Я молча повернулась и вышла из гостиной, по-прежнему прижимая к себе судорожно всхлипывающего ребенка. Шах и мат. Ребенка я не брошу, будь он мне трижды пасынком. Интересно: граф и в самом деле не испытывает никаких чувств к малышу?! Но почему? Ведь, насколько я знаю — первую супругу он безумно любил, так что же отвернуло его сердце от ребенка? Слухи ходили разные… Насколько мне помнится, кузина рассказывала, что её подруги говорили, будто леди Эстэль сбежала с кем-то из близких родственников графа. Брак был расторгнут заочно. Значит, вполне логично предположить — граф не верит в родство с сыном. Бедный малыш! Ему и так несладко, а тут еще и такая воспитательница. Встречались мне мегеры, но эта…
Иеремей — судя по всему, он исполнял обязанности дворецкого, быстро поднимался вслед за мадам куда-то на третий этаж. Я с малышом на руках шла следом — надо же посмотреть, где и как живет ребенок. Граф говорил, что виконту пятый год, а весу в нем как в двухлетке, и косточки просвечивают. Кажется, мы пришли… И почему я не удивляюсь? Большая, скудно обставленная комната со слишком большой для ребенка кроватью. Игрушек так мало, что все они уместились на узкой полке.
— Иеремей! — окликнула я дворецкого. — Вы не могли бы прислать сюда няню мальчика?
— У его сиятельства нет няни, ваше сиятельство, — склонил голову в поклоне Иеремей — Всем занималась мадам Генриетта. Но я могу прислать к вам горничную Литу.
— Хорошо. И пусть захватит исцеляющую мазь. Ребенку нужно принять ванну и обработать синяки и ушибы. И прикажите подать сюда ужин для него и для меня. Пока ждала горничную, осторожно раздела ребенка, и… Поторопился граф уволить эту… эту… У мальчишки не только попа была в свежих и старых синяках. Тонюсенькие ножки и ручки, все тельце было покрыто россыпью желтых, зеленоватых, фиолетовых пятен.
— Лекаря! — рявкнула я, еда увидела распахивающуюся дверь. — Немедленно!
— Но у нас в имении нет лекаря, — попыталась возразить горничная.
— Значит, немедленно пошлите за ним туда, где он есть!
Горничная стрелой вылетела из комнаты. Вскоре пришел и лекарь, и мой, так сказать, супруг, и его приятели. Тот самый Рокси, едва взглянув на ребенка, которого бережно осматривал старенький лекарь, выскочил за двери. Еще двое метнулись следом. Граф смотрел растерянно и непонимающе.
— Мда, ваше сиятельство, — протянул лекарь, закончив осмотр малыша. — Это кто ж так постарался-то, а? Его же на протяжении не одного месяца избивали. И, похоже, морили голодом. Как же вы допустили-то?
— Теперь — не будут, — тихо сказала я, все так же бережно удерживая на руках ребенка. — Теперь морить голодом и избивать будут других.
И я пристально посмотрела на мужа. Тот явственно содрогнулся.
— Господин лекарь, что нам нужно предпринять, чтобы восстановить здоровье ребенка? У него нет заболеваний, угрожающих жизни? — вновь обратилась я к лекарю. Тот пожал плечами, убирая в сумку инструменты.
— Госпожа… э-э-э…
— Это моя жена, Франтишек, — встрял граф. Лекарь благодарно кивнул ему, и вновь обратился ко мне:
— Ваше сиятельство, госпожа графиня, на первый взгляд, ребенок здоров, но понаблюдать стоит. Да и кормить с осторожностью. По всей видимости, ему давали мало еды, и не вся она была пригодна в пищу ребенку его возраста. Вы имеете понятие, как кормят детей?
Я лишь кивнула. Понятие я имела. Мой младший брат родился слабым, требовал повышенного внимания, и мне, как самой старшей из детей, приходилось помогать матушке с уходом.
— А пока искупайте его, обработайте исцеляющей мазью, и напоите отваром шерстоцвета. Я пока побуду в вашем имении, тут требуется мое лекарское искусство, — закончил разговор господин Франтишек. Я лишь благодарно кивнула, мельком отмечая и невысокий рост, и округлый животик, и встрепанные полуседые волосы. Все остальное прошло мимо моего внимания. Ничего, у меня еще будет время познакомиться с лекарем, а пока все мое внимание принадлежит ребенку. Мальчик, оставленный в покое, лежал на продавленном диване, все еще раздетый догола, свернувшись в судорожный клубочек, пряча себя от взглядов посторонних. Присела рядом, бережно погладила по серым волосам. Укрыла сдернутым с кровати покрывалом.
