И что теперь? А теперь его ребенок полностью изменился. Он даже представить себе не мог, как трудно ей приходится и сколько боли она скрывает сейчас за маской полного безразличия. Лучше бы она плакала! Нет, нет, отец сказал, что плакать ей нельзя.
Взяв руку дочери, Уоррен осторожно погладил теплые пальцы. Ерра все еще «смотрела» в его сторону.
– Что-то не так? – спросила она, едва заметно наклонив голову набок.
И Уоррен облегченно выдохнул.
Этот жест! Ерра всегда так делала, когда была чем-то сильно озадачена или смущена.
Улыбнувшись, он встал и наклонился.
– Все в порядке, – произнес он и оставил поцелуй на макушке дочери.
Его все еще болевшее сердце расслабилось. Пусть печаль так и не ушла из его глаз, но что-то невидимое и давящее отпустило. Уоррен и сам не понял, что именно его так угнетало. Впрочем, вскоре он выбросил эти мысли из головы. Он постарается сделать все, чтобы его дочь была счастлива.
– Ты закончил? – спросил Иагон. Все это время он молчаливо наблюдал за взаимодействием отца и дочери. – Давьерра голодна.
– Я принесу, – тут же откликнулся Уоррен. Встав, он вышел из комнаты и направился на кухню. Вряд ли там было что-то съестное, все-таки Асалия сейчас находилась не в том состоянии, чтобы готовить, но он надеялся что-нибудь отыскать.
Привыкать пришлось долго. Поначалу Вере казалось, что жить во внезапной темноте легко, но жизнь показала, насколько наивной она была. Простые раньше действия сейчас вызывали у нее трудности. Она не могла сама пойти куда хотела. Оказалось, ориентироваться в пространстве, когда ничего не видишь, очень сложно.
Она постоянно натыкалась на различные предметы, спотыкалась, а иной раз вообще терялась, не понимая, в какую сторону двигаться. Когда перед глазами абсолютная тьма, иногда очень сложно сделать шаг вперед. Кажется, будто впереди бездна, которая только и ждет, чтобы поглотить тебя.
В это время с ней постоянно кто-то находился. Чаще всего либо дед, либо отец. Мать Давьерры продолжала плакать. Несмотря на все уговоры, она просто не могла видеть свою девочку такой. Ее сердце кровоточило и болело. Асалия готова была отдать свою жизнь, лишь бы ее ребенок мог снова видеть. К сожалению, никто не пришел предложить ей такую сделку.
Мужчины семьи Меир старались не показывать своих эмоций. Иагон строго запретил доводить Давьерру до слез. Соленая влага все еще была вредна ее глазам и коже.
Иногда, наблюдая за тем, как Давьерра исследует свою комнату, будто заново с ней знакомясь, Иагон удивлялся. Несмотря на то что в ней так и не проснулся дар алхимика, он всё равно горячо любил внучку, но любовь не делала его слепцом. Он прекрасно видел все недостатки этого ребенка. Давьерра была, на его взгляд, слишком мягкой, и за этой мягкостью скрывалось ранимое сердце. Иагон знал, что в мире слишком много тех, кто в будущем не упустит возможности вонзить в это сердце когти.
Однако стоило Давьерре ослепнуть, как вся прежняя мягкость исчезла. Она не плакала, а ведь повод был более чем серьезный. Раньше она могла разрыдаться из-за незначительного, на взгляд Иагона, пустяка. А сейчас, прикасаясь к различным предметам, она выглядела серьезной и сосредоточенной.
Иагон внезапно осознал, что внучка напоминает ему воина, перед которым стоит трудная, почти невыполнимая задача. И, глядя на этого воина, начинаешь поневоле верить, что все получится и нет ничего страшного в происходящем.
Если бы не некоторые принадлежащие Давьерре движения и привычки, Иагон мог бы подумать, что внучку подменили. В конечном итоге он пришел к выводу, что внезапная слепота стала для Давьерры слишком большим потрясением, из-за чего она невольно изменилась. Если бы не причина изменений, Иагон даже порадовался бы этим переменам.
В тот день с Давьеррой сидел Иагон. Она снова исследовала комнату, пытаясь запомнить расположение предметов. С того момента, как глаза Давьерры перестали видеть, из помещения были вынесены всевозможные мелочи, которые могли в будущем помешать передвижению.
