всем справляется.
Лара, видевшая мозолистые руки сестры со следами ожогов, так не думала.
– Но ей всего десять. Девочке нужно учиться…
– Учиться? Зачем ей учиться? – не понимал отец, накладывая себе тушёной капусты. – Лархен немного умеет читать и считать, а большего ей и не надо. Её Инго научил, сам я грамоту не знаю.
– Кто же заведует вашими доходами и расходами?
– Я. – Инго оторвал зубами кусок от бараньей ноги и, не прожевав, добавил: – Я готовлюсь стать юристом.
Отец надсадно прокашлялся.
– Какие там доходы-расходы? Я и мастер, и лавочник. Но сейчас захворал, поэтому лавка закрыта.
– А подмастерья? – спросила Лара.
– Подмастерья получили звания мастеров да распрощались, новых я не набрал.
Эта новость её приободрила, и, как оказалось, напрасно.
– Не нужны мне подмастерья, – продолжил отец. – Их учить надо. А я уже старый, хочу последние силы истратить, чтобы сына выучить. Только не желает он в моё дело вникать. – Он наградил молодого человека укоряющим взглядом. – Не увлекает Инго наше ремесло, как ни бьюсь с ним. Двадцать два ему. Что-то знает, умеет, но страсти к мебельному делу у него ни капли. Пусто.
– Мне интереснее работать головой, чем руками, – с лёгким вызовом ответил Инго, подливая Ларе вина.
«Надо прекращать столько пить», – подумала она, осушая половину кубка.
– Вот такой я несчастливец, дочка, – пожаловался отец, – даже некому дело своё передать.
Лара не собиралась торопиться с признаниями, но ей так хотелось порадовать этого рано состарившегося человека…
– У меня есть страсть! Я хочу мастерить мебель. С детства хотела, не зная, кто мой отец и откуда во мне это желание.
Голубые глаза отца, что минуту назад были грустны, просветлели. Он раздвинул губы в страдальческой гримасе и отчасти засмеялся, отчасти закашлял. Лара, привычная к такому отклику, не обиделась. Лишь вздохнула – опять придётся убеждать, взывать к разуму, преодолевать недоверие…
– Рассмешила ты, дочка! – всхлипнул отец. – Да только шутками меня не утешить.
– Я не шучу, – твёрдо сказала Лара. – Делать мебель – моя мечта. В Кемнице я часто ходила в мебельную лавку, чтобы изучать столы, стулья и шкафы. Я даже привезла один с собой. Он остался в гостинице – двустворчатый, из ясеня, великолепный образчик поздней готики. Хоть сейчас привезу. Только когда бабушка… женщина, что меня похитила, рассказала, из какой я семьи, я поняла, откуда во мне зародился этот интерес.
В отцовских глазах блеснула тоска, и он покачал головой.
– Одного интереса здесь мало.
– Я понимаю, многому надо учиться. Живя в Кемнице, я просила мастера давать мне уроки за деньги, но, увы, в последний момент он отказался.
– И правильно сделал.
«Они везде одинаковые», – пронзила Лару ужасная мысль.
– Я… я ехала сюда в надежде, что вы не позволите предрассудкам возобладать над собой и… согласитесь меня учить.
– Значит, ты ехала зря.
Она обомлела.
– Что?
– Ты женщина, Лара, – почти с упрёком заметил отец. – Никто в здравом уме не станет учить девицу мебельному делу.
– Но из ваших детей я – единственная, кто искренне хочет обучиться ремеслу, – не выдержала та. – Кому тогда вы передадите своё дело, если брату оно не нужно?
– Никому! Лучше никому, чем женщине! – рассердился отец. Потом спохватился и чуть мягче добавил: – Уж прости меня, дочка, но ты такой вздор говоришь, что и спорить с тобою неловко. Глупости это.
– Возможно, я рано затеяла этот разговор, и наступит день, когда вы передумаете, – не сдавалась Лара.
– И думать нечего. Бог с тобой, Лара! Будь ты парнем и скажи такие слова… да я бы стал сегодня самым счастливым отцом на свете. Но я не могу оставить свою лавку дочери!
– Почему?
– Наше ремесло передаётся исключительно по мужской линии, как ты не поймёшь такую простую вещь?
– Вы правы – я не понимаю. – Лара поднялась из-за стола.
– Просто смирись.
– Не смирюсь, – бросила она на ходу.
– Ба! Да кто тебя замуж-то возьмёт с таким несносным характером?
«Насмешка? В его голосе была насмешка?!»
Лара развернулась на каблуках, чтобы посмотреть на мужчину, оказавшегося её отцом.
– В Англии женщины правили страной…
– А теперь там революция! – воскликнул отец. – Король вынужден скрываться от собственного народа. Выходит, зря на женщин полагались?
– По-вашему, королева, умершая полвека назад, повинна в том, что творится сейчас? – опешила Лара.
Отец поморщился, будто ему было противно ломать голову.
– Скажу попроще, чтоб ты поняла. Если одни женщины станут претендовать на трон, а другие – на семейное дело, к чему мы придём? К тому, что нам больше не понадобятся мужчины?
– Какой странный вы делаете вывод, отец.
– Какой есть.
– Я ведь не просила о наследовании лавки. Я говорила лишь об учёбе. Дайте мне хотя бы попробовать, уделите всего полчаса.
– Что решат те полчаса? – упорствовал мужчина.
– Для начала научите меня плотничать…
– Лучше я научу тебя жить. – Он опрокинул в рот последние капли вина. – Укороти свой нрав – вот мой отцовский совет. Другого не жди, не дождёшься!
Лара сама не поняла, как выбежала на крыльцо.
«Как я могла родиться от столь тёмного человека? Как?! Неужели это мой родитель?!»
Дверь скрипнула, по крыльцу мазнул свет фонаря. Уверенная, что за ней пришёл отец, Лара не оборачивалась.
– Сестрица, – протрубил мощный голос Инго.
Обернувшись, Лара вздрогнула – её по-прежнему пугала огромная фигура брата. Тем более в сумерках.
– Ты хотела научиться плотничать?
Она энергично кивнула.
– Если ты решила твёрдо, то пойдём со мной в мастерскую. Я научу тебя строгать.
– Правда?!
– Держи. – Отдав ей фонарь, Инго отпер замок на соседней двери, и Лара с восторгом последовала за братом в лавку.
Мебели было выставлено немного – несколько стульев, секретер с отделкой из палисандрового дерева и высокое кресло. Но и того хватало, чтобы оценить безупречность работы.
Лара провела пальцами по тончайшим змейкам в инкрустации секретера.
– Сколько же времени и сил было потрачено, чтобы сотворить такое великолепие… Если продать этот секретер, на вырученные деньги можно жить целый год!
– Угу, поэтому цех и запрещает выставлять его на продажу, – сказал Инго с обидой, которая явно отболела, но не забылась. – Слишком дорогой. А новое отец уже делать не хочет.
– Долго он хворает?
– Второй месяц пошёл. К врачу не обращается – боится узнать, что скоро умрёт.
«И как в одном человеке сошлись такой талант и такая косность?» – с сожалением подумала Лара.
В соседнем помещении находилась мастерская. Инго повесил фонарь на крюк и указал на рубанок с длинной колодкой, стоявший на краю рабочего стола.
– Тебе знаком этот инструмент?
– Это рубанок, – ответила Лара.
– Фуганок, – уточнил брат. – Он нужен для выравнивания широкой поверхности, а
