Ага. Нашёлся. Рядышком совсем, ты смотри. Всего через две комнаты, не считая родительскую спальню. Туда я никого не пускаю. Моё. Личное. Неприкосновенное.
— Хотел меня видеть? — вхожу без стука. Это мой дом. И только я диктую правила в нём. Буду я ещё стучать.
Единорог стоит возле подоконника, ко мне спиной. Смотрит в окно, или делает вид, что смотрит туда. Кто же этих супов до конца знает. Широкий разворот плеч, теперь отчётливо просматривается под тонкой водолазкой. Его куртка лежит в изножье кровати.
Присматриваюсь. Костяные наросты более жуткие, чем мне казалось. Их основание почти у самого предплечья, чуть выше локтя, а книзу они лишь становятся тоньше. У запястья торчат концы похожие на шипы. С каждой руки по одному. Даже думать не хочу, что за зверь такой отдал свою ДНК на это уродство. Или точнее, звери и сколько здесь смешения генетических материалов.
— Здесь есть связь. — протягивает он, не поворачивая головы в мою сторону. Смотрит на моё отражение в тёмном окне. и говорит скорее с ним. — Мой телефон при мне. Я могу вызвать своих. Скинуть геолокацию. Окна очень широкие. Витражные. Тоже открытые. Не блокируются. Я могу сбежать в любое мгновение.
— Я же сказала, что ты не пленник. — с самым честным взглядом произношу я. Вру. Конечно, вру. Как иначе.
Сбежать он не сбежит. Люди Ильи охраняют не только дом, но и въезд в посёлок. Ну, вызовет он своих, и что? Чем он докажет, что я что-то планировала? Ничем. Он абсолютно цел и невредим. К тому же никто не отменяет блефа. С большой вероятностью его люди мертвы. Он сорвал поставку. Мы вывезли чуть больше половины причитающегося. Правда, ещё мы умыкнули обратно деньги, но никто же об этом не знает. Я вообще держу его в своём доме исключительно для того, чтобы он восполнил недостающее.
Миша набросал мне десяток версий, что не только объяснят его местонахождение в моём доме, но и выступят обвинениям этим тварям, если те сунутся ко мне.
— На тумбочке список. Надеюсь, почерк поймёшь. — немного помолчав, произносит он.
Вижу сложенный листок. Вижу лежащий поверх бумаги карандаш. Двигаюсь медленно, чтобы не выказать истинных эмоций.
Двадцать имён и фамилий. Рядом с пятью адреса. Рядом ещё с тремя занимаемые должности. Высокопоставленные должности.
— Что это значит? — прячу список, заведя руки за спину.
— Это значит, что я в деле. Умные и расчётливые женщины моя слабость. Люблю стерв.
— Даже не надейся. — ехидно усмехнувшись, я бросаю вполне искренне:- Спасибо. — и выхожу из его комнаты
Тик-так. Игра началась.
Глава 60
Роман Зверев
Горло дерёт. Глаза словно песком посыпаны, режут и слезятся. Выдыхаю рвано, резко сев в чужой постели.
Занимательно. Дом не мой. Комната незнакома. А вот старичок Эйн очень даже знаком. Это радует.
— Эйн? — зову, морщась от собственного голоса. Воды бы. — Эйн! — ноль реакции. Как храпел, так и храпит. Почему в кресле? Почему так разит перегаром? Не понимаю.
Ладно. Движение — это жизнь. Нужно двигаться.
Ни моей обуви, ни одежды, ничего, что сгодилось бы прикрыться или обуться. Зато под кроватью обнаружилась картонная коробка токсичного розового цвета. Открытая. Сверху лежал красный блокнот в единорогах.
Анкета. Кононовой Лилии. Пятый класс. Так-так.
Ну точно. Я же к Кононовой явился. Анкету припрячу. Интересно, чего там Лялька о себе писала.
Получается, я у жены дома.
Эйна не бужу. Иду к первой закрытой двери, осторожно приоткрываю её и осматриваюсь. Это я удачно попал. Ванная. Раковина манит сверкающим краном. Я бы сейчас и из лужи напился.
Открываю кран, жадно глотая ледяную воду. Тихую музыку и плеск воды услышал далеко не сразу. Лишь напившись до отвала, я присматриваюсь к кремовой занавеске, за которой отчётливо проступает силуэт ванны.
Мне тоже помыться не помешает. Вон какой мужик чумазый в зеркале.
Крадусь к краю, заглядывая в щелку между занавеской и белоснежной чашей.
