И он смачно сплюнул на пол.
— А ты, выходит, любишь гостей пощедрее? — продолжая многозначительно щуриться, уточнил я. — И насколько ты их любишь?
— Настолько, что приму двойную плату за мои лучшие комнаты от вас с благодарностью, обеспечу всем по высшему разряду да и забуду ваши лица, как только двери за вами закроются.
— Вот это обслуживание! — кивнул я ему, выуживая монеты из дорожной сумки. — Нам ванну и ужин повкуснее, да чтобы белье на постели не сырое!
— И девку, — буркнул Гаррет за моей спиной, — погорячее.
— Двух, — поддержал его Кририк. — Лично мне.
Хозяин пошел нас проводить в так называемые лучшие комнаты, что оказались под самой крышей, и, распахнув окно, продемонстрировал наличие хорошо оплаченного нами преимущества — широкого карниза, который через несколько метров преображался в изящный, но явно надежный мостик, ведущий на крышу здания на параллельной улице.
— Вон там, — конопатый указал на стену напротив, — есть рычаг. Если перейти и нажать — мостик рухнет вниз.
В случае бегства необычайно удобно: пара десятков шагов — и ты уже совсем в другом месте с приличной форой, потому как преследователям придется бежать вокруг квартала.
— Лишь бы он с нами не рухнул, — пробормотал я, пока Летэ продолжала хранить молчание, максимально сутулясь и пряча лицо.
— Обижаешь, двуликий! У моего заведения репутация, и я ею дорожу.
Он пошел на выход, но в дверях замешкался.
— И это… я бы советовал девку-то твою особо примечательную парнем вырядить, постричь покороче, что ли, или наоборот понамазать, заголить, шлюхой заделать, им-то толком никто и в лицо не смотрит. И не жми ты ее так, не тискай — оно же только сильнее в глаза бросается.
— Ты даже не вздумай… — начал я, но кабатчик меня оборвал:
— Брось, я тут уже столько раз пуганый, что не проймешь. Не продам я вас, отдыхайте спокойно. Я же не совсем дурак и понимаю, что больше монет в этом случае скорее уж смерти подобно.
— Что же ты у меня примечательная такая, ну никак не спрячешь! — ворчливо сказал Летэ, которая сбросила плащ с облегченным вздохом и выпрямилась.
— Опять не такая? — наклонила она голову на бок и сделала пару шагов ко мне, будто подкрадывалась, и мой зверь вкупе с членом моментально сделали на нее стойку. — Хотел совсем незаметную?
Она, дразнясь, спустила с одного плеча платье сразу вместе с нижней рубашкой, приподнимая брови и усмехаясь, а я тут же прилип глазами к обнажившейся коже в россыпи золотистых веснушек и тяжело сглотнул, ощущая, как стремительно сохнет во рту и растет мой голод по ней.
— А какой из вариантов моего преображения предпочел бы ты, Лор? — продолжила дразнить моя пара, спуская платье и со второго плеча, задерживая его падение вниз над самыми сосками и тем лишая меня шанса лицезреть их сию же минуту, и я услышал скрип собственных зубов, только теперь осознав, что сжал их так сильно. — Хочешь под собой увидеть стриженного мальчишку? Рыжего, сладкого, покорного? Или шлюху, умоляющую поиметь ее пожестче?
Вообще-то, шлюхи ни о чем таком не просят, разве что в надежде, что так клиент «приплывет» побыстрее. Им бы свои деньги поскорее отработать, и чем легче это пройдет, тем лучше. Но это точно не то, о чем я буду сейчас думать, и, само собой, не то, о чем я стану хоть когда-нибудь говорить со своей истинной.
— Тебя хочу, — прохрипел, прочистив горло, ощущая, что все тело привычно потяжелело и одновременно стало легче воздуха, загудело, напряглось, готовясь для нее одной. — Какой быть для меня захочешь. Любую возьму и всегда стану выпрашивать еще. Но, Летэ, любимая, нам скоро принесут ужин и воду вымыться.
— Вот и я о том же, — совершенно шаловливо подмигнула она, отпуская ткань в свободное падение, и мне прицельно в голову шибануло ароматом ее похоти. — Успеем по-быстрому разочек? Я так соскучилась!
Ну-у-у во-о-о-т и все-е-е! После этой фразы и вида ее заострившихся, указывающих прямо на меня сосков все, кроме потребности взять и отдать себя, вымело из моей башки внезапным ураганом. Пусть хоть что там…
— Ты однозначно успеешь, — рыкнул, подхватывая ее и вжимая спиной в стену.