Иагон не мешал, только останавливал, когда перед ней возникало препятствие, которое могло навредить ей.
Дойдя до кровати, Вера осторожно села. Она решила, что пришло время обсудить с Иагоном кое-что важное. Небесная канцелярия послала ее за год до гибели семьи Меир. Через год Иагона убьют в горах, скормив его останки демоническому зверю. Получается, что ей самой сейчас всего пятнадцать лет. Вернее, не ей, а телу, которое отныне принадлежит ей.
– Деда, – начала Вера. За последнее время она немного привыкла обращаться по-домашнему к этому человеку. К тому же по ночам к ней приходили воспоминания Давьерры. Теперь она знала, как выглядели люди вокруг нее. – Я бы хотела поговорить с тобой о чем-то важном.
– О чем? – заинтересовался Иагон. Давьерра сидела с идеально прямой спиной, напряженно «глядя» примерно в его сторону. Стоило ему заговорить, как ее голова повернулась еще немного. Кажется, с каждым днем ее восприятие и слух становятся все лучше и лучше.
– Я знаю, что некоторых девушек сговаривают заранее, – сказав это, Давьерра остановилась, а потом, явно смутившись, опустила голову. Иагон удивился. Он ожидал услышать что угодно, но не это. Почему она вообще решила с ним поговорить на эту тему? Спустя мгновение Давьерра подняла голову, снова направляя на него белый взгляд. – Я никогда раньше не спрашивала об этом, но сейчас, когда со мной случилось такое, мне бы хотелось знать: обещана ли я кому-нибудь?
– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовался Иагон. Он выпрямился, смотря на внучку с большим интересом.
– Просто ответь, – попросила она.
Пару минут Иагон молчал. В этот момент в его голове пронеслось множество мыслей.
– Да, – ответил он после некоторых размышлений.
Давьерра выдохнула, словно все это время была напряжена.
– Деда, я хочу, чтобы ты все отменил.
Сказав это, Вера застыла изваянием. После того как она лишилась зрения, ее остальные чувства начали быстро прогрессировать. Она никогда не думала, что ее слух настолько хорош. Раньше ей не было нужды прислушиваться к малейшему шумовому фону, сейчас она старалась уловить как можно больше звуков, а потом идентифицировать их.
Например, сейчас, внимательно прислушиваясь к деду, Вера сразу уловила, что его дыхание изменилось. Его явно взволновали ее слова. Даже если она не видела его, то все еще могла представить выражение лица.
Кроме звука было еще кое-что. Пока она не могла точно описать свои ощущения, но с потерей зрения к ней пришло что-то вроде чувства присутствия. Она с некоторым удивлением поняла, что от человека всегда исходят какие-то не совсем ей пока понятные колебания. И она начала улавливать их. Даже если сама не хотела.
Например, когда к ней в комнату входила мать Давьерры, помещение словно наполнялось горем и жалостью. Такую атмосферу сложно было игнорировать. Вера, сама того не желая, будто резонировала с ней.
И чем дальше, тем обостренней становились эти ощущения. Она с некоторым интересом следила за этими изменениями, понимая, что в будущем они помогут ей в общении с людьми. Ведь благодаря этому чувству присутствия она сможет безошибочно угадывать истинные чувства собеседника. Впрочем, после некоторого анализа Вера решила, что стоит относиться к этому с осторожностью. Кто знает, какие таланты могут скрываться в людях. Вдруг кто-то все-таки будет способен обмануть ее чувствительность к чужим чувствам и эмоциям.
– Так и будешь молчать? – спросил Иагон, смотря на притихшую внучку.
Вера удивилась. Разве она не сказала все, что хотела? Что Иагон еще хочет услышать от нее? Обоснования просьбы? Наклонив голову вбок, она начала пояснять:
– Я хочу, чтобы человек, который возьмет меня в жены, сделал это осмысленно, понимая, что его ждет длинная жизнь в обществе слепой.
– Когда помолвка была заключена, тебе было всего несколько месяцев. Его отец согласился. Ему неважно было, какой ты вырастешь, – произнес Иагон.
