Няня для главы сыскной полиции (СИ) - Маш Диана

Пока я бежала, не разбирая дороги, не смотря по сторонам и боясь сбавить темп, сама не заметила, как очутилась в каком-то пустынном дворе.

Пытаясь отдышаться, я затормозила и согнулась пополам. Это и стало моей критической ошибкой.

Разгоряченное после бега тело тут же пронзило холодом и меня начало колотить. Хорошо так. Душевно. Аж зуб на зуб не попадал.

Зато затупились почти все чувства. Включая те, что отвечали за адекватное восприятие действительности. Проще говоря — мне стало плевать на тот абсурд, в который я угодила. На первое место вышел инстинкт выживания.

Вдобавок к прочим несчастьям, от голода свело желудок. Из-за жесткой диеты я уже неделю нормально не ела, а сегодняшний стресс срочно требовалось чем-нибудь зажевать.

Тут я и учуяла сквозь запах навоза и сырости, пряный аромат корицы. Где-то совсем рядом находилась кондитерская или пекарня. А значит, мне туда.

Пошатываясь, я прошла между домами. Ориентируясь на шум, свернула за угол и очутилась в эпицентре столпотворения.

По кругу расчищенной площади были установлены похожие на избушки деревянные прилавки, буквально ломившиеся от избытка товаров: одежды, сладостей, игрушек, горячей пищи, домашней утвари. Покупатели, весело перекрикивая друг друга, торговались с продавцами. Дети катались с горки. Молодежь — на санях. Остальные окружали палатки, где шло кукольное представление и мини-спектакли.

На рынок данное место мало походило. Скорее на ярмарку. Но, по сравнению с теми, где мне случалось бывать, эта — намного масштабнее и веселее. Я бы, наверное, даже прониклась атмосферой… если бы не холод и периодически выводящий совсем не звонкие трели желудок.

Денег нет. Значит либо идти побираться, либо вспомнить нищее детдомовское детство и попробовать что-нибудь скоммуниздить.

Первый вариант долгий и сложный. К тому же я не знаю, как здесь относятся к просящим милостыню — одаривают монеткой или под белы ручки и в тюрьму. А значит…

Найдя глазами самый оживленный прилавок, где высокий бородатый мужчина в черном полушубке торговал плавающими в мутной воде яблоками, я двинулась к нему. Покрутилась, повертелась за спинами покупателей, затем дождалась, когда они отвлекут продавца своими вопросами, и сунула руку в бочку.

Схватить мягкое, моченое яблоко у меня получилось, а вот спрятать его в складках юбки — уже нет.

Мужик попался уж больно расторопный. Резко сцапал меня за локоть, вырвал добычу, бросил ее обратно в бочку, а меня толкнул.

Поскользнувшись на льду, я упала и охнула, больно ударившись коленом.

— Вот мерзавка, воровать у меня вздумала! Руки об тебя пачкать не хочу, а то бы по щам надавал. А ну подымайся, сейчас служивых кликну. Пущай сами с тобой разбираются! — он замахнулся, явно собираясь приложить меня тяжелой ладонью по голове.

Пытаясь защититься, я вытянула перед собой руки, и тут мой взгляд впервые зацепился за их внешний вид.

Куда делся мой свежий европейский маникюр за десять кусков? Что это за грязь под ногтями? И почему кожа так шелушится?

Это стало последней каплей.

Из глаз бурным потоком хлынули слезы, участилось дыхание, бросило в дрожь и в груди закололо. Знакомые симптомы. Кажется, меня второй раз в жизни накрыло панической атакой.

— Ах ты упырь! Сволота! Чего злой как вурдалак? На девочку накинулся, — бросилась на мою защиту седовласая старушка. — А ты не плачь, болезная. Голодная, небось? Айда, бабка Глаша тебя досыта накормит.

С этими словами, она помогла мне подняться. Утерла грязным передником мне лицо. Пригрозила кулаком бородатому мужику, что продолжал осыпать меня проклятиями, и повела к прилавку, рядом с которым кипел на костре огромный чан.

— Хватит слезы лить. Петро только пугать любит. Сам бы тебя и пальцем не тронул, — старушка завела меня через заднюю дверь в деревянное строение, где усадила на лавку и всучила полную до краев деревянную миску. — Хлебай. Да смотри, не пролей.

3.3

От горячей похлебки валил стойкий мясной аромат. Он щекотал ноздри и дразнил желудок, который это самое мясо уже два года в глаза не видел.