— Кровать в двух шагах, Ло… О-ох! — выгнулась Летэ, врезаясь затылком в стену, принимая мое вторжение сразу, готовая, влажная, обжигающая.
— Да плевал я…
Столкнув наши рты, замолотил бедрами, отпуская копившееся эти дни вожделение и напряжение, обращая их в бурную реку нашего наслаждения. Долбил, врывался, упиваясь родной теснотой, острыми укусами боли от впивающихся в кожу головы и плеч ногтей моей пары. Стонал в ее жадные, выпивающие меня и питающие страстью в ответ губы. Ловил ртом набирающие силу вскрики близкой развязки, а членом — эти восхитительные, тугие сжатия в ее лоне, уносящие меня следом в наше общее обиталище эйфории. Смотрел не отрываясь, алчно поглощал каждую гримасу и судорогу оргазма Летэ, вливая в него свой, дополняя, питая новой мощью и гранями, заставляя длиться и длиться это мгновение общего беспредельного кайфа. Сгорал, парил, опустошался до предела, наполняясь ею, становясь от этого собой. Таким, каким не был никогда прежде. Ее… Для нее.
— Пошел ты к бесам, Кририк, — прошептал, задыхаясь в потную, разгоряченную кожу Летэ, обессиленно уткнувшись в изгиб ее шеи.
— Чт… Что ты сказал? — спросила она, еще всхлипывая и содрогаясь вся от затухающих волн и внутренних спазмов, что ощущал и на своей пока твердой в ней плоти.
— Ничего, любимая.
Ничего. Ничто не имеет значения. Потому что даже если ты меня ведешь на смерть, как тупого барана на заклание, я иду туда добровольно и охотно. Ради того, чтобы хоть по пути чувствовать все это.
Глава 36
Я едва успел обернуть расслабленно улыбавшуюся Летэ в покрывало с постели, как в дверь постучали. Явился крепенький белобрысый парнишка со здоровенными парующими ведрами воды. Я постарался всячески перекрыть ему обзор на свою пару, но быстро понял, что напрасно переживал. Мальчишка сильно косил и не проявлял к нам никакого интереса, явно пребывая где-то в собственном мирке, что свойственно умственно неполноценным людям. Грамотно подобранная прислуга для подобного местечка. Ничего не сболтнет, потому что ничего толком и не видит, не замечает, не запоминает. Не прост местный хозяин.
Я, конечно, навязался помочь Летэ вымыться, как только вслед за водой нам принесли и еду, и, само собой, это закончилось опять сексом. Только на этот раз моя истинная быстро перехватила у меня активную роль: выискала, кажется, все чувствительные точки на моем теле, о большинстве которых и не подозревал всю жизнь. Исследовала меня как нечто новое и непреодолимо притягательное с убийственной тщательностью, целуя, кусая, облизывая, обдувая и натирая, чередуя все доступные ей воздействия, вырывая из меня максимум реакции. Наблюдала за тем, что творили со мной ее прикосновения, жадно, как хищница за давно вожделенной добычей, а я просто помирал от наслаждения и муки предвкушения, горел заживо, обуздывая свою доминантную натуру, ревевшую о немедленном обладании. Прежде чем она наигралась, сжалилась и приняла меня в себя, я уже гнулся, трясся, грыз подушки и простыни, чтобы не начать глушить своими стонами и мольбами всех под этой крышей, перекрывая даже вовсю скрипевших мебелью Гаррета и Кририка за обеими стенками и их повизгивавших шлюх.
— Лор! — тихий голос Летэ разбудил меня мгновенно, хотя и показалось, что я едва успел закрыть глаза, убаюканный остаточными волнами удовольствия и ее мирным сопением под боком. — Кто-то под дверью.
Да что же это у меня с ней за херня безответственная вечно выходит?! Как я, двуликий, со слухом и чутьем в десятки раз лучше ее человеческого, постоянно умудряюсь пропустить момент пробуждения своей пары?
Вскочив и прихватив с табурета штаны, но не одеваясь — вдруг обернуться придется, я кивнул молча Летэ, велев быстро собираться, а сам бесшумно подкрался к двери и принюхался. Судя по запаху, там топтался хозяин нашей ночлежки и был он один. Я резко дернул за ручку, представ перед ним голышом, и, зыркнув на лестницу рыкнул: «Ну?!»
