— Пусть он лучше надает тебе пинков, чем вот так наказывать и меня тоже, — громко вздохнула она. — Иди, делай все, что ты там собирался сделать. Я хочу посидеть тут еще немного.
Она села на скамейку, глядя на Табера с бьющимся сердцем. Колени подгибались.
Помоги ей Боже, он был слишком красив, и она боялась снова потерять его. Боялась потерять, на этот раз, навсегда.
— Я скоро вернусь. — Он встал на колени перед ней, не отрывая от нее глаз, и положил руку на нижнюю часть ее живота. — Оставайся в доме, Рони, пока я не вернусь. Заботься о нашем ребенке.
Волна наслаждения захлестнула ее тело при звуке его голоса. Он был хриплый, глубокий, он ласкал ее нервные окончания, как физическое прикосновение. Она буквально ощущала его страсть — не только в интонациях понизившегося голоса, но и в повисшем между ними напряжении невысказанных вслух эмоций.
— Ты не можешь быть так уверен. — Она покачала головой, смущенная собственными ощущениями.
Это была не просто утихающая лихорадка, это было настоящее осознание. Она поняла, что не только ее тело не сможет жить без Табера. Без него не смогут жить и ее сердце, и ее душа.
Как мрачно и пусто было в ее жизни до того, как он научил ее жить снова. Он заставлял ее бороться, заставлял ее не бояться быть той, кем она была. Он подарил ей все то, чего она так жаждала: свое сердце, чтобы лелеять, душу, чтобы защищать, свое тело, чтобы наслаждаться им, и любовь к ней. Табер и их будущий ребенок — вот все, о чем она когда-либо мечтала.
— Я чувствую изменения в твоем теле, — прошептал он. — Я чувствую твое тепло, я чувствую нашего ребенка. Ты хоть представляешь, как это прекрасно, Рони? У меня не было ничего и никого в моей жизни, а теперь у меня есть не только ты, но и ребенок, которого мы создали вместе.
Она могла видеть надежды и страхи, которые наполняли его в тот момент. Он уставился на нее, и его мечты отражались в блеске его глаз. Но вот брови нахмурились, выражение лица стало жестоким, напряженным. Табер опустил голову и коснулся губами ее живота там, где лежали его руки.
Рони выдохнула, ее пальцы сжали его плечи, когда он уткнулся лицом в ее живот. Он был такой сильный и уверенный в ее руках, и он склонился над ней, словно прислушиваясь к ребенку, живущему у нее внутри.
— Я люблю тебя, Рони. — Слова прозвучали еле слышно, но ее сердце захолонуло от эмоций. — Знай это. В течение многих лет я жаждал тебя. Любил тебя. Ты дополнила меня…
Он не дал ей времени ответить. Не дал времени, чтобы принять эмоции, которые ей подарил.
Табер быстро поднялся на ноги и пошел прочь. Никаких поцелуев. Прикосновений. Ни шанса отвергнуть его признание. Как будто она могла его отвергнуть.
Рони опустила голову, сдерживая слезы, пытаясь справиться со своими эмоциями. Как бы она ни боялась последствий, она любила его. Всегда любила его. Но, черт, он был такой скупой на признания.
— Ты думала, что сможешь прятаться от меня вечно, девочка? — Голос Реджинальда вторгся в ее мысли, нарушая мирную атмосферу гостиной особняка.
Рони знала, что от Реджинальда стоит ожидать какой-то глупости. Он никогда не был умным человеком, но она не ожидала, что он окажется таким настырным. И совсем не думала, что он окажется достаточно изобретателен, чтобы проскользнуть мимо охраны кошачьих Пород, пока Табера не было дома.
Минуту назад она была в гостиной одна, наблюдая за прибытием раненых Пород в поместье, а в следующую секунду уже оказалась перед лицом человека, которого всегда ненавидела.
— Что ты здесь делаешь? — Она отскочила прочь от него, ее взгляд метнулся к открытой входной двери. — Думаешь, никто не знает, что ты здесь, Реджинальд?
Рони посмотрела на Реджинальда, и желудок сжался от недоброго предчувствия.
— Не имеет значения, знают они или нет, — зашипел он глумливо. — Я просто пришел навестить свою маленькую девочку. Или ты забыла, что у тебя есть отец?
— Как бы я хотела, — отрезала она. — Какого черта ты тут делаешь? Тебе не стоит выводить этих людей из себя, Реджинальд, ты знаешь?
Его улыбка ужаснула ее. Он растянул губы в злобной ухмылке, а его голубые глаза засверкали злобой.
— Что ты сделал, Реджинальд? — Рони чувствовала, как обрывается последняя нить надежды на то, что отец просто оставит ее в покое.
— Послушай, Рони, они ведь не создания природы. Они не люди, — фанатично заговорил он, пугая ее до полусмерти. — Я знаю, что он поставил на тебе клеймо. Все, что мне нужно — это чтобы ты согласилась уехать со мной. Ненадолго, детка, просто чтобы мои друзья чуть поработали с твоей кровью. Просто немного тестов, вот и все.
— Ты шутишь. — Она медленно покачала головой, отодвигаясь от него в жутком страхе. — Я никуда не пойду. Если ты за этим сюда пришел, можешь сразу уходить.
Он нахмурился, зловеще сдвинул темные брови, и пульс Рони участился. Он никогда не смотрел на нее так. Она никогда раньше не видела такой ненависти, такого презрения в глазах другого человека. И она никогда не думала, что такая ненависть может быт направлена на нее.
— Ты пойдешь со мной, Рони, — отрезал он, наблюдая за ней с яростью, граничившей с безумием. — Никто не знает, что за ребенка он тебе сделал, пока вы с ним трахались. Думаешь, я позволю всем узнать, что твой ребенок — какой-то ублюдок, грязное животное? — Она вздрогнула от отвращения и ярости, звучащих в его голосе.
— Ты сумасшедший, — прошептала Рони. — Они имеют такое же право жить, Реджинальд. Более того.
— О, избавь меня от своих выступлений, — он презрительно сплюнул. — Скажи мне, девочка, как давно ты трахаешься с этим выродком? Поэтому он и угрожал убить меня, если я разрешу своим друзьям немного тебя развлечь? Хотел, чтобы твоя писька принадлежала только ему?
Рони попятилась, а он пододвигался все ближе. Она чувствовала, как ненависть, черная и мерзкая, льется из него потоком.
— Я не собираюсь это обсуждать, — отрезала она, пытаясь не показать своего страха.
— Сколько тебе было лет, когда он нашел тебя, когда ты убежала и спряталась в этих горах? Десять? Одиннадцать? Он тебя трахнул потом, Рони? Поэтому ты и ходила за ним хвостом?
Она отчаянно покачала головой, гадая, где, черт возьми, ошиваются люди, которые должны быть в доме.
— Я не собираюсь с тобой говорить на эту тему. — Рони покачала головой. — Не у всех друзья — извращенцы, как у тебя, Реджинальд.
— Если бы я знал, что именно поэтому ты им так очарована, я бы нашел тебе дружка, — глумился он. — Даже отдал бы вам свою постель — все равно она пуста с тех пор, как твоя тупая сука мать умерла…
