не было денег для найма специальных учителей. Все это пришло позже, и не без помощи неизвестного благодетеля. Лишь в 15 лет, перед первым в своей жизни балом невест, в их особняк прибыли учителя музыки и танцев, которые в срочном порядке стали ее обучать. Лишь бы не опозорила честь и достоинство графского рода. Но что танцы? Что музицирование? Она все равно появилась на балу в скромном и старомодном платье, перешитом из старого наряда матери. И только ленивый не насмехался за ее спиной из-за нищеты и неприглядности.
А в 17 она стала уже замужней дамой. Причем дамой богатой. Вот тут-то у нее и появились и роскошные наряды из самой дорогой парчи и кружев, и безумно дорогие и красивые драгоценности, и обувь от самого известного салона, услугами которого не гнушались пользоваться не только придворные, но и члены королевской семьи.
Завидовали ли ей? Несомненно. Но насмешки никуда не делись. Ведь это смешно и абсурдно — графский титул был обменян на деньги. Увы, Мира еще не выросла к этому времени окончательно и не обзавелась достаточным количеством опыта, чтобы пропускать подколки и не очень хорошо завуалированные оскорбления на эту тему.
И потому ей было и обидно, и стыдно. И только воспитание и природное чувство гордости не позволяли расплакаться от тоски у всех на виду и продолжали поддерживать веру в себя: она ничем не хуже. И не заслуживает всех этих сплетен.
В памяти девушки особое место занимал один особо роскошный наряд. Оно было богатым и кричаще ярким — но при этом совершенно не вульгарным. И кто только подбирал его для нее?
Сшитое из золотой парчи, оно было густо усеяно жемчугом и бриллиантами. Тугой и плотный лиф украшали замысловатые и искусные кружева из шелка, а многочисленные нижние юбки из батиста шуршали там мягко и нежно, что напоминали шелест накатывающих на берег морских волн. Низкое декольте обнажало не только плечи и часть груди, но и спину, демонстрируя изящные и точеные формы. Открытые из-за разрезов рукава спускались аккуратными складками и походили на крылья диковинной птицы, когда как длинный шлейф — ее же хвост.
В вечер, когда Мира надела ее, секретарь Аттавио передал ей от своего хозяина еще и драгоценнейший гарнитур — тяжелое и массивное, но при этом совершенно не громоздкое золотое ожерелье с бриллиантами и длинные серьги ему в комплект. Самый лучший цирюльник города уложил волосы графини не в прическу, а в самое настоящее произведение искусства и украсил золотом и шпильками с теми же бриллиантами.
На том балу Мираэль Тордуар, несомненно, была самой роскошной и прекрасной женщиной среди всех прочих.
Но и тогда новоиспеченный граф почти не обратил на нее внимание. Лишь кивнул удовлетворенно, вывел в общий зал после оглашения и привычно оставив в одиночестве, занявшись сугубо мужскими делами.
Наверное, именно в тот день поползли слухи иного толка: несмотря на молодость и красоту графини ее муж равнодушен к ней и это явно неспроста. Может, она фригидна? Или за красивой оберткой прячется злая и глупая интриганка, которая доводит своего благоверного до белого каления одним своим видом? А, может, Аттавио того — вообще не интересуется женским полом, имея иные вкусы?
Увы, у супруга Миры была женщина. И далеко не одна. Среди тех же аристократок, причем порой замужних.
Но Аттавио никогда не демонстрировал своих любовниц. И никогда не ставил любовные отношения и увлечения выше своих дел. Поэтому казалось, что этот человек не видит ничего, кроме своей работы и новых обязанностей и возможностей, пришедших вместе с титулом.
Но Мираэль знала о существовании любовниц. Пару раз даже видела — нет, не самый процесс, а, скорее, его эпилог. Чаще всего женщины сами появлялись в их доме, а потом как можно незаметнее исчезали, не привлекая к себе внимания. А иногда Аттавио появлялся дома утром после некоторого отсутствия. И пребывал в удовлетворенном и потому — невероятно хорошем расположении духа.
Обижало ли это Миру? Она соврет, если скажет «нет».
Хотела ли она простого и незамысловатого семейного счастья?
Черт подери, да, хотела! И хотя в их обществе брак без любви был больше нормой, чем чем-то исключительным и редким, она считала, что можно быть вполне довольной даже замужем за нелюбимым.
К тому же Аттавио не был уродом. Да, старше. Да, чересчур властным и даже несколько жестким — сказывались, наверное, годы тяжелой и кропотливой работы, во время которой мужчине пришлось быть четким и уверенным в каждом своем слове и жесте. И не размениваться на этикетные расшаркивания и бессмысленные разговоры.
А потом пришло понимание — она действительно его не интересует. И Аттавио вряд ли видел в ней кого-то, кроме как маленького и неразумного ребенка.
И это впечатление не изменило даже то самое золотое платье, в котором Мира выглядела и взрослее, и красивее. Тогда ее фигура только-только сформировалась и еще не избавилась от детской угловатости и резкости. Да глаза выдавали ее наивность и неискушенность.
… А вот платье, что Мира разложила перед собой на постели, было куда как проще. И, разумеется, во много раз дешевле. Хотя и не лишенное прелести и тонкого изыска. Светло-лазурная ткань не очень шла под цвет ее глаз, но была нежной и мягкой и переливалась, будто настоящая водная гладь. Искусная вышивка украшала глубокое декольте и лиф и струилась замысловатой вязью к линии бедра. Широкие рукава были из тончайшего и потому полупрозрачного шелка, но их нижняя часть, как и часть подола, была вышита золотыми нитями и облагораживала нежный и трепетный образ этого наряда.
Налюбовавшись, Мира вздохнула и снова убрала платье в чехол и повесила в шкаф.
Нет, она не изменит себе. И придет завтра все в том же привычном «вдовьем» наряде. Разве что добавит белоснежные кружева на воротник и рукава. Да, может быть, не наденет чепец, а убирет волосы в строгую прическу. Да нанесет немного макияжа. Благо, времени будет достаточно — чета Копш щедро разрешили ей не проводить занятия, чтобы быть отдохнувшей и свежей.
И это было очень кстати. Потому что аккурат завтра в университете давали свободную лекцию одного заезжего профессора по философии. И Мире очень хотелось пойти и послушать. И как раз успеет с университета зайти по пути в какое-нибудь кафе и перекусить.
Надо отметить, что последнее оказалось очень правильным решением.
Потому что, придя в особняк семейства Копш, она не получила ни чашки чая, ни кусочка чего-нибудь съестного.
