взял из моей руки стеклянную бабочку и вместо нее бросил мне на ладонь пять золотых монет.
5.
Золото.
Я моргнула, глядя на них, на мгновение потеряв дар речи. Я не была дурой — я знала, что была причина, по которой он так громко бросал монету мне в руку, почему он делал это, когда все смотрели на нас. Было дерзко, даже грубо с его стороны давать мне деньги, даже не ожидая молчаливого согласия Эсмариса, не говоря уже о таких деньгах. Многие вообще не любили, чтобы у их рабов были деньги, а еще больше не любили, чтобы эти деньги исходили от других мужчин. В обоих этих отношениях Эсмарис был довольно либерален, но пять золотых были за пределами лояльности по любым меркам.
Тысяча две.
Я не ожидала, что достигну такого числа этой ночью, или следующей ночью, или после. Мне повезло, если я ушла с одной из вечеринок Эсмариса с десятью серебряными монетами.
Тысяча две. Тысяча две.
— Спасибо, — выдавила я, забыв о кокетливости. Я сжала монеты в ладони, наслаждаясь их весом, и сунула их в маленькую шелковую сумочку на бедре. — Спасибо.
Мужчина улыбнулся и кивнул мне, не обращая внимания на то, что он только что сделал для меня.
Волнение и восторг кипели внутри меня. На мгновение я потерялась в этом. Затем снова раздался рев арфы, и я поняла, что чуть не промахнулась.
Мне хотелось прыгать вверх и вниз, кружиться и смеяться. Но у меня оставалось еще несколько часов выступления. Поэтому я снова начала считать.
1, 2, 3, 4…
Прежде чем отвернуться, я провела кончиками пальцев по щеке торговца, по его восхитительным густым кудрям. И я улыбалась, и улыбалась, и улыбалась. Пока я мчалась по мраморному полу, Серел поймал мой взгляд через всю комнату и склонил голову набок, задавая мне немой вопрос. В ответ я только ухмыльнулась. Возможно, он знал, что это значит.
Тысяча две.
Тысяча золотых была ценой моей свободы.
ГЛАВА ВТОРАЯ
— Одна тысяча. — Серел повторил число, которое крутилось в моих мыслях всю ночь, издав изумленный присвист. Он провел рукой по светлым волосам, отбрасывая их от лица. — Ты сделала это. Как тебе это удалось?
— Восемь лет, — пробормотала я. В основном себе, потому что часть меня все еще не могла в это поверить. — Восемь лет работы.
Я скрестила руки на животе, глядя в потолок. Серел и я лежали, распластавшись, на полу моей скромной спальни, измученные. Вечеринка продолжалась до раннего утра, и хотя Серел явно был готов уйти в свою комнату и залезть в постель, я потащила его в свою. Я должна была кому-то рассказать, и Серел был единственным, кому я достаточно доверяла.
Я не засну этой ночью, я уже знала. Я была так взволнована, что мои руки все еще дрожали сейчас, спустя несколько часов. Меня убило то, что я не могу сегодня вечером встретиться с Эсмарисом, вывалить эту кучу золота на его стол и уйти. Вероятно, пройдет еще день или два, прежде чем у него будет время договориться о личной встрече со мной.
— Он никогда не говорил мне, что я могу купить свою свободу, — проворчал Серел.
— Я спросила его.
— Конечно.
— Ну… потребовала, я полагаю.
— Конечно.
Я издала небольшой смешок. К тому времени Эсмарис владел мной примерно год, и я вспомнила, как почувствовал себя богатой, когда впервые выступил на одной из его вечеринок, где гости то тут, то там бросали мне несколько серебряных монет. В течение года я копила их, пока не накопила в общей сложности пятьдесят серебряных монет — половину одной золотой монеты. Для меня, маленькой девочки из деревни, которая в основном занималась торговлей, это была ошеломляющая сумма денег. Как только я получила свою пятидесятую монету, я подошла к Эсмарису, сунула ему в руки кучу монет и объявила, что выкупаю у него себя.
— Конечно, это хорошая цена, — сказал я ему, стараясь, чтобы это звучало гораздо увереннее, чем я себя чувствовала. К тому времени я уже поняла, что все в этой жизни должно быть спектаклем.
Мне повезло. Этот трюк, вероятно, заставил бы выпороть меня любого другого владельца. Теперь я оглядываюсь назад и сжимаюсь, потому что я даже не осознавала, как мне повезло — повезло, что Эсмарис всегда искренне любил меня. Тогда он посмотрел на меня сверху вниз, и уголки его рта дернулись в улыбке, хотя его темный взгляд оставался типично острым.
— Ты стоишь гораздо больше пятидесяти серебряников, Тисана, — сказал он.
— Значит, семьдесят пять, — возразила я, и он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
— Ты стоишь тысячу золотых, — наконец сказал он мне. — Это может быть ценой твоей свободы.
В то время я даже не могла себе представить такое богатство. Даже все эти годы спустя это все еще было борьбой — даже сейчас, когда она физически была в моем распоряжении.
С тех пор я внимательно наблюдала за работорговлей. Теперь я знала, что тысяча золотых на самом деле сильно переоценивала меня. Я видела, как настоящий Вальтейн, с безупречной кожей альбиноса и чисто-серебристыми волосами, шел за девятьсот. Как бы усердно я ни работала над своей магией или танцами, я все равно оставалась Фрагментированной. Этот один зеленый глаз и пятна золотой кожи значительно снижали мою ценность. Но я хотела свободы больше всего на свете, и если Эсмарис хотел за это тысячу, что ж, тогда мне просто нужно было сделать это.
И я сделала. Так или иначе, я сделала.
— Он был красив, — размышлял Серел. — Этот гость. Ты должна была найти его потом и поблагодарить. — Он поймал мой взгляд и усмехнулся, подмигивая.
Я усмехнулась.
— Это все было для шоу. Он интересовался тобой больше, чем мной.
— Правда? — Серел сел, потрясенный. — Почему ты не сказала мне раньше? Такого никогда не бывает.
— Ты же не хочешь впутываться в это.
— Хочу!
— Ладно. Мне жаль. Я был отвлечена. —
