ей о покойном муже. Но уместить всё в одном сундуке было сложно.
Сначала я хотела посоветовать ей взять только то, что действительно могло пригодиться, но потом посмотрела на ее заплаканное лицо и передумала. Я просто помогла уложить всё это в сундук как можно аккуратней. Она забыла про теплую одежду, и я сама нашла ее.
Заглянула я и в комнату сестры. Труди тоже едва не плакала от досады. Ее сундук уже был полон, но когда я посмотрела, что она положила туда, то я не знала, стоило ли мне расплакаться вместе с ней или рассмеяться.
Там была большая шляпная коробка, светлые шелковые платья, альбомы для рисования и краски.
— Ты не можешь взять это с собой! — сказала я и решительно вытащила из сундука шляпную коробку.
— Не могу? — искренне удивилась она. — Отчего же? Эту коробку не стоит запихивать в сундук — там она может помяться. Я буду держать ее в карете на коленях.
— Что ты станешь носить, когда наступят холода? — спросила я.
— Холода? — переспросила она.
А я впервые задумалась о том, бывает ли здесь зима. Но если бы в Арвитании ее не было, то тогда для чего Лорейн нужны были сапожки с мехом.
Обсудить с Гертрудой эту тему мы не успели — по подъездной аллее под окнами процокали копыта лошади, и сестра бросилась к окну.
— Это же Норман! — воскликнула она и захлопала в ладоши. — Как хорошо, что он приехал! Он непременно что-нибудь придумает! Ты понимаешь, Лора? Возможно, нам не придется уезжать в деревню!
Нормана Ревиаля, еще одного брата Лорейн, я не видела ни разу. Он служил в военной академии в другой части страны и не смог приехать даже на похороны отца. К тому моменту, как его известили о кончине отца, тело Карла Ревиаля, уже было предано земле. Здесь, в Арвитании, еще не изобрели телеграф, и письма доставлялись с помощью обычной и довольно медлительной почты.
Судя по воспоминаниям Лорейн, Норман многим отличался от старшего брата — он был добрым и приятным молодым человеком. Поэтому я не удивилась тому, что Гертруда связывала с его приездом столько надежд.
Мы пришли в гостиную одновременно с Дарреном и Чарис. А спустя мгновение в комнату вошел и сам Норман.
Даже не знай я о том, чем он занимался, я угадала бы в нём военного — по той особой выправке, которая отличала людей этого рода службы. Он был среднего роста, с поджарой фигурой и волосами каштанового цвета.
Он обнял каждого из нас. И для каждого нашел доброе слово.
— Ты расцвела еще пуще прежнего, Лора! — сказал он, когда очередь дошла до меня.
— Только это ей не сильно помогает, — хмыкнула Чарис. — Сегодня ее жених Клод Дэвис разорвал помолвку.
Я метнула в ее сторону сердитый взгляд, а Норман спокойно ответил:
— Ну, что же, значит, этот молодой человек не слишком умён и нам не следует сожалеть о том, что это случилось. Уверен, Лорейн найдет кого-то гораздо более достойного.
Чарри демонстративно закатила глаза, но промолчала.
— Надолго ли ты приехал, братец? — спросила Гертруда. — Матушка, должно быть, уже легла спать, но я сейчас ее разбужу.
Но Норман удержал ее:
— Не нужно ее беспокоить. Мы поговорим с ней утром. Увольнительную мне дали на неделю, но поскольку в дороге я провел два с половиной дня и столько же мне потребуется на дорогу обратно, я смогу пробыть тут не более двух дней.
— Стоило ли проделывать такой путь ради одной ночи в родном доме? — хмыкнул Даррен.
— Мне хотелось вас повидать. К тому же я должен навестить могилу отца. Я не смог присутствовать на его похоронах, но мне хотелось бы, чтобы он знал, что я чту его память. А еще нотариус известил меня о том, что мне причитается некоторая сумма денег.
Он не стал лукавить и честно сказал и об этом.
— Да-да, — откликнулся Даррен, — об этом я тоже хотел с тобой поговорить. Мне кажется, для всех будет лучше, если ты не станешь тратить эти деньги попусту.
Гертруда сразу напряглась и хотела что-то сказать, но Норман сжал ее руку.
— Я сумею распорядиться ими разумно, дорогой Даррен! Я давно уже не тот мальчишка, которым ты, должно быть, меня помнишь. Но давай пока не будем говорить об этом. Я устал с дороги и был бы признателен, если бы вы позволили мне утолить голод.
— Я распоряжусь, чтобы тебе подали холодные закуски, — сказала Чарри и взяла в руки колокольчик.
Даррен действительно валился с ног от усталости, и как Гертруде ни хотелось с ним поговорить (а она намеревалась сделать это раньше, чем Даррен склонит его на свою сторону), ей пришлось отложить разговор до утра.
И разговор этот состоялся в комнате матушки Табиты. В присутствии младшего сына матушка словно помолодела на несколько лет — ее глаза сияли, а на губах то и дело мелькала счастливая улыбка.
— Даррен велел нам убираться из этого дома, — сообщила Гертруда. — И мне, и матушке, и даже Лорейн. Да-да, я знаю, что дом теперь принадлежит ему, и он может делать тут всё, что пожелает, но как можно выставить на улицу родную мать и сестер? Ты просто обязан с ним поговорить!
Она смотрела на него с надеждой, но он покачал головой.
— Это ничего не даст, Труди! Ты же знаешь, что мы с ним не сильно ладим друг с другом. С чего бы ему меня слушать? К тому же это решение принято не им одним. А Чарис всегда была слишком злобной и жадной, чтобы кого-то жалеть.
— Пусть так, — согласилась сестра. — Тогда, быть может, ты возьмешь нас с собой? Я слышала, что Лас-Варас, в котором находится твоя академия, очень красивый город. И жить там будет куда приятнее, чем в грязной деревне.
Так вот какой был у нее план! Но у него было слишком много изъянов, чтобы Норман мог с ним согласиться, и я удивилась, что она не понимала этого сама. Впрочем, брат быстро сказал ей об этом.
— Не думаю, что это возможно, дорогая Труди! — вздохнул он. — Мне хотелось бы вам помочь, но путешествие в Лас-Варас трудно назвать приятным. Я проделываю
