Он жив и этому есть лишь одно разумное объяснение — так было нужно.
Проклятье, Кудесник, чтоб ты провалился… где бы ты ни был!
— Убирайся вон, — говорю стылым приказом с губ.
Йон даже не шевелится, и мне больно смотреть, как мой маленький и пока слишком беспомощный Эван жмется к нему в поисках тепла. Как будто знает, что в эту холодную ночь к нему пожаловал не бессердечный убийца, а родной отец. Жаль, что для меня эти двое навеки вечные будут неразрывно связаны. И я никогда не смогу смотреть на него иначе. Даже сейчас хоть лицо моего личного кошмара окутано рваными тенями, я не могу не видеть образы сотен умерших, ради которых мы рыли могилы в каменно-мерзлой земле несколько недель без сна и отдыха.
— Ты не смеешь мне приказывать, маленькая славная королева, — огрызается Йон в характерной насмешливой манере.
Похоже, он потерял физическое тело — или хотя бы его часть — но сохранил и ядовитый сарказм, и железную уверенность в том, что я о сих пор лишь маленькая девчонка, которой он может помыкать ради собственной забавы.
— Ты вылез из могилы чтобы сказать мне, как скучал? — огрызаюсь я.
— Лишь увидеть сына и напомнить о данном обещании наведываться в постель к его матери, — скалится Йон.
Черный туман расползается по рукам Эвана, оставляя вензеля меток под кожей. И малыш смеется, громок и заливисто, словно его щекочут.
Я бегу к нему, протягиваю руки, чтобы отобрать у чудовища то единственное, что мне дорого и за что я готова хоть сейчас пойти хоть на плаху, хоть в лапы к чудовищу. Протягиваю руки — и Йон хватает меня за подбородок своей когтистой лапой, притягивая на расстояние одного на двоих вздоха.
— Хочешь ты того или нет, Дэш, но я тебе нужен, — рокочет он хриплым сорванным голосом. — Хочешь ты того или нет, но только я знаю, как уничтожить то, что сам же создал. Если, конечно, у тебя в запасе нет еще одного Кудесника.
Йон всматривается в мое лицо и вдруг одергивает руку, отступает, с удивлением глядя на запястье, в которое я все же успела схватиться двумя ладонями. Он покрыт коркой стеклянного льда и пока я забираю сына, грязно ругается, сбрасывая на пол осколки ледяной магии моей крови.
— Ты… подросла, — то ли хвалит, то ли журит, но больше не улыбается.
Зато улыбаюсь я, хоть теперь моя улыбка больше похожа на оскал.
— Можешь ступать к своему прихвостню, сожженный бог, — выплевываю в него всю свою злость. Только смеясь в лицо страху можно стать сильнее. — Можешь предложить ему свою помощь, потому что Королеве Абера ты не нужен.
Он щурится и щели его глаз тонкими алыми росчерками режут клубы тени вокруг лица.
На миг вышагивает из своего убежища, открывая моему взгляду исполосованное шрамами, но все-такое же демонически красивое лицо. Хватает за шею, сжимает, лишая следующего глотка воздуха и шанса на спасительный крик.
— Благодари сына за то, что я не убил тебя прямо сейчас и прямо, — обжигающий рваный стон мне в губы вместо поцелуя. — Когда мы увидимся в следующий раз, ты будешь рада любой помощи, сладенькая.
Хватка у меня на шее превращается в дым, а вместе с ней и мой злейший враг.
Я сжимаю кулак, роняя на пол ледяные иглы сжирающей изнутри злости.
Когда мы увидимся в следующий раз, я буду готова закончить то, что начал Кудесник.
И плевала я на его божественные замысли.
Конец первой книги
