Учитывая, какие проблемы я испытывала в отношениях с Глебом и Андреем, удивительно, как эти двое быстро поладили, записав себя в ряды моих партнёров.
— Поспешим, я голодна, — поставила их перед фактом. Да, сегодня я буду вкушать кровь мужчин, и не одного, как планировала, а двух, что снижает риски. Мне вспомнилась нелицеприятная сцена с Андреем, когда он спас Эллара от моего аппетита. А ведь это выход! Звать в постель двоих, снижая риски… Хм, над этим стоит хорошо поразмыслить, но потом. На свежую голову и сытый вампирский желудок.
3.1
— Это дерево великолепно, — с пиететом сказал Ларс, касаясь коричневой неровной коры, пахнущей смолой. — Хорошее состоянии коры и кроны, нет вредителей. И тыквы… весьма недурны, — он похлопал по оранжевой тугой кожице огромного плода, доходящего ему почти до середины бедра, — Ты про этот парник говорила?
— Угу, — призналась, неловко топчась сзади, и заглядывая за плечо мужчины. Хотя, если учитывать, что он имел высокий рост, лишь слегка уступая Эллару, то можно было смело сказать, что просматривала пространство я скорее в окно подмышки.
Когда мы спустились с радуги по ту сторону Замка, леприкон увлекся растительностью, от чего я ощутила острый укол ревности.
— Странно. В этом мире моя магия будто ограничена, резерв еще полон, но не представляю, как он будет восстанавливаться после этого… — задумчиво произнес он, а потом… Стал творить.
Он ласково погладил сосну, и та отрастила с десяток веток внизу. Пушистые, усеянные мягкими иголками, они спустились вниз, и прямо на глазах сложились в высокий шалаш, окружив одну из тыкв у подножья дерева, располагающуюся на краю грядки. Ветви отмерли от дерева, и стали менять цвет и текстуру, превращаясь в плотные металлические изваяния, выкованные искусным кузнецом. Серебряные, сверкающие в лучах солнца, но создающие определенную интимность. Теперь у нас, на окраине ровных рядов моркови, зелени и других полезных культур, появилась своего рода беседка, похожая на произведение искусства.
— Поразительно! — любовалась конструкцией, пораженная до глубины души. Да, я успела посмотреть на магию в новом мире, но подобная неописуемая трансформация произвела на меня большое впечатление. Материальное доказательство чудес.
— Прошу внутрь, — усмехнулся Ларс, довольный собой. Зашел первым, и коснулся тыквы, обращая ее в бронзовую статую. А потом принялся раздеваться, не теряя времени. Набросил куртку на верхушку тыквы, присоединив к ней штаны, сверкнул великолепным задом, состоящим из плотных мышцы без ни капли жира, расправил одежду. — Присаживайся, красавица.
Я робко приблизилась, борясь с собой. Тело реагировало на мужчин незамедлительно, тогда как разум отказывался воспринимать действительность. Я? С двумя?
Но как-то слишком быстро чужие мощные ладони прошлись по оголенной части бедра, огладив знакомо и томительно. Вздрогнула, все еще глупо пялясь на зад леприкона и его спину, расписанную зелеными узорами.
— Расслабься, Аня. Ты ведь голодна, верно? — легкий толчок вперед, и Эллар подхватил меня, усаживая на предложенное импровизированное место, лицом к Ларсу, сам же брюнет предпочёл остаться сзади, переступив за тыкву, оказывая незримую поддержку. Он почти сразу преступил к нежным поцелуям в заднюю поверхность шеи, отведя непокорную волну волос назад.
— В твоих синих глазах плещется яростное пламя, Настоятельница. Ты не можешь меня обмануть, — жестко произнес Эллар низким голосом, блуждая умелым языком по моей коже.
Голова закружилась. Я вся напряглась, не решаясь как следует осмотреть новенького, и одновременно стыдясь саму себя.
Он быстро занял позицию снизу, раздвинул мои бёдра, и подул на влажную поверхность тонкого шелкового белья.
— Я рад быть здесь, с тобой, — произнес он, не спеша приступать к основному занятию. Поцеловал бедро над коленом, обжигающе коснувшись твердыми губами, лизнул языком, искусно и старательно дразня. Влажные дорожки неизбежно породили ассоциации с огненным змеями, ошалело танцующими на внутренней поверхности бедра, извиваясь и жаля. Только в клыках у них не смертельный яд, а настоящий нектар — квинтэссенция, смесь афродизиака и чего-то тягучего, дурманящего голову. Движения подчиняли и уговаривали расслабиться. В итоге, ничего страшного? Подумаешь, двое, вместо одного: в два раза больше удовольствия, но тело неохотно слушалось голоса разума, предавая меня все сильнее. Оно знало что мне нужно вернее меня самой.
Очень быстро кожа обзавелась особой чувствительностью, а действия леприкона полностью завладели моим вниманием, сосредоточенным на пылающих местах от поцелуев. Ласки Эллара действовали расслабляюще, он нашептывал низким голосом в самое ушко, о том какой Андрей дурак, и о том, как ошибается Глеб, не решаясь на близость с такой шикарной женщиной.
Гигант окутал меня своим угольным ароматом, привычный запах автоматически привел к еще большему расслаблению. Я раздвинула шире колени и облокотилась назад. Слегка шершавые пальцы быстро освободили грудь из корсета, когда-то успев расшнуровать его. Небольшие холмики заботливо сжали, погладили, словно даря ласку дикой кошке.
Эл порывисто выдохнул.
— Что? — я приоткрыла один глаз.
— Ничего. Просто… никак не могу поверить, что ты решила наделить меня плотью, и я смог по-настоящему коснуться тебя. Так, — пальцы сжали сосок, а губы прикусили мочку уха, посасывая горячо и влажно. — Или так, — снова шепот и более смелые действия. Шею щекочит язык, заставляя меня все сильнее откидываться назад, вытягиваться навстречу моему «пирату». Я неожиданно понимаю, что вся эта ситуация меня дико заводит. Эл, суровый в костюме, на деле мечтал только дотронуться до моей бледной кожи своими контрастно загорелыми пальцами. Чуть-чуть неуклюжий, но безумно старательный брюнет, как обычно, умудрился лишить меня любого сопротивления непозволительно быстро. Но я начинала думать, что происходящее в шалаше — нечто большее. Нечто, словно и не принадлежащее этому миру.
Дикий голод вперемешку с возбуждением, заставил меня сжаться от негодования, когда в трусиках стало особенно мокро.
— Ларс! — получилось резковато, как приказ, но мужчине не нужно было других указаний. Он покорно отвел мокрую ткань в сторону и накрыл разгоряченное лоно не менее жарким ртом. Жадно и очень порочно вобрал в себя лепестки, обвел языком, развел их и без тени стеснения или сомнения вонзил его внутрь.
— Ах! — я всхлипнула, окончательно забываясь. Где-то рядом билась в жилах яркая
