— Вау, — по достоинству оценила я идею моего нового-старого друга.
Весь день, пока мы гуляли по Куоби, я замечала взгляды прохожих, от любопытных до сочувствующих и даже выражающих скрытое отвращение.
Если рисунки спрячут последствие аварии, оставшееся на моем лице, люди будут замечать только красоту изображения, но не смогут разглядеть за ним неровных рубцов. Одно дело — видеть уродливый шрам. И совсем другое — цветущую розу или крылья парящей птицы.
— Шарлетт убьет нас обоих, — предупредила я, решительно толкая коляску вперед. — Но тебя — в первую очередь!
— Х-ха, можешь мне не рассказывать! — захохотал Халле, совершенно не боясь гнева моей матери, хотя очень даже стоило.
Сомневаюсь, что после такого Шарлетт снова впустит квэна в дом. С этих пор парню, пожалуй, придется навещать меня исключительно через окно. Но он точно не расстроится, а будет даже рад так проказничать.
Нам с трудом удалось уговорить маму отпустить меня на прогулку, учитывая прошлые обстоятельства и то, что именно Эрлинга Шарлетт винила в моей беде.
Спасло положение мое личное желание выйти на свежий воздух и тот факт, что с его силищей парень точно мог позаботиться об инвалиде и защитить от любой опасности. Помогли и клятвенные заверения Халле, что он хочет загладить свою вину.
Шарлетт уступила. Но как только увидит татуировку, больше никогда не подпустит нас друг к другу. Дома нас ждет настоящий бой.
В каком-то смысле я с нетерпением ждала спора: мне не понравилось, что мать обманом заставила меня сидеть дома.
Она назвала меня книжным червем вовсе не ради комплимента, мол, я была отличницей и зубрилой, а для того, чтобы я не выкинула фокус вроде тех, что перечислил Халле, среди которых вождение было самым безобидным. Она хотела, чтобы я кисла в кресле до самой старости!
Но разве это была бы полноценная жизнь, о которой она так настойчиво твердила?
Мы провели в тату-салоне несколько часов: сначала долго подбирали подходящую картинку.
Мастер воспринял мою решимость разукрасить себя с таким энтузиазмом, что мне даже стало неловко от его восторгов и внимания. Сказал, что я далеко не первая, кто использует тату как прикрытие для шрамов — это известная практика. Но тату на лице все же редкость.
И именно поэтому он воспринял мой недостаток как настоящий вызов его мастерству: вдохновенно перебирал эскизы рисунков, которые максимально использовали бы естественное направление рубцов, сливались с ними, становились их продолжением, их неотъемлемой частью.
Первым делом он предложил сделать мне полумаску кошки или волчицы, превратив шрам под губой в клык, но Халле категорически возразил и так истово развозмущался, что я невольно заинтересовалась, почему его это так взбесило.
Затем мастер задумал превратить меня в инопланетянку из фильма «Аватар», но тут уж я воспротивилась — не хотела иметь лицо синего цвета. Да и вообще ничего радикального делать не стоило, я же хотела скрыть шрамы, а не выставить себя клоунессой.
В итоге мы сошлись на безобидном цветочном орнаменте в стиле «Флора» от «Гуччи», женственно подчеркивающих черты лица. Тем более что и имя мое идеально к нему подходило, словно так и было задумано.
Цвета выбрали неяркие и нежные: пастельный беж и розовые розы в светлых салатовых завитках.
Затем началась настоящая пытка, во время которой я должна была неподвижно лежать, терпя довольно колючую боль.
Халле держал меня за руку, подбадривая и одновременно смущая.
Хотя его горячая ладонь ощущалась приятной и очень надежной, я чувствовала себя странно: будтообязанаполюбить его только за то, что он хорошо ко мне относится. Будто это естественное перерождение нашей давней дружбы во что-то большее, и парень так долго ждал этого момента.
Он был веселым и заботливым, почему же нет?
Но, даже понимая, что других мужчин в моей жизни с вероятностью в девяносто девять процентов не будет, все равно не могла испытать к нему романтических чувств. Может, они придут позже. А может, и нет.
