! — говорит мама. — Посмотри, что мне дал доктор Симпа.
Мама указывает в сторону офиса мисс Уайт. Я смущенно гляжу на неё, а из офиса кто-то выходит.
Не кто-то.
Что-то.
— Нет, — вздыхаю я.
— Новый андроид-медсестра! — мама сияет. Её прежний сломался несколько месяцев назад, я делала всё, чтобы отложить приобретение нового. Во время Войны Раскола андроиды сыграли важную роль в подавлении восстания и остановке насилия.
Теперь списанные андроиды дёшевы, и у всех есть хотя бы один. У нас есть андроид-уборщик и несколько работает в спа, но андроид-сиделка будет рядом с мамой круглые сутки, и я не смогу с ним не столкнуться.
Этот стоит за мамой. На нём обычная одежда, и единственная примета того, что он андроид, бирка на его груди: Эксплуатационные роботослужбы, программа Е-помощник.
— Буду звать её Рози, — гордо сказала мама.
— Он не нуждается в имени, — говорю я, хотя спорить бессмысленно. Мама всегда даёт имена андроидам, будто они люди.
Может поэтому я их не люблю. Они носят человеческую одежду на человеческой коже — не буквально — это лишь смесь высококачественной структурированной резины и силикона, и они вполне ухоженные.
Со спины все андроиды как люди. Они и говорят как люди, если игнорировать тот факт, что они никогда не скажут ничего стоящего: только выдают запрограммированные фразы и ответы. И действительно, когда ты смотришь в лицо андроиду, понимаешь, чего-то… не хватает.
Каждая разработка направлена на конструирование лица андроида как можно более идентичным человеческому. Но чем больше они пытаются увеличить сходство андроида с человеком, тем больше меня раздражают мелочи, напоминающие, что они не люди. Глаза — линзы. Мимика, за которую отвечает программа, а не собственная воля. Излишне ровная улыбка, скрывающая фарфоровые зубы.
Чем больше они очеловечивают андроида, тем больше напоминают мне о смерти.
Я видела смерть лишь однажды. Но на похоронах, когда я вглядывалась в отца, помню, как подумала, что хотя тело и похоже на папу, это не он, он ненастоящий. Нечто в гробу приняло его облик, но не заполучило жизнь.
Вот, что мне напоминают андроиды. Нечто с лицом, и с пустотой за ним.
— Я собиралась приказать Рози дать твоей маме грёз, — говорит мисс Уайт. — я уже запрограммировала её на использование аппарата.
Я жду маминого протеста — грёзы дорогие, а у нас такое новое предприятие, что она всегда настаивала, мы не можем позволить себе это — но мама только вздохнула.
— Отлично, — говорит она.
Моё сердце замирает. Должно быть, новости от доктора отвратительные.
Мисс Уайт поднимается, но я подлетаю к маме.
— Я сама — быстро говорю я.
Не хочу быть заменённой роботом.
Мисс Уайт идёт с нами до лифта, но когда мама заходит внутрь, берёт меня за локоть и придерживает.
— Что? — спрашиваю я.
Мисс Уайт наклоняется.
— Происходит полная ремиссия наноботов, — говорит она. — Они отключаются один за другим. И доктор Симпа подтвердил — твоей маме нельзя их больше принимать. У неё максимальное число, даже превышено.
Увидев моё лицо, она толкает меня в лифт.
— За это не волнуйся, — говорит она. — Мы что-нибудь придумаем.
Мама болтает, пока мы опускаемся, и я понимаю, почему у неё последнее время столь наигранная бодрость.
Она знает, что-то не так.
И старается уберечь меня от этого, чтобы я думала, что всё не так уж плохо. Я быстро прикрываю глаза, оцениваю свои силы. Когда я открываю их, на моём лице широкая улыбка. Если она хочет, чтобы я делала вид, что всё хорошо, я буду. Ради неё, я буду притворяться.
Глава 7
Мама глубоко дышит, когда мы доходим до палаты грёз, и она устраивается на плюшевых подушках стула. Она проводит пальцами по подлокотнику, отслеживая рисунок на ткани.
