— Глаза разбегаются? — негромко подковырнул его отец.
— Одни красотки, — с неподдельной искренностью вздохнул Севка. — Не то, что наши куклы размалёванные.
— Не передёргивай, — поморщилась Юлька.
Она терпеть не могла огульной хулы «всех под одну гребёнку». Тем более что в последнее время всё больше молодых девчонок выглядели менее броско и более стильно. Кукольно-попугайный стиль уже почитался полнейшей безвкусицей. А его приверженцы автоматически зачислялись в ряды безмозглых существ и подвергались осмеянию.
— Чимитцу сорок четыре года, — с затаённой ехидцей прокомментировала Дэма восторги городского охламона.
— Да, иди ты! — выпалил тот и смутился: — Со́ри. Заблуждался, каюсь. Нет, правда? Ей больше двадцати пяти не дашь. Дэма, ты знаешь, что детей обманывать негуманно?
— Болтун, — усмехнулась та. — Всё так и есть. Сорок четыре.
— Она шаманка? — догадался Даян.
В отличие от сына отец не соблазнился на женские прелести. Зато напряжённо сверлил взглядом совершенно иной объект. Верней, его левую ногу, что выглядывала из-за юрты. Нога была обута в нечто трудно опознаваемое: то ли валенок, то ли облезлый унт. Её хозяин сидел на чём-то низком, широко расставив колени. Он камлал, отстукивая носком обувки ритм рассыпающегося в тишине леса сухого рокота бубна.
И хотя «бубнёж» раз от раза повторял всё один и тот же ритмичный рисунок, что-то в нём каждый раз неуловимо менялось. Отдельные удары становились то тише, то громче. И получалась самая настоящая музыка — во всяком случае, Юлька слышала именно её.
Слушала и всё больше напрягалась. То ли у неё паранойя, то ли рокот бубна становился раздражительней с каждым ударом. Когда они только явились, он был умиротворяющим. А теперь бубен практически ругался на что-то. Или на кого-то.
— Почти, — ответила Дэма на вопрос Даяна. — Шанара ещё не было.
Юлька успела просветиться насчёт упомянутого обряда посвящения в шаманы. Каких только ужасов и откровенных фейков на этот счёт в сети не блуждало. Но чувство уважения к будущей шаманке отчего-то испытала: сама бы никогда не пошла на подобный шаг. Хоть шоколадом её покрой, хоть сусальным золотом.
— Это она? — кивнул Даян в сторону притоптывавшей ноги.
— Она, — прикусив нижнюю губу, с заметной неохотой подтвердила Дэма.
Юлька готова была поклясться: сейчас их проводница окончательно пожалела, что ввязалась в это тухлое дело. Она осторожненько подалась в сторону, дабы разглядеть старую шаманку. Оценила широкую согбенную спину в неопределённого цвета дэгэле — бурятском халате.
Прежде он был то ли синим, то ли зелёным — выцвел так, что не разобрать. В глаза бросилось отсутствие на спине традиционной квадратной вышивки. Странно. Юлька думала, что такая имеется на всех женских дэгэлах.
Непокрытая голова шаманки почти упиралась лбом в поставленный на попа между коленей здоровенный бубен. Седая короткая косица лежала между напряжённо вздымающимися лопатками. Тело чуть покачивалось, но в целом производило впечатление чего-то супер основательного. Будто вросшего в землю за века сидения на одном месте. Как затерявшийся на просторах степи идол, которого не свалили ни бури, ни века.
Сухие удары по гудящей коже шли на разгон. Наступил момент, когда в ушах Юльки стоял уже сплошной гул. Он пронизал спящий утоптанный снег, настиг её и врезался в поджавшиеся пальцы ног. Поднялся вибрирующей волной к сердцу, которое зачастило в такт бубна. Дыхание перехватило, в глазах тучей мошкары запестрили тёмные точки.
Будущая шаманка прислонила к чурбаку топор. Сгребла горсть щепы и уплыла за юрту. Вскоре оттуда на диво смачно потянуло дымком — аж в носу засвербило. Казалось чистый воздух предгорий категорически отказывался впитывать в себя чужую вонь. И оставлял её болтаться саму по себе. В поисках, так сказать, благодарных носов.
Юлька тряхнула головой, разгоняя мельтешащую в глазах мошкару. Ей бы угомониться и не лезть на рожон, но тело ещё сместилось на пашу шажков. Покосилась на Дэма — та её не остановила. Значит, можно — обрадовалась искательница панацеи от своей беды.