В любом случае, зачем калеке вообще об этом задумываться?
Глава 6. Один из тех неловких моментов
Спустя два часа непрерывного мучения мастер сообщил, что объем рисунка не позволит закончить его за один раз, и предложил растянуть экзекуцию на несколько сеансов. Я скептически переглянулась с Халле, представляя реакцию Шарлетт, но парень заверил, что берет ее ярость на себя.
— Самоубийца, — покачала я головой, когда он выкатил мое кресло из салона.
— Просто хорошо знаю твою маму, — легкомысленно отмахнулся он.
— Она больше никогда не отпустит меня с тобой, — возразила я, с сожалением прощаясь с тату-салоном, потому что была в нем первый и последний раз.
Никакие уговоры или истерики не заставят Шарлетт уступить мне в такой затее. Да, я уже совершеннолетняя и имею право принимать любые, даже абсурдные решения, но зато — полностью зависимая теперь от матери, и она этим, безусловно, воспользуется.
— Отпустит, если увидит, что это делает тебя счастливой.
— Хм, верно, — признала я с удивлением, переосмыслив свои предположения.
Шарлетт беспокоило мое душевное состояние, встречи с психиатром были регулярной обязаловкой. Я не улыбалась много месяцев подряд, и Шарлетт так смотрела на меня, будто ждала, что я вот-вот сорвусь в истерику или даже сделаю что-то похуже.
Я не сомневалась, что мама устроит разнос и мне, и Халле, но как только поймет, что мое настроение в разы улучшилось после прогулки с другом, неизбежно сдастся. Она не станет отнимать то, что обеспечивает мой внутренний комфорт. Побесится, потреплет нервы, да успокоится.
К тому же мама не могла придумать мне развлечений, и все, что я делала каждый день, это читала или смотрела телевизор, ждала мать с работы, сходя с ума от скуки и не зная, чем бы еще заняться.
Халле был не только свободен большую часть времени — благодаря семейному бизнесу, в котором играл пока небольшую роль, доучиваясь в общеобразовательной школе, — но и рад уделять мне все свое внимание, не направленное на старших сестер.
Шарлетт не сможет придумать ни одной причины, чтобы наложить на наше общение запрет. Побузит немного для приличия и отстанет.
— Куда дальше, подруга? — Эрлинг весело катил меня по развлекательному центру мимо ярких витрин. — Шопинг? Кино? Пицца? Американские горки?
— Американские горки?! — Я снова недоверчиво захихикала, но Халле был непоколебим. Его вина за мои увечья становилась все очевидней, но я не злилась: просто на этого ребенка в медвежьем теле невозможно было злиться. Он был очаровательно милым и располагающе открытым.
— Да, а что? — принял вызов он и с непробиваемым оптимизмом развернул коляску к мигающей огнями вывеске с надписью «Это заставит вас встряхнуться!»
Мы провели вместе чудесный день, и я даже временами забывала о своих проблемах. Нашлось несколько каруселей, в действительности подходящих инвалиду: комната ужаса, кривые зеркала и некоторые вертушки.
Затем мы лакомились мороженым и с удовольствием смотрели бесплатную клоунаду, проходившую на первом этаже в просторном холле Центра.
Мой возбужденный спутник собрался сводить меня еще и в кино, но я ужасно устала, к тому же, дело близилось к вечеру, за окнами стремительно темнело, а нам еще предстояла дорога домой на полуразбитом джипе, который Халле ремонтировал чаще, чем на нем катался. Нет чтобы купить новый, но мужчины — как дети, и машины — их самые любимые игрушки.
Так что в один прекрасный момент я, испытывая благодарность за хороший день, все же взмолилась:
— Может, пора передохнуть?
Халле скис моментально.
— Да и Шарлетт наверняка волнуется, — добавила я осторожно. — Не стоит испытывать ее терпение.
— Ладно, — согласился парень, разворачивая коляску в сторону выхода, и мне стало неловко оттого, что я его расстроила.
— Вообще-то есть кое-что, что я хотела бы сделать, пока мы в Куоби, и я была бы рада, если бы ты мне помог.
