Минни вздрогнула, вспомнив ночные фантазии: чьи-то крепкие мужские руки ласкали её, но лица было не разобрать. Тёплое дыхание на коже, нежные касания…
Ноги ослабели, внизу живота словно затянулся узел. Ей хотелось упасть на пол. Он был таким манящим. Холодным. И плевать, что тогда она окажется у ног хозяина. Лениво проплыла мысль: «он ведь этого и добивается… Просто сменил тактику, чтобы жертва упала прямо в руки, как созревшее яблоко… и тогда ты сама сдашься…»
Точно уловив перемену в настроении девушки, Драко ухмыльнулся и провёл по её губе большим пальцем. Он медленно потянул платье на себя, открывая её грудь.
Но тут снова настойчиво зазвенел колокольчик, на этот раз большой. Минни очнулась от наваждения и бросилась в сторону. Зовёт хозяин Люциус, но не станешь же по поместью бегать голышом. Девушка сцепила зубы и вывернула платье на правую сторону — ей казалось, что всё происходит медленно, чертовски медленно! — и натянула его на себя, вынужденно демонстрируя обнажённую грудь. Оно как назло застряло на бёдрах, и пока Минни спешно одёргивала ткань, Драко сдавил её в объятьях так, что она только охнула.
— Дразнишь меня, грязнокровка? — прошипел он. Серые глаза были так близко, что она разглядела своё отражение в его зрачках. — Сегодня я покажу тебе, чем это чревато!
Он ослабил хватку, и Минни кинулась прочь, сжав в кулаке бюстгальтер. На колокольчике появилась надпись, что мистер Люциус у себя в кабинете.
* * *
Робко постучавшись и услышав недовольное «да», она вошла, спрятав бюстгальтер за спиной. В кабинете было сумрачно и дымно, золотистые шторы задёрнуты, повсюду царил горьковатый смолистый аромат. Мистер Люциус сидел в широком кресле вполоборота к ней и смотрел, как огонь пожирает дрова в камине.
Минни сделала заученный книксен:
— Вы звали меня, сэр?
— Что тебя так задержало?
— Простите, сэр… я гладила бельё в прачечной.
«А ещё ваш сын, чёрт бы его побрал, меня лапал!»
Она смотрела, как оранжевые отблески огня румянили бледное мужское лицо, как тени углубляли морщины на лбу и в уголках глаз. Строгий костюм немного измялся от неудобной позы, воротник белой рубашки наполовину расстёгнут, шёлковый галстук торчал из кармана.
«Какая всё-таки разница между сыном и отцом: один вспыльчив, а другой спокоен и невозмутим».
Мужчина поднялся, сбросил пиджак и рубашку на подлокотник кресла и уселся повыше, держа спину прямо.
— Приступай, Минни. Крем на столе.
Горничная взяла маленькую баночку и подошла ближе, окидывая быстрым взглядом его обнажённый торс и редкие золотистые волосы на груди. Встав позади, она положила скомканный лифчик на спинку кресла и провела по плечам хозяина, будто примериваясь, затем аккуратно скрутила его длинные волосы в жгут и перебросила вперёд. Минни открыла крышку и растёрла крем между пальцами. Вкусно запахло ромашкой, мёдом и шиповником. Девушка втянула носом приятный аромат и принялась разогревать затёкшие мышцы мужчины, растирая до красноты кожу, так, что Люциус поморщился.
— Поласковей! Не бельё стираешь.
Горничная поняла, что всё ещё взвинчена словами Драко, и постаралась успокоиться. Она мягко массировала пальцами шею хозяина, легко постукивала по твёрдой спине и тут же разглаживала, но он почему-то не расслаблялся. Морщина всё так же перечёркивала его лоб, словно Люциус был сердит, а не просто чем-то недоволен. Его явно что-то беспокоило, эта глубокая складка появлялась редко, Минни изучила хозяина достаточно хорошо, чтобы понять это.
И тут её осенило.
«Да, точно! У отца иногда, особенно по осени, разыгрывалась ужасная мигрень, и я массировала ему виски, чтобы прогнать мучительную боль. Похоже, у Люциуса то же самое».
Окрылённая внезапным воспоминанием, она решила проверить свою догадку и осторожно коснулась лица хозяина, с его молчаливого разрешения нежно провела вдоль скул. Затем её пальцы опустились на линию подбородка и поднялись к вискам. Люциус постепенно расслаблялся в кресле, дышал глубже, медленнее, и Минни мысленно поздравила себя с победой, поглаживая ласковее, размереннее.
Отвлёкшись на массаж, она совсем позабыла, что перед ней взрослый полуобнажённый мужчина. Хозяин. Чистокровный волшебник. Пахнущий шиповником и кориандром. Злой колдун. В одних, чёрт возьми, брюках!
