Выпускаю пакеты из рук, щёлкаю замком, открываю дверь.
— Ну, привет, — выхожу на площадку, улыбаюсь.
— Я…
— Извиняться шла.
— Нет! То есть да… — торопливо ковыляет к себе, шагает через порог и берётся за ручку, готовая в любой момент исчезнуть за закрытой дверью. — Кор-р-роче… — рычит, злится. Явно на себя. — Извини, что нахамила. Сумки верни.
— Э-э, не! — меня снова несёт не туда. — Этого недостаточно.
— Да что ты говоришь?! — у неё глаза блестят злостью. — На что-то большее рассчитывал, дядя? — дерзит и дрожит.
Дядя… вообще-то — да, рассчитывал. Перевалить через плечо и утащить к себе в логово. А та-а-ам… разорвать на тебе этот лютый ситцевый пи*дец, стянуть зубами трусики, нагнуть и хорошенько отыметь. Почти вижу, как хрупкая красавица выгибается в моих лапах, стонет, кусая губки…
М-да, не для ангелочка сценарий.
— Готовить умеешь?
— У-у… умею, — кивает, хмурится.
Захожу к себе, забираю пакеты и выхожу в подъезд. Соседочка пятится и хочет нырнуть к себе в хату, но я успеваю подставить ногу под дверь, и хрен она спряталась.
— Приготовь что-нибудь по-быстрому. Я пока за бухлом сбегаю.
Ангелочек на меня глазёнки таращит — ни да, ни нет.
Я ставлю сумки на пол и иду вниз по лестнице.
В ушах звенит, на языке вкус розы, а перед глазами картинки пошлые. Про стояк вообще молчу — в штанах уже всё настолько крепко, что ломит и болит. Сейчас взорвётся, кажется.
Но ничего-ничего, вдруг мне обломится? Домашнего пожру.
Глава 4
Возвращаюсь я через час. Злой. Сегодня зина из магазина не работает, а её сменщицу пришлось как целку уламывать продать мне алкоголь в поздний час. Уломал, конечно — никуда она не делась, но кровушки попила, упырица.
Тащусь на девятый с «канистрой» разливного коньяка и явно не свежими чебуреками. Приготовит соседочка мне ужин или нет — бабка надвое сказала, а жрать охота. И забыться ещё. Приход рядом, но я его дальше края сознания не пускаю. Чудом держусь.
Подхожу к своей двери и смотрю на пакет-майку, который висит на ручке. Щурюсь довольно — жрать мне приготовила, ангелочек. В пластиковом контейнере картофельное пюре — сливочным маслом и лучком пахнет, а ещё хороший такой кусок жареной красной рыбы.
Б*я, никакого мяса не надо!
Иду к мусоропроводу, прощаюсь с несвежими чебуреками и думаю, что такой шикарный стейк из рыбы стоит немалых денег. Неудобно даже.
Звоню в дверь соседочки. Тишина.
Ещё раз звоню. Открывай, кнопка! Дядя альфа спасибо говорить станет.
— Чего надо? — сердито спрашивает моя кормилица через дверь.
— Деньги возьми, — тянусь в карман за тысячной купюрой.
— Не надо, — бурчит. — На коньяк себе оставь.
Мне кажется или она это мне с упрёком выдала? Не понял щас…
Стою, как идиот, перед закрытой дверью, деньги в пальцах мну.
— Ты чего такая ершистая, кнопка?
— Алкашей не перевариваю, — заявляет и топает из прихожей куда-то вглубь квартиры.
Хрена себе! Не переваривает она… Вздыхаю, сую тысячу в карман и плетусь к себе.
Я не алкаш, красавица. Я гораздо хуже.
* * *
Сытый, лежу на матрасе в тёмной комнате. Трезвый. Ужин я съел — рыбу прямо с костями умял, не парился, а палёный коньяк в глотку не полез, обратно запросился. Дрянь редкостная… Но дело не в этом. Я хуже пью, не морщусь. Мне от упрёка соседки тошно. Бывший нарк, которому стыдно, что он бухает. Неожиданный поворот.
Веки наливаются свинцом, не могу держать глаза открытыми. Закрываю и жду привычных кошмаров. Но вместо клуба видится мне Ангелина. Верхом на мне сидит, голенькая. Как наездница в седле — тесно к моему паху прижимается, а кончики её густых длинных волос щекочут моё лицо. Рычу тихо от накала, от сладости этого трипа. Она пахнет розой, а я безумец. Стягиваю с себя спортивки, вхожу в неё резко на всю длину члена и хренею. Чувствую почти реально, какая она маленькая там, узенькая…
Твою мать!
