Чашки, блюдца, пирожковые тарелки, высокий узкий чайник, сливочник, сахарница и блюдо для торта или десертов.
И все бы ничего, но был он из тончайшего белого фарфора. А украшала его голубая полоска по краям. То есть фраза про блюдечко с голубой каемочкой, сорвавшаяся у меня вчера на Белом балу, оказалась занимательной настолько, что месье решил мне их преподнести. Эти самые блюдечки с этими самыми каемочками.
Покачав головой, я убедилась, что дверь в мою комнату открыта нараспашку, нас хорошо видно, и никому не придет в голову, что мы уединились и занимаемся чем-то непотребным. Увы, реалии диктуют. Но, как и во всех похожих ситуациях, я бросила на дверь заклинание поглощения звуков. Теперь мы все слышали, что происходит в коридоре, но наши голоса из комнаты туда не долетали.
Пусть все видят, что визит протекает вполне благопристойно, но услышать наши разговоры никто не сможет.
Я убрала лишние чайные тройки, на остальную посуду бросила заклинание стерильности. Ну и раз уж у меня неожиданный гость, достала из шкафчика печенье, высыпала на блюдо. Заполнила сахарницу, пересыпав сахар из небольшого бумажного кулька. У меня его немного, я привыкла все пить несладким. А держу для мастера Ханка, которого я иногда угощаю чаем, когда он сидит с Софи и играет. И имелся в стазисе небольшой запас сливок из коровьего молока. Психологически я теперь козье молоко и все производные из него воспринимала исключительно как детское питание, хотя раньше любила и покупала козий сыр.
Накрывала я на стол в максимально возможном темпе, так как уже почти дошел кофе. Правда, перелила я его не в кофейник, порцию ведь рассчитывала на одного, а прямо в чашку гостю.
— Добавляйте все, что вам хочется. Я сейчас быстро поставлю еще вариться порцию для себя. А вы мне расскажите пока, как успели так быстро все провернуть? И где вы достали удивительное блюдечко с голубой каемочкой? — улыбнулась я.
Гресс снова усмехнулся и с удовольствием принялся добавлять в чашку и сахар, и сливки, и еще косился на печенье, но при этом отвечал:
— Меня не оставляла идея этого блюдечка. Пришлось отправить в город посланца с четким наказом и описанием того, что именно мне требуется. Мари, и все же, почему именно голубая каемка? Отчего не красная, не фиолетовая? Почему вам все нужно преподнести именно на такой посуде?
— Это просто фразеологизм из одной веселой книжной истории [1], — улыбнулась я. — Смысл в том, чтобы получить то, на что не надеялся, не ожидал. И тут — хоп, такая прекрасная халява.
— Занятно, — пригубив горячий кофе, заметил Гресс.
Дальше пить не стал, накинул стазис, желая подождать, пока приготовится моя порция. Удобная штука этот стазис…
Когда я наполнила свою чашку и присела за столик, он снял заклинание со своего напитка, утащил печеньку с блюда и с нескрываемым удовольствием захрустел.
— Спрашивайте, — разрешила я, смирившись, и тоже отпила горячего крепкого кофе.
Надо прояснить голову и проснуться до конца. Но понятно же, что ректор примчался ни свет ни заря — и неважно, что уже середина дня, я ведь только встала — за вопросами и ответами. Магистр Гресс жаждет подробностей о моей тайне, вытащенной на свет демоном.
— Мари, прежде всего, повторяю, преследовать вас никто не станет, если вы раскроете свой секрет. Я на всякий случай еще раз заглянул в законы королевства. Проверил и старые, и новые. Все действительно так, как я вчера сказал. Подтверждаю, ничего не грозит с этой стороны. Никаких проблем не будет.
— Все равно не хочу.
— Но почему?!
— Потому что не желаю становиться объектом исследований, любопытства, сплетен. Зачем мне это?
— Но ведь это… такая возможность узнать что-то новое, задать вам вопросы…
— Вот именно, — выразительно глянула я на него. — Меня не оставят в покое. А мне и так непросто. И ребенка растить надо.
— Но это ведь не ваш ребенок, — бросил он взгляд в сторону Софи, которая лежала на своем толстом коврике и играла с хвостом Барона. Кот, естественно, успел просочиться вместе с хозяином, но я даже внимания на это не обратила.
— Мой.
— Маша…
— Это не обсуждается, Софи моя, — оборвала я возможность что-либо добавить на этот счет. — И называйте меня, пожалуйста, Мари.
— Вы знаете, как произошло, что Мариэлла Монкар стала матерью? — помявшись, спросил Артур.
— Да, разумеется. Не в курсе только, что стало с этим уродом. Он пропал из видимости, мне неизвестно, где он сейчас.
— Хотите об этом поговорить? — не поднимая глаз, спросил он.
— Нет. Не о чем тут говорить. Я бы хотела, чтобы он понес соответствующее и равнозначное наказание. Но это вряд ли возможно осуществить, так что и обсуждать нечего. Просто от всей души желаю ему сдохнуть в муках. Заслужил.
Ректор бросил на меня задумчивый взгляд, открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Потер подбородок, размышляя, но все же мотнул головой и вернулся к кофе.
— Мари, а когда вы оказались здесь? Давно вы?..
— За пару дней до того, как подобрала вас.
— Что?! — Он аж опешил. — То есть вы очутились тут, ничего не понимая, с младенцем на руках, приглашением на работу, и рванули в Усач? А по дороге еще и бездыханное тело спасли и кота приютили?
— Ну, как-то так. Да, — улыбнулась я.
— Я ошеломлен вашим напором, маузель. И вот теперь не сомневаюсь, вам удастся покорить мир, следуя четкому плану из тетрадки, о содержимом которой умирает от любопытства весь университет.
И тут я от души рассмеялась.
— Серьезно? Это всего лишь список дел. Задачи, которые мне нужно выполнить, чтобы добиться результата.
— Да-да, — покивал ректор, рассматривая меня с любопытством. — Какой он, ваш мир?
— Техногенный, довольно высокоразвитый. Технологии и только технологии.
— И у вас не было магического дара?
— У нас вообще нет магии, магистр. Только в сказках.
— У них. Вы теперь здесь навсегда. Ваше «у нас» — теперь здесь.
Я едва уловимо поморщилась, поскольку питала надежду, что однажды все же смогу вернуться домой, в свою привычную жизнь. Слишком мало времени я провела в Одимене, и со слишком многими сложностями пришлось столкнуться, чтобы почувствовать в себе желание тут остаться навсегда. Нет, я хочу домой, в свою привычную жизнь, к бытовой технике, телевизору и лифту, компьютеру и смартфону, интернету и самолетам, метро и соцсетям.
— Вам тут не нравится? — поймал мое чувство собеседник.
— Сложно сказать… — Я взяла печенье, повертела в руках и положила на свою пирожковую тарелку. — Здесь все чужое. Чужой мир, чужая жизнь, чужие люди, чужое тело. Простите
