изменилось. Эта эпидемия — худшая из всех, что мы когда-либо видели. То, что происходит там, то, что вирус делает с людьми…
Корабль качнулся под ногами Габриэля. Он споткнулся, затем выпрямился, ухватившись за спинку сиденья для равновесия.
— Какое отношение это имеет к делу?
— У Блэка есть вакцина. Настоящая вакцина. Какие бы сомнения ни терзали твою совесть, уйми их. Прямо сейчас.
Габриэль вдруг почувствовал головокружение, неустойчивость, словно накренился не только пол. Фундамент его жизни смещался, распадаясь под ногами.
— Что происходит?
— Я объясню позже. Но Габриэль, ты Патриот. Ты в ответе перед народом — твоим народом. Если мы потерпим неудачу сейчас, число погибших станет просто чудовищным.
— Но девушка. Она невиновна.
— У нас нет на это времени! — Голос Симеона резко повысился. — Ты знаешь это. В каждой войне есть жертвы! Каждая революция строится на смертях невинных. Это единственный путь.
Рот Габриэля словно набили гвоздями. Он молчал. Просто не знал, что сказать.
— Ты собираешься отбросить все, во что веришь, из-за какой-то богатой суки, к которой у тебя внезапно возникли чувства?
Габриэль закрыл глаза. Он и правда испытывал к ней чувства. Он боролся с этим столько, сколько мог. Но Амелия его зацепила. Ее достоинство, ее уязвимость, ее честность, ее странная способность быть одновременно слабой и сильной. Как морщилась кожа вокруг ее глаз, когда она улыбалась, как настоящая улыбка освещала все ее лицо.
— Она не сука.
— Ты бы пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти тысячи, может быть, миллионы жизней, Габриэль?
— Конечно.
— Иногда мы должны жертвовать не своей жизнью. Ты понимаешь?
Его горло сжалось.
— Я…
— Ты всегда оставался верным, — проговорил Симеон. — Ты был моим самым преданным новобранцем. Я верю в тебя. С тех пор как тебе исполнилось четырнадцать лет, и ты показал свою непоколебимую силу и мужество против тех хулиганов, я верю в тебя. Не подведи меня сейчас, сынок.
— Не подведу. — Однако «но» повисло в воздухе между ними.
Симеон вздохнул.
— Я даю тебе слово, Габриэль. Я не причиню ей вреда. Но на кону миллионы невинных жизней. Мне нужно, чтобы ты подумал о них.
Габриэль выдохнул. Его плечи опустились.
— Я понимаю, сэр.
— Мы на пороге великой победы, сынок. Приведи ее на мостик.
Габриэль пристегнул рацию к поясу. Он шел обратно к платформе на негнущихся ногах. Все, о чем он мечтал, ради чего работал, боролся и проливал кровь. Великая победа «Новых Патриотов» и страны. Великое поражение жадной, коррумпированной элиты. Но какой ценой?
Амелия никогда его не простит. На один глупый миг Габриэль позволил себе поверить, что их маленький пузырь будет существовать бесконечно долго, не нарушаемый внешним миром. Но это невозможно.
Не имело значения, насколько сильны их чувства друг к другу. Не имело значения, любили ли они друг друга или могли бы полюбить когда-нибудь, если бы им дали шанс. Они стояли по разные стороны в скрытой войне, которая велась десятилетиями, веками.
Если он не приведет ее на мостик, это будет предательством. Симеон и «Новые Патриоты» отрекутся от него, или еще хуже. Они ведь ему братья. Его семья. Симеон, который стал ему как отец, и взял его под свое крыло, обучил и дал Габриэлю его достоинство, его положение. Симеон наполнил жизнь Габриэля смыслом после глупой смерти родителей. Симеон подарил ему цель, долг.
Он никогда не сможет предать Симеона. Он никогда не сможет предать дело. Это значит предать самого себя.
Невинные люди умирали. Ставки только что выросли в геометрической прогрессии. Что бы ни происходило на материке с эпидемией, Симеон верил, что у Блэка есть настоящая вакцина. Должно быть, Блэк утаивает ее для своего собственного класса.
Габриэль может что-то сделать. Должен что-то сделать. Он должен помочь спасти тысячи, возможно, миллионы жизней. Именно об этом он мечтал, работал, боролся.
Он закрыл глаза от накатившего на него ужаса, в груди защемило, как от физической боли. Симеон как всегда прав. Габриэль должен действовать. Это его долг. Это его шанс реально и надолго изменить жизнь своего народа. Его собственный мир — его собственное счастье — не имели никакого значения.
Габриэль стиснул челюсти, сжав руки в кулаки. Она будет ненавидеть его. И он заслуживал ее ненависти. После того риска, на который Амелия пошла ради него, отказавшись причинить боль или сбежать, несмотря на шанс, она будет ненавидеть Габриэля, и ему придется жить с этим.
Он выторговал для нее жизнь. Это все, что Габриэль мог ей дать. Этого должно быть достаточно.
— Амелия.
Ее веки дрогнули и открылись. Она посмотрела на него, улыбаясь, открыто и доверчиво.
Казалось, что ему в грудь плеснули кипятком.
— Амелия. Мне нужно, чтобы ты пошла со мной.
— Куда?
— На мостик.
В наступившей тишине разверзлась пропасть.
Габриэль вытащил пистолет из кобуры. Он не мог ослабить бдительность. Только не в этот раз.
Ее улыбка дрогнула. Амелия перевела взгляд с его лица на пистолет, и в ее глазах появилось ужасное понимание.
Он ожидал, что она будет умолять, плакать, пытаться убедить его снова передумать. Но нет. Она просто уставилась на него, пораженная.
— Почему?
— Ты знаешь, почему. — Голос Габриэля звучал пусто и отдаленно даже в его собственных ушах.
— Я думала, ты хороший.
— Я хороший! Но иногда доброта требует жертв.
— И это я? Я твоя жертва?
— Это намного больше, чем ты и я. Это то, что ты никогда не поймешь.
— Я могла тебя убить. Но не убила. Я могла убежать. Но не убежала. Я выбрала тебя.
Слова как колючая проволока впивались в его язык.
— Ты выбрала неправильно. — Он взмахнул пистолетом. — Теперь двигайся.
На ее лице одновременно промелькнула тысяча эмоций. Амелия подняла подбородок.
— А если я этого не сделаю?
Габриэль ненавидел каждое свое слово. Он заставил свой голос звучать тверже, ожесточил свое сердце.
— Я ударю тебя по голове пистолетом и отнесу наверх.
Она не шелохнулась.
— Двигайся!
— Могу я взять свой клатч? — Он лежал на полу рядом с ее ногами.
— Конечно.
— Спасибо. — Ее голос прозвучал холодно, без эмоций. Так же, как и его собственный.
Амелия подняла клатч и встала на ноги. Она шла перед ним, спина прямая, плечи расправлены, осанка идеальная. Амелия выглядела царственно, величественно как королева.
Габриэль страстно желал сказать «мне жаль», тысячу раз «прости меня».
Но слова застряли в горле.
Глава 39
Уиллоу
Пуля ударила в стену в футе от Уиллоу. Над ее головой раздался резкий треск.
Она помчалась по ближайшему коридору, сжимая в одной руке нож. Ей потребовалось больше часа, чтобы выбраться с десятой палубы