Я опускаю колпак над ее головой — большой, полукруглый шлем, который будет излучать звуковые вспышки, которые она не почувствует и не услышит, но это вызовет воспоминания в ее голове. Мама вздрагивает, когда я прижимаю прохладные электроды к ее лбу.
Прежде чем сделать что-то еще, я подключаю мамин наруч к креслу грёз, проверка ее состояние здоровья. Мне приходится подавить вздох удивления — я никогда не видела ее показатели такими плохими. Опасно низкое кровяное давление и учащенное сердцебиение, низкое содержание кислорода, авитаминоз, постоянный диализ насосов… как она скрывала, как она скрывала от меня так долго, что всё настолько плохо?
— Элла? — Спрашивает мама, когда замечает, что я замерла, мои глаза прикованы к ее показателям.
На моём лице появляется тень улыбки.
— Готова? — спрашиваю я.
Мама кивает, и я возвращаю свое внимание к нейростимулятору и настраиваю диски, установив низкий, постоянный уровень электрического тока в ее мозгу. Мгновенно мама погружается в сон.
Я использую этот момент, чтобы посмотреть на маму, и пытаюсь запечатлеть ее образ в памяти. Этот образ. Линии на ее лице разгладились, и легкая улыбка подернула уголки ее рта. Она выглядит теперь умиротворенной. Как будто она даже вообще не болела.
Мои пальцы скользят по элементам управления в комнате. Каждая вещь, от автоматически тускнеющего света до самого кресла грёз, было разработано мамой. Люди предполагали, что грёзы возможны, но именно мама была той, кто создал систему. Это мама та, кто изменил вместе с ними мир.
Грёзы — это состояние контролируемого вызова ясной памяти. Находясь в кресле грёз, вы переживаете воспоминания — лучшие воспоминания о времени, когда вы были самыми счастливыми — будто это снова происходит с вами.
Теоретически грёзы просты — доза специально разработанного лекарства в сочетании с постоянным током, поступающим в мозг, образуют яркие видения, основанные на произошедших ранее воспоминаниях.
Грёзы позволяют вам погрузиться в собственный разум. Мисс Уайт работает на правительство, поэтому она может финансировать мамины исследования, а она проводит эксперименты с учёными и исследователями, используя грёзы, чтобы полностью сконцентрироваться на формуле или проблеме, которую им нужно решить.
Это почти всегда срабатывает: Грёзы открывают ваш разум таким образом, что всё внутри сосредотачивается лишь на определённой мысли.
Но мама изобрела грёзы не для науки. Она создала их для себя, по одной причине.
В грёзах, она снова может увидеть папу. До того, как ей стало плохо.
Я выскальзываю из палаты грёз, следя за показателями здоровья мамы. Я знаю по опыту, что мама будет грезить о папе, переживая день с ним. Это будет казаться реальным для нее, таким же реальным, как жизнь, и когда она проснется, возможно, она сможет удержать тот мир и счастье на некоторое время.
Когда я смотрю на мамины показатели здоровья, я вижу все улучшения — ее напряжение, кровяное давление, сердцебиение, все они улучшаются с каждой секундой. Нет никакой науки в том, что счастливые люди более здоровые. Это не постоянно средство, но, по крайней мере, эффект обычно длится пару дней.
Красные вспышки по всей панели управления. Я наклоняюсь, осматривая ее. Ее сканирование мозга высвечивает диаграмму — ее грёзы не работают — и в то время, как я снова смотрю на показатели здоровья мамы, каждый из них возваращается в прежнее состояние.
Я возвращаюсь назад в палату грез как раз, когда мама открывает глаза часто моргая. Я не могу рассказать ей того, как грёзы исчезают, вначале мама чувствует страх и панику, но в любом случае, сначала ее глаза расширяются, а затем внезапно сужаются. Ее руки и ноги дергаются, как будто она напряженно пыталась встать.
— Что произошло? — спрашивает она, глядя на меня. Её глаза пусты — доза грёз всё ещё в её организме. Вот только это не действует.
