смогу забыться сном.
Повинуясь внезапному порыву, я подошла к сундуку, села возле него на пол и откинула крышку.
Поверх вещей покоился кусок льда с вплавленным в него цветком… Я взяла его в ладони и всмотрелась в бесформенные очертания.
Ледяной куб уже наполовину растаял. Нежные лепестки на одном из стеблей поникли и увяли. А я так надеялась, что хотя бы это чудо пробудет со мной дольше…
Меня будто взорвало изнутри.
Я схватила жестокую ледышку и со всего размаху швырнула в противоположную стену.
- Почему-у?!.. – закричала я, бессильно глядя на то, как в мелком крошеве льда опадают на мою постель остатки того, что было когда-то прекрасным цветком.
А потом закрыла лицо руками и разрыдалась.
Очень скоро поняла, что если не сделаю хоть что-то прямо сейчас, то до утра просто не доживу. Пустота сожрёт меня, разорвёт на части, на кровоточащие обрывки.
Я вскочила и наспех утирая лицо, бросилась вон из комнаты.
Гаяни! Она меня утешит.
Не удивлюсь, если сестра с её чуткостью до сих пор не спит. Она всегда поздно ложится, а сегодня и вовсе умирает от тревоги за меня, наверное. Ричард говорил, она очень переживала. За всеми событиями у меня совсем выскочило из головы. Ох уж эта гадина Мелия! Не пожалела даже её, лишь бы добиться своего.
Точно.
Надо поговорить с Гаей. Пусть знает, что у меня всё хорошо.
Всё хорошо у меня.
Просто замечательно.
Поворот, поворот, комната…
Я на месте.
Толкаю дверь и даже не удивляюсь, что она не заперта. Вхожу, и не сразу замечаю сестру – она скорчилась клубочком на стуле у окна и… спит, обняв себя за плечи. На зелёных волосах играют лунные блики. Танилла сегодня особенно яркая. Её одну только и видно – Келеб и Элерин разбрелись по небосводу так далеко, что из окна не увидать… только с крыши.
Сердце снова колет непрошенное воспоминание. Поцелуй, ранивший так глубоко, что вряд ли эта рана когда-нибудь заживёт.
Но надо жить дальше. Я не могу себе позволить увянуть, как сорванный цветок, которого лишили ледяной брони. Я всё ещё живая.
- Гая! Солнышко, ты спишь?
Не отвечает. Видимо, уснула слишком глубоко. Но позволить ей спать на стуле никак нельзя – вдруг ещё свалится во сне, глупышка.
Подхожу к ней, склоняюсь, руку ласково опускаю на плечо с намерением осторожно разбудить – и замечаю неровные дорожки слёз на щеках. Дрожащие ресницы. Губы шепчут что-то без слов. А ещё она смертельно бледная.
Мне становится страшно.
В этот момент сестра распахивает свои огромные глазищи и смотрит прямо на меня – но я знаю, что в сейчас она меня не видит. Она всё ещё там – в стране своих странных и пугающих грёз.
- Я убила его, Ши. Понимаешь?.. Я его убила.
Беру её за плечи и встряхиваю.
- Гаяни, просыпайся! Гаяни, это просто сон! Слышишь?!
- Я убила. Убила Ричарда. И эта птица… она смеётся надо мной… - Сестра хмурит тонкие брови, морщится как от боли. - …Ему не идёт серый цвет!..
Мой страх превращается в самую настоящую панику. Я не понимаю, как вернуть Гаю – с той стороны. С призрачных дорог, которые так цепко держат её невидимыми пальцами.
- Что за птица? О чём ты говоришь? Ты никого не убивала! Ричард Винтерстоун жив и здоров! Я его недавно видела! Клянусь, жив! Ты мне веришь? Жив…
Она часто-часто моргает.
И наконец я вижу, что сознание к ней возвращается. Она впервые фокусирует взгляд на мне.
А потом выпрямляется на стуле. Подносит ладони к лицу и долго-долго на них смотрит.
Я молчу. И она. Мы молчим обе. Наконец, пытаюсь снова как-то успокоить сестру, хотя у меня всё меньше и меньше сил уговаривать её, что это лишь сон – хотя бы потому, что я уже сама перестаю в это верить. Особенно после слов Мардухая о том, что в роду нашей матери были предсказатели.
- Гая, это просто сон. Кошмар.
Сестра поднимает на меня фиалковые глазищи и грустно улыбается.
- Ты же сама знаешь, что нет.
Я снова молчу.
- Может, тебе показалось? Ты видела что-то другое?
Она опять переводит взгляд на свои ладони.
- Мои руки были в крови.
Слова у меня заканчиваются – тянусь к ней, пытаюсь просто обнять, но Гая отталкивает. Вскакивает с места порывисто, идёт к двери. Потом останавливается резко, как вкопанная, и поворачивается ко мне.
- Будет неправильно уйти и не сказать тебе. Сестрёнка, я решила! Долго думала, но теперь точно. Я не позволю этому сну сбыться! Ни за что.
Вытирает щёки кулаком, я терпеливо жду, чувствуя, как сжимается в тоске моё сердце. Уже чувствует предстоящую утрату.
- Ты знаешь, Ши… мне Мардухай предлагал пойти к нему в ученицы.
Вот оно. То самое. Старик оговорился, как жалеет, что Гаяни не приняла какое-то его предложение. И сокрушается, что элират вот-вот потеряет верховного мага, а достойного ученика всё нет. Но предложить такое место тринадцатилетней девчонке? Женщина – верховный маг?! Какой же безграничный потенциал почувствовал он в сестре, что предложил подобное – а отец согласился…
- Так вот я решила пойти.
- Гая!
Она качает головой.
- Не отговаривай, не надо. Я не изменю своего решения. Хочу спрятаться в пещерах Сольмивары, и пусть меня учат. Может, и выйду когда-нибудь, через много-много лет – когда совершенно точно не буду бояться, что… - у неё срывается голос. – Ши, в том моём сне… у меня были руки, как сейчас. Я была такой, как сейчас. Это скоро. Но я не позволю этому сбыться. Я уеду в пещеры Сольмивары – и никогда, никогда не увижу Ричарда Винтерстоуна. И пусть он себе хоть десять жён найдёт! Я всё сделаю, чтобы защитить его. От себя.
Подбегает ко мне и на секунду сжимает в объятиях. А у меня нет сил даже обнять в ответ.
Бедная, бедная Гаяни.
И бедная, бедная я.
Неужели потеряю ещё и её? Только теперь понимаю, как много на самом деле значила для меня сестра. Жизнь матери крутилась всегда только вокруг отца и его капризов. Флавия сама по себе. И только крошка Гаяни была со мной – с тех самых пор, как в семилетнем возрасте мне всучили пищащий свёрток и велели учиться нянчить детей.
- И не плачь! Обещай, что не будешь плакать. Мы увидимся когда-нибудь. Ещё одно обещай – что обязательно, обязательно будешь счастлива!