Вот как ударилась в веганство, так и завязала с животной пищей. Жалела коров, боролась в своем блоге за права свиней. А сейчас чувствовала, как рот наполняется слюной, и никакого стыда или отвращения.

За неимением ложки, я поднесла край миски к губам и начала пить, словно чай. Щурясь от восторга, когда попадались твердые комочки и по внутренностям растеклось блаженное тепло, согревающее каждую косточку в теле.

— Красивая ты девка, но какая-то бледная. Худющая. Платье мешком висит, — наблюдая за мной, покачала головой старушка.

— Простите, бабушка, я совсем не в ресурсе.

— Ась? — нахмурилась она и поднесла ладонь к уху. Я махнула рукой и продолжила наслаждаться похлебкой. — Вот и правильно. Ешь, милая.

— Спасибо, очень вкусно, — улыбнулась я ей.

Опустошив миску, я вернула ее хозяйке, а сама поднялась и застыла, не зная, что делать. В этой мини-избушке, несмотря на открытое окно, за которым начинался прилавок, было довольно тепло. А снаружи меня снова ждали холод, голод и неизвестность…

Верно уловив охватившее меня замешательство, бабка Глаша схватила меня за руку и вновь усадила на лавку.

— Откуда ж ты такая непутевая будешь?

— Даже если я вам скажу, вы не поверите, — грустно вздохнула я, опуская голову.

Рассказать хотелось. Поплакаться. Переложить свои проблемы на чужие плечи и просто уснуть. А когда проснусь в своем доме и собственной постели, узнать, что все сегодняшние события оказались страшным кошмаром. Или приходом от випассаны.

— А ты попробуй. Я много дивного за свою жизнь повидала. Меня мало чем удивить можно.

— Кажется, я у вас тут… из будущего.

Судя по вытянувшемуся лицу, старушка ожидала чего-то менее сверхъестественного. Вроде рассказа о сбежавшей от тирана невесте, или освободившейся из плена рабыне. Но довольно быстро взяла себя в руки и покачала головой.

— Не слабо тебя челом приложило, болезная, — она погладила меня по плечу, но осторожно. Как гладят незнакомую собаку, опасаясь, что та цапнет. — Как звать то тебя?

— Маша, — не сдержавшись, всхлипнула я.

— Эх, Маша, Маша… растеряша. Будем знакомы, что ли? Зови меня Глафирия Петровна. Родня-то у тебя есть? Или вся там… в будущем твоем осталась?

Последнюю фразу она произнесла насмешливо, не пряча от меня улыбку.

— Нет у меня родни, — отвернулась я к окну. — Ни в будущем, ни здесь. Я в аварию на машине попала. Очнулась сегодня утром в каком-то нищем клоповнике. А потом появилась рыжая тетка с бородавкой на носу. Сказала, что она моя мачеха. Избивать принялась, велела на работу идти и кричала, чтобы без денег не возвращалась. А я не знаю, что за работа. Куда идти и что делать… Я даже как в ее квартиру вернуться не помню.

Пришел черед Глафирии Петровны тяжело вздыхать и изумленно хлопать глазами. Но надо отдать старушке должное, справляться с эмоциями она умела.

— Дык, ты вроде не дитё совсем. Говоришь по-столичному, грамотно. Работу мы тебе быстро сыщем. Умеешь чего?

Я задумалась.

А действительно, что я умею?

Уйдя из приюта во взрослую жизнь, и получив от государства квартиру, я еще думала о том, чтобы найти работу. Видела себя репетитором по химии. Ведь со школы обожала этот предмет. А потом познакомилась со Славиком, увязла в тусовках, светской жизни. Начала вести блог, марафоны. Жила в моменте, гребя деньги лопатой и не задумываясь о будущем…

— Я — гуру, — наконец произнесла я, наблюдая за катящимися с горы детьми, что весело смеялись, толкая друг друга.

— Кура? — удивленно переспросила Глафирия Петровна.

— Гуру. Коуч-мотиватор. Учу людей жить в гармонии с собой и вселенной.

Старушка долго молчала, разглядывая меня со всех сторон. Затем пробормотала что-то похожее на «нездешняя что ли?», и, наконец, махнула рукой.

— Нет у меня тут гармони. Поможешь пока похлебку покупателям разносить. Там посмотрим. Выручкой не обижу. А вот кровом обеспечить не смогу. Сама у дочки на кухоньке ютюсь на птичьих правах. Муж у нее помер, остались семеро по лавкам.