Отец сунул соломинку в рот.
— Я делаю то, что должен был сделать давным-давно. — Он подошел к окну, отодвинул плотную оранжевую штору и осмотрел парковку. — Я согласился вести проект с ребятами, потому что у меня были тяжелые времена. Мы с твоей мамой… — он замолчал. — То есть, мы с Сурой… только-только развелись, но она все еще была огромной частью моей жизни, а мы снова поругались… Я тогда хотел отрешиться от всего, насколько это было возможно. Узнал о проекте на ферме и согласился, не зная, во что ввязываюсь.
Он провел рукой по седеющим волосам, приглаживая их.
— А потом появилась ты… — Он покачал головой, и волосы снова растрепались. — Я не думал, что ты когда-нибудь обо всем узнаешь. По крайней мере — не так.
— Райли сказал, что я была изменена. Это правда? — Мрачно посмотрев на меня, папа подтвердил это кивком. — Когда у меня происходило лечение?
— Тебе дважды в неделю добавляли лекарства в пищу.
Он посмотрел на меня, ожидая, когда я все пойму.
— Лимонад.
Он добавлял лекарства в мой лимонад. Сэм и другие переживали ломку, у меня тоже были головные боли, но я думала, что они от стресса.
Папа продолжал:
— Твои изменения были минимальными. Подозреваю, что ты должна быть сильнее, чем любая девушка твоего строения. Но самое главное — ты связана с ребятами на таком уровне, что даже мне этого не понять. И они непременно будут слушать тебя.
— А Трев? Он был изменен таким же образом? У меня есть власть над ним?
— Почему ты спрашиваешь?
Я рассказала ему о предательстве Трева. Новость ошеломила его точно так же, как и меня.
— Ого. Я и понятия не имел. Лечение Трева отличалось, да. Я думал, что они тестировали на нем иные лекарства, чтобы посмотреть, как он будет взаимодействовать с тобой и другими. Я бы никогда не догадался, что он работает на Подразделение.
— Это многое объясняет. Я не могу вспомнить ни одного случая, когда бы он слушал меня, если правильнее было этого не делать. Подразделение не хотело, чтобы он был под моим контролем. — Я потерла глаза ладонями. — Но почему они хотели забрать парней из лаборатории?
— Они собирались переместить их в другое учреждение, а тебя оставить на ферме, чтобы проверить связь между вами на таком далеком расстоянии. Коннор хотел довести проект до предела возможностей, прежде чем…
— Прежде чем продать его.
Отец вздохнул.
— Я стараюсь не влезать во все это. Мне просто нравится наука. Ну, или нравилась.
Он зажал соломинку между указательным и средним пальцами.
— Знаешь, а я ведь знал, что он делает.
— Что? — подняла я на него глаза.
— Сэм. Я знал, что он готовит побег. Я знал… про соломинки. — Папа помассировал переносицу. — Все эти годы я держал в лаборатории парней, и не было ни одного дня, когда бы я не представлял, что было бы, если бы я освободил их и позволил тебе уйти. Мне потребовалось много времени, чтобы принять то, что я делаю. Помогло то, что Сэм и остальные многого не помнили. И ты помогла. Ты отвлекала меня от многих вещей. Я поднимался наверх, и там меня ждала ты, заставляя на мгновение забыть о парнях в лаборатории. — Он опустился в кресло в противоположном углу комнаты и положил локти на подлокотники. — Я должен тебе. Мне бы очень хотелось, чтобы я мог хоть как-то загладить вину перед тобой.
— Мы должны вернуть их, — сказала я. — Сэма и Каса.
Папа покачал головой.
— Я не знаю, как сделать это, Анна. Извини. Подразделение будет пытаться снова стереть их воспоминания, и Сэм… — Он опять покачал головой.
— Что?
— Они уже довели его до предела. Его память была стерта больше, чем у других. Но проблески воспоминаний у него начались уже в лаборатории. Я не записывал это в файлы, потому что боялся того, что они сделают с ним, обнаружив это. Подозреваю, что без препаратов для подавления, он бы вспомнил гораздо больше…
Я похолодела.
Папа, должно быть, заметил выражение моего лица, потому что спросил:
— Он многое вспомнил?
— Что будет, если они снова попытаются стереть его воспоминания?
Отец так покачал головой, что мне стало ясно — он не знает ответа, но, каков бы он ни был, он будет плохим.
— Будет лучше, если мы не будем вмешиваться. Ты свободна. Ник свободен. Это большее, на что я мог когда-либо надеяться.
Я поднялась.
— Скажи мне, что с ним будет, папа. Ты должен сказать мне.
— Это только теория, — пробормотал он, положил соломинку обратно в рот, помолчал, затем продолжил: — Это может истощить его. Сделать его бесполезным. Неконтролируемым. Неуравновешенным. Я не знаю. Могут быть любые последствия.
Я втянула в себя воздух, пытаясь остановить набежавшие на глаза слезы.
— Я не могу просто бросить его.
— Мы ничего не можем сделать.
Я смотрела на ноутбук и файлы, стоящие на столе у окна. Сэм хотел, чтобы я взяла их, потому что знал, что они важны. Эти данные были единственным нашим преимуществом.
— Возможно, что-то и можем.
Ник проснулся со стоном где-то после двух часов ночи. Я смотрела телевизор и дремала последний час, просыпаясь каждые десять минут, чтобы убедиться, что он все еще дышит.
Он сел, стиснув от боли зубы.
— Сэм? — пробормотал он.
— Эй, — сказала я, подходя к нему. — Будь осторожней.
Он поймал меня взглядом в полумраке и напрягся.
— Анна.
— Да. Я здесь. А в тебя стреляли, так что тебе нужно лежать.
— Это, скорее всего, не в первые, — проворчал он.
— Хочешь воды?
— Хочу тайленол.
У нас он был. Я наполнила пластиковый стаканчик водой из крана и достала две таблетки из новой упаковки. Я протянула их Нику, наблюдая за ним в отблесках света от телевизора и ища любые признаки недомогания. Казалось, что он в порядке, хотя это не означало, что так и есть на самом деле.
Проглотлив тайленол и осушив до дна стакан воды, Ник осмотрел комнату.
— Где мы?
— В мотеле за пределами Траверс Сити.
— Кто там? — Он кивнул на соседнюю кровать, на которой спал папа. Когда я сказала ему, он понизил голос и прошипел: — Какого черта он делает здесь?
— Я позвонила ему. Ты потерял сознание, и я не знала, что делать. Ты не оставил мне других вариантов.
— Он теперь на нашей стороне?
Я пожала плечами.
— Если честно, точно не знаю. Но, думаю, да.
— Что он говорил про Сэма?
Я не знала, стоит ли рассказывать Нику о том, что сказал мой отец, о воспоминаниях, о последствиях еще одного стирания памяти. Я решила, что это только разозлит Ника.
— Ни слова. Мне кажется, папа думает, что Сэм исчез навсегда.
Ник склонил голову. По телевизору показывали рекламу.