Лежит, колбаса деловая. Наушники нацепила. Глаза закрыла. Лежит сиськами кверху, наполовину скрытая пеной. А рука-то, рука там бесстыдно хозяйничает между широко разведённых ножек.
Ай да Лялька. Губки приоткрыла. Головку ещё дальше запрокинута. Так и манит поцеловать безобразницу.
Морщится. Не нравится ей, да? Или…?
— Охренеть! — резко распахнув глаза, она смотрит на меня затуманенным взглядом и щурится. — Изыди, Зверёныш!
Снимает беспроводные наушники, швырнув их на заставленную баночками и тюбиками полку. Садится, поджав колени к груди, отчего вода приходит в движение.
Будем считать, что это было приглашение.
Не теряюсь. Забираюсь в ванную, благо места двоим здесь предостаточно, не забыв задёрнуть плотнее занавеску. А то шастают тут всякие.
— Ну кто бы сомневался. — фыркнув, Лялька быстро поднимается во весь рост и выбирается из воды.
— Что не так?
— Кто тебя сюда звал? — задёрнув за собой занавеску, она позволяет любоваться лишь её силуэтом. Надо признать, манящим, с женственными формами.
— А спящий Эйн и я тебя не беспокоили? — смешок выходит сам собой. — Могла бы потерпеть, пока я проснусь. Придумали бы что-то интереснее. Гораздо интереснее.
— Прости, что не подумала о том, что ты, воскреснув, попрёшься не только в ванную, но и сунешься за занавеску. Это неслыханная наглость, Рома! Унитаз — вот. Биде — вот. Раковина. Халат. Нет же, тебе нужно было свой нос сунуть… — а краснеет как. Лепота.
— Будто я тебя голой не видел.
— Видел. Дальше что? Это не даёт тебе права видеть меня голую и дальше. Сохраняй границы.
— Лялька, не ворчи. Возвращайся ко мне. Ты так и не закончила.
Слышится глухое рычание. Злится, стервочка моя.
— Я рада, что тебе лучше. — с рычащими нотками протягивает она. — Поговорим о делах?
— Дела? Ну, давай. Начинай объясняться, я послушаю. — хмыкнув, делаю воду погорячее.
— Ты серьёзно? — усмехается она, одёрнув занавеску в сторону. Конечно, халат нацепила до самых щиколоток. Преступление прятать такие очаровательные ножки. Стоит и улыбается, непонятно с чего или чему. — Объясняться будешь ты, Зверь, а не я.
— Я?
— Ты. Со слухом проблемы?
— Мне нечего объяснять. Это не первая поставка, которую мы сорвали. Вообще-то, тебя там быть не должно было. Помнится, тебя не интересовали дела иных. — усмехаясь, рассматриваю нахмуренную мордашку.
— А меня они по-прежнему не интересуют. — уверенно заявляет она. — Меня интересует су. И ты встал на моём пути.
— В смысле? — что за херню она несёт?
— В коромысле. Мне нужны поставки су. Что непонятного? А ты лезешь. И будешь лезть. Ты мешаешь.
— Ты под чем-то?
— Это ты, похоже, под чем-то. Гоняешься за призраками, мешая… собственной жене. — а улыбка-то какая ехидная. Когда научилась только? Курсы стерв где-то открыли? Я не удивлюсь.
— Я не отступлю. Ты знаешь, что нам нужны производители, лаборатории, учёные и данные. Ты знаешь, из чего, и каким способом эта мерзость производится. Под чем-то ты! Тебе промыли мозги, Кононова!
— Рот закрой. — рычит она, злобно клацнув зубами. — Ты у меня на пути не встанешь! Сейчас так не кажется, Зверев, но у нас пожие цели. Ты всё портишь! А я не позволю…
— И как ты мне помешаешь, а? — она в бешенстве, конечно, но я её не боюсь. Она явно не в себе. Неужели у Звягинцева был не уникальный талант? Кто-то дёргает за нитки марионетку-Кононову, а она, глупая, даже не понимает этого.
— Так же как и ты, Зверев. — вздохнув, она отходит к двери, плавно покачивая бёдрами. — Деньги у меня скоро закончатся, а у тебя имеются. Чтоб ты не мешался под ногами, тебя было бы проще убить, но не для того я тебя, идиота, спасала. Лечила, можно сказать. Правила игры изменились, Рома. Теперь ты мне нужен рядом. И ты будешь рядом. Улавливаешь? Теперь ты будешь жить здесь. Один. Без связи. Друзей. Денег. А я буду контролировать каждый твой шаг. И да, Зверь, только попробуй сбежать!
