Трепет, дрожь, предвкушение. Я чувствую слишком много всего. Но одно знаю точно: несмотря на волнение, стоит мне оказаться рядом с Фортунатом, и я забуду о переживаниях, равно как и о той тоске, что ощущала утром, сидя перед насыпью, усеянной цветами. Рядом с Фортунатом я не вспомню о ней. Почти.
И это самое главное.
Поэтому я отвечаю бабушке со всей уверенностью:
— Я выбрала, кому подарить душу.
ГЛАВА 2 (ГАБРИЭЛЛА). КРИК ВЫПИ
На рассвете я молюсь на берегу океана. Мне нравятся приглушённые крики птиц, плеск воды, золотистые отблески на пробуждающихся волнах, которые очень быстро превращаются в ярко-оранжевые, а затем, как только Солнце поднимается выше, в более нежные оттенки жёлтого.
Нона была права. После молитвы я возвращаюсь домой, чтобы переодеться в обычную одежду, отправляюсь на север Фрактала, где наблюдаю за животными, в обед иду перекусить, после чего провожу время с бабушкой или выполняю какое-нибудь поручение авгуров. Если есть настроение, я вновь сижу на берегу, любуясь закатом, и тогда мир превращается в сказочный, не такой яркий, как на рассвете, не пронзительно золотой, а скорее лилово-розовый.
Так проходит почти каждый мой день, и завтра жизнь наверняка войдёт в привычное русло. Но сегодня всё иначе.
Утром в Аметистовой аллее я ощущала грусть едва ли не осязаемо, а сейчас с большим трудом вспоминаю прошедшую тоску. Пальмовая роща залита полуденным Солнцем, вода насыщенного бирюзового цвета искрится в лучах и, кажется, веселее обычного плещется у берега. Моё тело обдувает ветерок, и я не против, если он прогонит из моей головы все мысли, как и муравьёв, которые так и норовят забраться по ногам.
Наблюдаю, как дети пытаются уместиться все вместе на небольшой возвышенности из утоптанного песка. Каждый старается удержаться сам и помочь соседу, однако получается не всегда ловко.
Одна девочка хватает мальчика за плечо за мгновение до того, как он, покачнувшись, едва не падает с возвышенности. Эти двое приходят в движение, в попытке удержать равновесие, ребятам на другой стороне места оказывается слишком мало, и парень с криком хлопает в ладоши, так и не поймав мальчишку помладше в момент, когда тот оступается и оказывается за пределами возвышенности.
Вся группа детей разочарованно вздыхает, пока наставник — парень немногим старше своих подопечных — интересуется, почему команда потеряла участника. До этого он почти не вмешивался в игру, впрочем, как всегда, но теперь ненавязчиво направляет детей, подсказывая, в чём они допустили оплошность, и напоминает правила следующей игры.
— Задача каждого — поддержать другого, а не устоять самому, — говорит наставник, и ветер доносит до меня его слова. — Хватит на сегодня пьедестала. Как насчёт поводырей?
Дети согласно кивают головами и возбуждённо обсуждают, кто в какую команду пойдёт. Пока они выясняют отношения, наставник замечает моё внимание, машет рукой, и я отвечаю тем же.
Он выкладывает камешками препятствия, и дети разбиваются на пары. В каждой один стоит впереди, а другой — на расстоянии вытянутой руки с закрытыми глазами. «Поводырь» начинает медленно двигаться, а «слепой» следует за ним, стараясь не потеряться. Игрокам приходится пройти по вымышленному мосту, проползти через пещеру, перепрыгнуть через речку, и при этом не столкнуться с другой парой.
Подсказывая и поддерживая друг друга, игроки преодолевают все препятствия. На втором круге траектория и скорость движения увеличиваются. Наставник, как и прежде, не вмешивается, но пристально следит за детьми, наблюдая, чтобы «поводырь» заботился о «слепом» и водил его между препятствиями аккуратно.
Глядя на то, с какой осторожностью дети выполняют свои задачи, я не могу не испытывать гордость. Она, как и поднимающийся ветер, касается моей спины уверенным движением и заставляет расправить плечи.