— Ваше сиятельство, — обратилась к мужу. — Вы идите — я сама займусь ребенком. Идите, у вас гости… А мы сейчас займемся ванной, лечением… Это не слишком приятное зрелище. И ваше присутствие пугает малыша.
— А вас это не пугает? — как-то саркастично вопросил граф. — В любом случае, это дело слуг. Думаю, они справятся с четырехлетним мальчишкой, у которого плохой характер.
— Плохой характер и дурное воспитание — это у вас, граф, — ровно ответила я, поглаживая малыша, — А ребенку не хватает любви, нежности и ласки. Впрочем, кому я об этом рассказываю! Идите, ваше сиятельство, не заставляйте ваших друзей страдать от засухи.
Граф некоторое время сверлил меня взглядом, но мне уже было все равно. Я такому давно не поддавалась, еще со времен пансиона. Да, была в моей жизни такая страничка. Пансион для девочек из незнатных, но достаточно богатых семейств. Бабушка настояла, сказав, что там я научусь тому, что мне пригодится в жизни. Наверное, она была права: я многому научилась именно там. Самое главное, я научилась выдержке, умению молчать, хранить свои и чужие тайны, не верить сплетням и доверять только себе. А еще нас учили, как вести хозяйство, рукоделию, и всему тому, что положено знать будущей жене и матери. У меня был красный выпускной лист. Отец оправил его в узорную рамку и повесил на стене в моей комнате. Кажется, там он и остался.
Наконец его сиятельство соблаговолил оставить нас в покое. Лита, до сих пор жавшаяся в сторонке, тут же подошла ко мне, шепотом сообщив, что ванна готова. Я подняла ребенка и пошла за ней, уповая на то, что больше никто не будет лезть мне под руку.
Потом, спустя довольно длительное время, мы уложили отмытого и накормленного ребенка в перестеленную кровать — для этого мне пришлось приказать выкинуть всё, что на кровати лежало. Вместе с кроватью — не люблю клопов. Лита металась угорелой кошкой, подключив к процессу еще двух слуг — мужчин. Дворецкий Иеремей, одобрительно что-то бормоча, велел доставить из какого-то чулана вполне приличную детскую кроватку — как раз по росту ребенка. Нашелся и новый матрац, и подушки. И постельное белье, и одеяло. Я приказала принести в комнату ребенка свой нераспакованный баул с вещами, и добыла оттуда большого пушистого медведя. Я купила его за неделю до сватовства графа. Просто захотелось- уж не знаю, почему. О ребенке я и не думала в тот день, когда с младшими сестрами вышла прогуляться по модным лавкам. Увидела витрину лавки, где торговали игрушками, не удержалась. А войдя внутрь — наткнулась взглядом на пушистое желто — коричневое чудо со стеклянными черными глазками и розовым фетровым язычком. Видно, в кои-то веки предвиденье сработало. Пригодился медведь. Артур обхватил игрушку ручонкой, прижался к ней, и через минуту уже крепко спал.
— Лита, постели мне здесь, на этом диване, — устало сказала я, опускаясь в кресло. — Надеюсь, в нем нет клопов. Но в любом случае, одну ночь я как-нибудь переживу. И принеси мне стакан теплого молока с медом.
Лита странно на меня посмотрела, однако возражать не осмелилась. И правильно. В «свои» комнаты я сегодня не пойду. Нет у меня желания еще и с пьяным супругом отношения выяснять. А что он пьян — я знаю точно, потому как даже сюда, на третий этаж, доносятся пьяные голоса веселящихся мужчин.
— И да — ты тоже сегодня ночуешь здесь, — добавила я, когда девушка вернулась со свежим бельем подмышкой, и стаканом теплого молока. — Выбирай себе любой из оставшихся диванчиков. И давай уже спать. Только закроем двери на засов и пододвинем комод.
— Но… — растерянно уставилась на меня девушка, — Ваше сиятельство, зачем вам это?!
Я вздохнула. Не люблю объяснять, но придется.
— Лита, ты слышишь — как изволит веселиться его сиятельство?
Девушка кивнула, зябко передернув плечами.