Сдвинулась ещё немного и увидала правый бок стоящего перед шаманкой человека. Судя по широкой норковой шубе, какой-то женщины. Та просто стояла, не совершая никаких действий. Впрочем, Юльке показалось, что женщина что-то держит в прижатой к груди руке.
Внезапно грянувшая тишина оборвала взвинченный, терзающий нервы рокот. Шаманка уложила бубен на колени, а женщина поставила на его край нечто, похожее на маленькую пиалу. Чимитцу вынырнула из-за юрты и что-то сказала Дэма низким мяукающим голосом. Девушка кивнула и поманила пальцем Юльку.
Нескромная гостья смутилась и вернулась на прежнее место рядом со своими мужчинами. Некрасиво получилось — поругала она себя за беспардонность. Однако Дэма не упрекнула её, а чуток огорошила:
— ОНА требует, чтобы вы ушли.
Глаза девушки источали неприкрытое сочувствие. Из тех, что читается на лицах близких, узнавших о твоей смертельной болезни. Когда людям не только жалко любимого человека, но ещё и стыдно за собственное здоровье, обещающее долголетие — такая вот тягостная для всех нелепость.
— Именно мы ушли отсюда? — для чего-то уточнил Даян.
И недобро прищурился, будто кто-то ему тут чем-то обязан. Юльку вновь посетило чувство неловкости. Но Дэма просто не заметила несправедливого посыла. Кивнула и доброжелательно подтвердила:
— Именно вы.
— Потому что беду притащили? — чуть обиженно проворчал Севка. — На ваши головы.
— Большую беду, — вздохнув, уточнила Дэма, косясь на красавицу Чимитцу.
Та выжидательно таращилась на парламентёра: дескать, уберутся они восвояси или нет?
— И никаких объяснений? — упёрся Даян, сверля взглядом неприветливую хозяйку лесного убежища.
Которая, несомненно, прекрасно владела русским языком. Возможно — как это нередко бывает — получше самих русских. Но ответила не наглому гостю, а всё той же Дэма на родном языке. Сухо и неохотно. Что-то промяукала и уплыла обратно за юрту, откуда не доносилось ни единого звука.
Дэма только, было, собралась с духом перевести вынесенный им приговор, как из-за юрты показалась сама знаменитая шаманка. Старая… Даже очень старая женщина: морщинка на морщине. Глаза непроницаемы, лицо невозмутимо до крайности.
Шаманка прошаркала к ним, остановившись метрах в пяти от опасных пришельцев. И — совсем уж нелепость — прикрываясь от них своим огромным бубном. Внимательно оглядела каждого. Досконально: от макушки до пят. Качая головой в каких-то раздумьях — Юлька всей шкурой ощутила, что в нелёгких, критически неприятных для них.
Наконец, шаманка резюмировала тихим и поразительно молодым голосом на чистейшем русском:
— Здесь вы помощи не найдёте. Зло, что на вас охотится, чужое. Нездешнее. И оттого бороться с ним совсем нечем.
— А где-то есть чем? — низко поклонившись, уточнил Даян.
Вызов с его рожи, как корова языком слизнула. Да и Севка поклонился вслед отцу с самым кротким видом. Отнюдь не паясничая: на полном серьёзе. Как показалось Юльке, даже слегка побаиваясь старушку с громкой репутацией.
— Где-то, может, и есть, — задумчиво проворковала та, уставившись поверх голов гостей немигающими глазами. — Я таких мест не знаю.
Белая ящерка внезапно выпрыгнула из пустоты, повиснув перед лицом старушки. Та молниеносно задрала бубен, прикрывшись им до самых глаз. Которые, между прочим, совершенно точно узрели нездешнюю нечисть. Стоило ящерке порскнуть в сторону, как взгляд шаманки проследовал за ней.
Интересный такой взгляд: чуть встревоженный и безмерно любопытствующий. С таким всякие ненормальные учёные фанатики суют пальцы в свои ужасные эксперименты. Даже при почти стопроцентной гарантии их лишиться. Знают и суют — такая у них порода.
— Вы её видите, — как-то не к месту удовлетворённо констатировал Севка.
Шаманка вновь посмотрела куда-то поверх их голов и неожиданно иронично объявила:
— Не только её.