Помню, как и я играла в эти игры. Моим «поводырём» обычно была Нона, иногда Фортунат. А ещё мы любили «невидимки», «слушай хлопки» и «море волнуется». Хотя нет, в первой Фортунат всегда находил меня слишком быстро, а во второй, пока звучала музыка, Нона смешно танцевала, я смеялась и обычно пропускала момент, когда ведущий хлопал в ладоши и нужно было принять позу аиста или лягушки. Конечно, после этого я выбывала из игры.
Ветер усиливается, и дети уходят из Пальмовой рощи. Я запрокидываю голову, наслаждаясь потоком воздуха, любуюсь крупными листьями, которые напоминают веера, и шершавыми стволами пальм, похожими на чешуйки ящериц, а когда опускаю взгляд, то наблюдаю за голубями и воробьями, которые прилетели едва ли не к моим ногам. Они выбирают самые лучшие из семечек, разбросанных неподалёку. Рядом другие две голубки бегают по кругу, забавно перебирая лапками, как будто решили немного потренироваться прежде, чем пойти на обед.
Наконец я сама поднимаюсь и иду вдоль берега к ценакулу: между четырьмя стволами установлена кровля из пальмовых листьев, а под ней расположены плетённые из ротанга кресла и столы, ломящиеся от фруктов и овощей.
Обычно я ем раз в день в обед, как и большинство взрослых людей, но иногда позволяю себе, подобно детям, есть часто и понемногу. Хотя на нежные орехи пекан или сладко-кислый мангустин я, признаться, всегда смотрю с предвкушением. Что поделать: их я люблю так же, как холодную родниковую воду.
Но это всё — обычно. Сейчас же я начинаю терять спокойствие, которое почувствовала на берегу, и тревога постепенно возвращается, а вместе с ней пропадает аппетит. Мои руки и босые ноги непривычно мёрзнут, а когда меня замечают знакомые эдемы и мы здороваемся, я, застигнутая врасплох их внимательными взглядами и с трудом сдерживаемыми улыбками, смущённо поправляю невидимые складки на топе и шортах.
Возникает чувство, что весь Фрактал знает о том, на какую встречу я иду.
Возможно, я зря позволила бабушке убедить себя, будто и так выгляжу достойно. Всё-таки стоило одеться более нарядно…
Остановившись возле стола, я беру несколько долек уже почищенного кем-то мандарина, но проглатываю их с трудом, а когда подношу ко рту яблоко и чувствую обычно пленительный запах, мне становится совсем тошно, и я кладу фрукт обратно.
Вечером столы будут ломиться от изысканных блюд. Скорее всего, подадут даже экзотические фрукты, овощи приготовят сотней разных способов и соблазнительные запахи приправ будут витать в воздухе, заставляя животы недовольно урчать, а от разнообразия салатов вообще может рябить в глазах.
На обед приходят другие эдемы, хитрых улыбок и любопытных взглядов становится всё больше. Не выдержав, я торопливо покидаю ценакул и выхожу на берег океана. Отсюда хорошо видно другой берег небольшого залива, где красками взрываются цветущие сады. Восточнее простираются наши поля, за ними — бескрайние степи и холмы. Я была там лишь однажды, но хорошо помню, что там волшебно пахло ромашкой и лавандой. Правда, вспомнить сам запах не получается: его перебивает тонкий аромат абрикоса, растущего в садах.
Я почти не бываю в этой части Фрактала, и сейчас, ведомая чудесным запахом и яркими красками, с любопытством осматриваясь, приближаюсь к саду, приоткрываю калитку, но, сделав всего несколько шагов, замираю в нерешительности перед рядами яблонь, покрытых нежными румяными цветами, а следом — персиковых деревьев, пылающих насыщенными розовыми оттенками.
Огромный комплекс может показаться лабиринтом даже для эдема, который прожил во Фрактале всю жизнь с самого рождения, но только не для садовников, которые каждый день дарят земле и растениям свою любовь.
— Красиво, да?
Я оборачиваюсь на мелодичный голос.
Мелисса.
Её кожа чуть темнее, чем обычно у эдемов, ведь покрыта лёгким загаром. Зелёно-карие глаза смотрят с любопытством и добротой.
— Вновь цветут, — завороженно произношу я.
— Мы тоже умеем молиться. Не с такой любовью, как ты, но всё-таки, — девушка робко улыбается, и я отвечаю ей тем же. — Насыщаем себя солнечной энергией, а потом передаём её часть растениям, чтобы они лучше цвели и давали урожай так часто, как это необходимо.