Распалённая собственными мыслями, которые пробудили слова Драко, девушка перегнулась через спинку кресла, чтобы увидеть лицо хозяина. Люциус, казалось, задремал: белые волосы раскрутились и рассыпались по плечам, лицо расслаблено, ресницы вздрагивают, рот приоткрылся. Сейчас он меньше всего походил на злого колдуна, каким обычно бывал. Минни задержала взгляд на его тонких изогнутых губах.
«Должно быть, когда он целует жену, прикусывает её верхнюю губу, потому что с такими узкими губами…»
И тут же мысленно выругала себя.
Это ведь просто массаж. Прямо как отцу. Откуда же такие «недочерние» мысли?
И тут Люциус резко открыл глаза, уставившись на горничную, низко склонившуюся над ним, словно внезапно проснувшийся хищник — на жертву, что подобралась к нему слишком близко. Девушка побледнела. Её и без того большие карие глаза стали просто огромными, губы задрожали. Она мигом отпрянула, едва успев схватить бюстгальтер и спрятать его за спиной.
«Теперь он меня убьёт. Да, точно убьёт», — подумала Минни и ляпнула:
— Простите, сэр, я просто хотела узнать, почему вон тот портрет на стене всегда пуст?
Люциус нахмурился, разом потеряв добрую половину своего очарования.
— Не твоего ума дело.
Он резко поднялся, расправил плечи и набросил рубашку. Бегло застёгивая пуговицы, маг привычно отдавал приказы.
— Сегодня будет приём в большом зале. Будешь прислуживать за столом. Иди… Пусть домовики подберут тебе что-нибудь не столь… ветхое.
Минни уже шмыгнула к двери, но его голос остановил её.
— Что это ты там прячешь?
«О, нет. Только не это».
— Ничего, сэр. Я…
Но Люциус уже шагнул к ней и взял руку, разжимая пальцы.
— Какая распущенность! Как ты смеешь ходить без белья?
Минни было так стыдно, что она не уловила в его голосе насмешку, только брезгливое осуждение.
— Я просто гладила бельё, сэр, — тихо пробормотала она. — А там, в прачечной, слишком жарко…
— Оденься немедленно!
— Хорошо, сэр, — горничная сделала очередной книксен и взялась за ручку двери.
— Сто-я-ать, Мин-ни, — протянул Люциус, явно наслаждаясь ситуацией.
Девушка обернулась, обречённо комкая в кулаке лифчик. Она уже чувствовала подвох, но ещё не понимала, где он кроется.
— Уж не думаешь ли ты, что я позволю тебе разгуливать по поместью без белья? — с напускной строгостью заметил хозяин. — Надевай его здесь. Да не медли.
Он снова сел в кресло и сложил пальцы домиком, будто предвкушая незабываемое зрелище.
«Это происходит не со мной, — подумала Минни. — Это всё сон, надо просто проснуться, проснуться…»
Она повернулась спиной к нему и лицом к двери, стаскивая платье и вознося молитвы Мерлину, чтобы никто не вошёл в кабинет именно сейчас. Это была бы просто катастрофа, может быть, всё вряд ли ограничится Круцио, возможно, её ещё и запрут в чулане без еды и воды.
Лифчик никак не желал застёгиваться. Минни нервно крутила руками за спиной и безуспешно царапала одним крючком о другой. Она уже хотела спустить его на талию, чтобы было удобнее, как вдруг тёплые пальцы коснулись её спины и ловко сцепили застёжки между собой. Девушка замерла, боясь вздохнуть. Мистер Люциус только что задержал руки на её спине дольше, чем следовало, или это ей просто кажется? И тут она услышала провокационный шёпот у самого уха:
— Нежнее, Минни, нежнее…
Горничная не помнила, как натянула многострадальное платье, как шагнула за порог в спасительную прохладу тёмного коридора. Ей казалось, она втянута в какую-то слишком хитрую игру, правила которой ей совершенно неизвестны.
Глава 3
На вечерний приём прибыли двенадцать человек. Кого-то Минни уже видела в поместье и раньше, кто-то был вовсе незнаком. Среди известных персон она узнала мистера Пия Толстоватого по чёрной эспаньолке, мистера Яксли — по длинной седой косе, мистера и миссис Паркинсон с дочерью, чету Гойлов с сыном и, разумеется, леди Беллатрису, явившуюся в багровом платье с жемчужным ожерельем. Мрачные женщины под длинными тёплыми мантиями обнаруживали вычурные платья викторианской эпохи с кринолинами и буфами, хмурые мужчины сбрасывали Минни на руки рединготы с беличьей опушкой, чтобы остаться в длиннополых сюртуках и шёлковых жилетах.
