отложил в сторону и по ним затребовал отдельный отчет. Но это все заняло больше двух часов напряженной работы.
Когда Тэмир закончил и уже собрался уходить, один из старейших советников обратился к нему:
- Великий хан, окажи нам милость, откушай с нами.
Можно было отказаться, но Тэмир не видел смысла. Захотят отравить? Вина не пить, есть только самую простую пищу. Он кивнул и остался на месте. Появились молчаливые прислужники, споро накрыли стол, еда была разнообразной, видно, что особо приготовлена.
- Не побрезгуй, великий хан Тэмир, - склонился перед ним тот самый старейшина. - Это Бахаргуль, вдова Угэ-хана, послала, своими руками для тебя приготовила.
Рядом шумно выдохнул старый темник Забу-Дэ. Все смотрели на Тэмира, никто не притронется, пока хан не начнет есть.
- Передай мою благодарность вдове Угэ, - кивнул он.
Отщипнул кусочек лепешки и обмакнул в соль. Руки сразу же потянулись к еде, поднялся гомон, стали нахваливать. Прислужник налил вина сначала ему в пиал, а после остальным. И тут советник наконец начал то, ради чего все было затеяно:
- Великий хан, теперь, когда ты подкрепил свое сердце едой, может быть, более приятные дела обсудим?
Вопрос был задан сладким вкрадчивым тоном. И по тому, как умильно блестели глаза старого советника, Тэмир уже примерно догадался, о чем пойдет речь. Алия предупредила о том, что тут уже все между собой решено и оговорено.
Но если от него ждали, что он первым проявит интерес, то ждали зря.
Повисла пауза. Старейший советник, Годо-нойон, смотрел на него, Тэмир молчал. Кто-то прислушивался настороженно, кто-то вытягивал шею от любопытства. Один Забу-Дэ, которого это интересовало меньше всего, преспокойно продолжал высасывать из сахарной кости мозг.
Наконец, видя, что хан молчит, другой советник осторожно начал:
- Великий хан, мы печемся о твоем благополучии...
И остановился, выжидая.
Тэмир мысленно хмыкнул. О его благополучии или о своем? Как раз в этот момент кусок костного мозга с громким звуком шлепнулся на ковер. Забу-Дэ знаком подозвал прислужника, чтобы тот вытер, а потом уселся, сложив руки перед собой.
- Продолжай, - проговорил Тэмир.
На лице советника обозначилось облегчение, он переглянулся с нойоном Годо и стал выкладывать свои доводы. Заходил издалека, сначала сокрушенно вещал, как трудно одному без семьи.
- Без поддержки родственников человек как стебелек в степи. Солнце сожжет его, ветер согнет, сайгак затопчет. Родственники - каркас твоего шатра, надежная опора...
Советник растекался, а Тэмир думал - где были они все, когда Угэ-хан предательски напал и вырезал всю семью его отца?! Где была их поддержка, когда он остался один и выживал ребенком на пепелище? Все решили, что сын Сохраба уже мертв. А сейчас он стал ханом. И он в них не нуждался.
Однако он слушал, и по лицу его было не понять, какие чувства он сейчас испытывал.
А советник наконец перешел к главному:
- Великий хан, окружи себя любящей семьей, чтобы в твой шатер пришло благополучие. Возьми в жены дочь Угэ-хана Гизельбахар и Фирузе, дочь Годо-нойона. И наших дочерей возьми в свой шатер наложницами. Пусть они будут для тебя как Ай и Сар (две луны) и звезды.
- Эх-хэ, - поддакнул другой советник. - Чем больше звезд на небе, тем красивее ночь!
Раздались сдержанные мужские смешки и легкий гомон. Тэмир понимал, что они просто так не отстанут. Постараются навязать ему своих дочерей. Отдать хану дочь почетно, это обеспечит им положение. А для него это одна из гарантий верности знатных ургурских семей. Если не принять, будут строить козни.
К тому же хану положен гарем, и это непреложная традиция. Придется пойти на какие-то уступки в мелочах. Но он не собирался уступать в главном. Тэмир поднял руку, гомон прекратился, а он сказал в наступившей тишине:
- Я уже выбрал солнце.
Вот сейчас тишина стала мертвой.
Каждый из присутствующих понял, что хан только что отказал им. И он поставил Трофей гораздо выше их дочерей. Переварить это было трудно. Но и возразить хану никто не смел. Ведь он мог казнить здесь любого, и нашлось бы за что.
Казалось, так и будут молчать, однако Годо-нойон все-таки сказал, пронзительно на него глядя:
- Когда на небе солнце, не видно звезд. Но когда наступает ночь, звезды хорошо видны, мой хан.
Речь уже не шла о женах, ему предлагали наложниц.
Тэмир не ответил ни да, ни нет, пусть ломают голову. Молча встал и вышел из шатра совета.
Не успел закончиться совет, старшая вдова Угэ отправила гонцов своему пасынку Ердэ. Он был вторым после Дер-Чи, и он имел права на небесный трон. Гонцы домчались быстро, и вести обо всем, что говорилось на совете, Ердэ получил в тот же день, ближе к ночи. А поутру он отправился разыскивать Дер-Чи. Потому что только тот в настоящий момент являлся реальной силой.
Найти в степи брата оказалось не так уж сложно, Дер-Чи со своими двумя минганами стоял лагерем на землях даулетов. Но это требовало времени и усилий, и добрался туда Ердэ только ночью.
Дер-Чи встретил брата без особой радости. Когда того привели в шатер, он уже успел выпить не одну чарку арака. Он вообще в последнее время много пил, но это нисколько не заглушало досаду от поражения и бродившую в нем злость. Перед господином был богато накрытый стол, однако красивое лицо его, расчерченное длинным красным шрамом, было мрачно. Любой из его людей знал, что сейчас попадаться господину под руку опасно.
- Празднуешь, брат? - спросил Ердэ, как только вошел.
А тот поморщился и молча показал на место за столом. Единокровных братьев Дер-Чи не жаловал, те трое, что были с ним, поспешили убраться. Сейчас он был один, и в шатре, кроме него, были только его минбаши.
- Мне нужно говорить с тобой, - произнес Ердэ с нажимом. - Это дело семьи.
- Семьи? - рыкнул Дер-Чи, лицо его исказилось оскалом.
Потом он откинулся назад и проговорил, показав на своих командиров:
- Можешь начинать. У меня нет секретов от своих.
Ердэ недовольно оглядел молчаливых гостей и оттопырил губу, однако все же сел. Не хотел начинать при посторонних, но не было другого выбора. Дер-Чи знаком показал, чтобы брату наполнили чарку и подали еды.
- Слушаю тебя.
Лучше бы с глазу на глаз, но он явился просителем, а у Дер-Чи было войско. Ердэ прочистил горло и начал:
- Завтра хоронят