— Да, Петр… Сергеевич… Я поступлю так, как вы скажете… Но если вы предоставляете мне свободу действий… Согласен с вами в этом… я… убить… Договорились… Мира…
Чем дальше, тем приглушеннее раздавался голос Антона и тем меньшей ей удавалось разобрать, но свое имя в конце девушка расслышала вполне явственно.
На принятие решений потребовалось ровно двенадцать секунд. На обдумывание последствий… эту фазу Мира решила опустить.
Включив телевизор на полную громкость, чтобы заглушить звуки бегства, она схватила сумочку и выскочила из квартиры. Антон тем временем, ничего не подозревая, продолжал разговор, начавшийся словами:
— Да, Петр Иванович. Здравствуйте… Андрей Сергеевич передал мне ваши замечания по поводу статьи… Я поступлю так, как вы скажете… Но если вы предоставляете мне свободу действий, то заключительную часть я оставлю без изменений… Согласен с вами в этом… Думаю, я смогу найти в литературе еще несколько примеров подобных реакций лабораторных животных на препарат… Конечно, я прочитал черновой вариант вашей публикации на тему эвтаназии. На мой взгляд, вполне достойно, однако, название «Убить или обречь на жизнь», звучит, пожалуй, чересчур резко… Договорились… Нобелевскую премию Мира за это, конечно, не получить, но в целом достаточно хорошо…
Твой мир — это я, мой мир — это ты,
Забуду про все я, сожгу все мосты!
До остановки Мира бежала бегом. Потом вскочила в первую попавшуюся маршрутку и немного успокоилась лишь когда убедилась, что среди пассажиров нет ни Антона, ни кого либо из «научно — исследовательского центра».
Уже не в первый раз пришла она к горькому сознанию, что все вокруг ложь, но в отличие от случая с Александром, она не могла найти в этом смысла. Почему Антон встал на сторону Петра Сергеевича и его людей? Едва ли из‑за сомнительных родственных связей. Какая причина стала для Вернадского достаточно веской, чтобы растоптать многолетнюю дружбу? Что есть у горстки людей такого, что могло бы послужить бессмертному достаточной наградой за предательство? Что из сказанного Антоном вчера и сегодня было правдой, а что нет? Как можно победить, если противнику известен твой следующий шаг? Известны, вероятно, даже те твои решения, которые ты еще не принял, о которых даже не задумывался. И самое главное, что произошло с Александром?
Достав сотовый, Мира еще раз набрала заветный номер. Когда после нескольких долгих гудков бесстрастный голос на том конце предложил ей оставить сообщение, девушка недолго думала над тем, что сказать:
— Саша, я в беде, — она с легкостью уложилась в короткий промежуток времени перед сигналом.
Мира едва успела закрыть телефон и положить его в сумочку, когда ощутила вибрацию:
— Мира, где ты?
Прошедшего времени Александру бы впритык хватило на то, чтобы прослушать голосовую почту.
— Я еду в маршрутке… — Мира не сразу сообразила, что не имеет ни малейшего представления ни о номере маршрутки, ни о том, где она сейчас.
Выглянула в окно, поинтересовалась о номере маршрутки у сидящей рядом женщины, которая прежде чем ответить покачала головой и смерила ее странным взглядом.
Александр был лаконичен. Получив необходимую информацию, он ответил:
— Мы встретим тебя в районе Петровского сквера. Жди и смотри в окно. Увидишь черный «Фольксваген» — позвони.
Затем добавил чуть тише, словно боясь, что кто‑то услышит (Мира очень надеялась, что этим кем‑то был ее отец):
— Ничего не бойся. Я с тобой.
Прежде чем Александр положил трубку, Мира начала говорить быстро — быстро и очень тихо, ведь в понятие «мы» мог быть включен и Антон:
— Антон с ними. Он предал нас, он хочет моей смерти. Не доверяй ему, будь осторожен.
— Ты ошибаешься, — твердо возразил Александр. — Он на нашей стороне.
С этими словами он положил трубку. Мира сложила сотовый и засунула его в карман брюк, чтобы сразу же ощутить вибрацию в случае звонка.
Не самая блестящая идея — убеждать Александра в предательстве его лучшего друга, человека, который был ему братом на протяжении долгих лет. Бросая ему в лицо предупреждения, Мира и сама чувствовала себя предательницей. Какими бы благими намерениями она ни руководствовалась, это не меняло того, что своими словами она втаптывает в грязь лучшие чувства любимого человека. Могла ли Мира винить Александра в недоверии? Сколько бы обвинений он ни бросал накануне в лицо Антону, в его словах были не ненависть и не презрение, а боль и попытка найти оправдание поступкам друга.
Вчера вечером, ложась спать, Мира не смогла удержаться от того, чтобы сказать Александру:
— Больше всего во всем этом мне не нравится то, что Антон ставит себя выше других.
На что получила ответ:
— А мне больше всего не нравится то, что в этом он прав.
Следующие пятнадцать минут прошли в тревожном ожидании. Маршрутка тем временем отъехала от железнодорожного вокзала и застряла в пробке. Мира внимательно разглядывала замерший поток машин. До условленного места встречи оставалась одна остановка.
Бежевое здание с колоннами по правую сторону от дороги непроизвольно вселяло в ее душу страх. Не далее как вчера Антон неоднократно повторял, что авто- и железнодорожные вокзалы — последнее место, где всем им стоит появляться. Петр Сергеевич ожидает попыток покинуть город, и у него достаточно людей и связей, чтобы контролировать все выезды из Воронежа, вокзалы и даже аэропорт.
Ожидая, пока маршрутка вновь двинется с места, Мира разглядывала поток прохожих, идущих по тротуару. Есть ли среди них те, кто пришел сюда, чтобы убить ее и близких ей людей?
Вдруг в толпе мелькнуло что‑то яркое. Мира приподнялась с места, чтобы разглядеть получше. Так и есть! Мира готова была поклясться, что Вера Васильева — единственная во всем Воронеже обладательница топа, сочетающего в себе ярчайший из оттенков фуксии, оригинальный покрой и вызывающую надпись на спине. Такое творение портняжного искусства она узнала бы среди тысяч других. Обладательница этого сомнительного шедевра была еще довольно далеко, но Мира ее узнала: высокая стройная девушка в короткой юбке с черными волосами, подстриженными каре. В одной руке она держала дамскую сумочку, лишь немного уступающую по яркости топу, а в другой — большой и, очевидно, тяжелый саквояж. Вера направлялась к железнодорожному вокзалу. И, вероятно, к своей смерти.