Подрываюсь на матрасе. Дышу, дышу, дышу… А крыша едет.
И не ясно, что хуже — отголоски глюков от когда-то принятой дури или эротические иллюзии с соседочкой в главной роли. В этих, мать их, Падалках нет наркоты, которая меня едва не погубила, а красавица, крышу сносящая — есть, рукой подать до неё.
Хорошо, что очнулся. Сердце тарахтит, как подыхающий мотор у тачки. Плохо ему, и мне, соответственно, тоже. Похотливые фантазии отпускают, и сознание захватывает другой трип — привычный. Тот, от которого мечтаю избавиться, но пока не получается.
Эмоций нет. Не прорываются они сквозь трэш, беснующийся в моей голове. В такие моменты мне сдохнуть охота или дури пастилку под язык сунуть. Опять слышу музыку, взрывы бита телом чувствую.
Мычу… Борюсь.
Сквозь борьбу замечаю, как на поцарапанной крышке пианино мигает светом мой смартфон. Хватаю его, вижу знакомые цифры. Приход отпускает. Голоса и музыка в голове затухают, я слышу трель телефона.
— Моя! Ты где? Ты чего не звонила?! — меня прорывает. — Я охренеть как соскучился! Слышишь, Зара?..
— Привет, — хохочет в трубку моя девочка. — Я в Непале. Представь?!
— На хрена ты в Непале? — улыбаюсь, хожу по комнате с телефоном у уха.
— А ты не знаешь? — вздыхает, но не грустно. — Работаю, как всегда. Каир мне вчера дозвонился, сказал, что отвёз тебя в какую-то глушь…
— Падалки, город. Реабилитируюсь.
— Пьёшь? — строго спрашивает моя.
Таким тоном только Зара со мной может говорить. Я разрешаю.
— Пью, — признаюсь честно.
— А ломка?
— Нет ломки, я победил. Глючит ещё, но справляюсь.
— Стая ждёт тебя. Ты же помнишь об этом, да?
— Помню, маленькая… Помню. Стараюсь я. Изо всех сил гребу. Веришь?
— Верю, — Зара улыбается голосом, но ей грустно. — Обращаться уже пробовал?
— Пока нет. Надо сначала голову в порядок привести.
Мы молчим. Недёшево молчим, раз моя Зара в Непале.
— Хочешь, я приеду? — спрашивает, а голос дрожит.
И я понимаю, что её хохоток в начале разговора и остальной позитив сыгран специально для единственного зрителя — для меня. Чтобы не слышал я её волнения, не думал, что причиняю боль. А я причиняю. Ей больно и плохо, потому что я зависим. Этот факт ранит Зарину, она меня тоже любит.
— Не надо приезжать, — ложусь на матрас, закрываю глаза. — Со мной всё нормально.
Мы болтаем, наверное, полчаса. Ни о чём. Не касаемся моей зависимости, не обсуждаем покатушки Зары по миру. Говорим о ерунде. И это просто прекрасно! Я будто в прошлое возвращаюсь. Я снова Рамиль Закирович — всегда одетый с иголочки, не матерящийся при женщинах, не пьющий… и даже не курящий. Нормальный мужик, короче. Альфа стаи. Помню, каким был, и хочу снова стать таким. Я сейчас такой, на время разговора с Зарой. Она меня к жизни возвращает — воздух мой.
— Рамиля… — произносит и замолкает.
Только она меня так зовёт. Не Рамиль, не Рамз — сокращённо от имени-отчества, а именно — Рамиля, выделяя голосом как-то по-особенному это «ля». Я кайфую, улыбаюсь.
— Пора тебе уже, да?
— Ага, — вздыхает моя. — Работа.
— Звони мне чаще. Ладно?
Понимаю, что это невозможно, но всё равно прошу. Девочка занята — постоянно в перелётах, переездах. Работа у неё, у деловой колбасы. Опять лыблюсь.
Не хочу, но завершаю звонок. Зарине Закировне пора работать, и мне пора. Спать.
* * *
Просыпаюсь от странного шума. В прихожей что-то падает, потом гудят два голоса — моей Наташки и нашего соседа с пятого этажа — Жеки. Спросонья не могу разобрать слов, о чём говорят — спорят вроде.
Открыть глаза не получается — тяжёлые веки намертво слиплись. Спать хочется, капец как! Всю ночь в кухне у плиты простояла. Сначала ужин соседу в качестве извинений готовила — с душой, между прочим, а потом для Наты завтрак, обед и ужин впрок. По канонам диеты строго. И ещё булочки пекла… Первая партия сгорела на фиг, потому что я уснула прямо за кухонным столом. Пришлось снова тесто заводить.
