руку.
У графа впервые за долгое время был бардак в мыслях. Не складывался образ и поступки, он не понимал, а когда Андрей Забела, что-то не понимал, то он становился неудержим в своём стремлении всё выяснить.
Поэтому сразу после того, как сопроводил исправников с задержанными до участка направился к дому наместника.
Гайко был дома, занимался делами. Ему уже доложили, что в Никольский уезд снова прибыл императорский советник. И о том, что он запросил отряд исправников в поместье Лопатиных, наместник тоже знал, но не знал подробностей и очень рассчитывал на то, что граф ему всё расскажет.
Наместник Гайко знал Забелу и даже был знаком с его бульдожьей хваткой. По вопросам графа наместник понял, что того сильно заинтересовали все новинки, которые появились в Никольском, но почему-то граф расспрашивал не о Лопатине, кто, собственно, и стоял за новинками, а о его дочери Ирэн.
Наместник поведал графу всё, что знал. По прежнему опыту он помнил, что от графа бесполезно что-то скрывать, всё равно докопается, но при этом будет нервничать, а нервный Забела в сто раз хуже, чем Забела в обычном состоянии. Хотя и в обычном состоянии графа могли переносить немногие.
Из рассказа наместника граф вынес, что с приездом Ирэн в поместье отца, Лопатин вышел из своего затяжного затворничества и начал придумывать разные штуки, но при этом, Ирэн тоже от него не отставала. Придумала какие-то кримы, по которым теперь сходит с ума вся женская часть местного общества и, если вначале все настороженно относились к Ирэн, да-да до Никольского тоже доходят новости, то теперь её, если не встречают с распростёртыми объятиями, то по крайней мере терпят.
В общем граф посетил местную аптеку, в которой познакомился с Софьей Штромбель, оказалось, что граф знал её отца и когда узнал чья она дочь, то сильно удивился, что та «прозябает» в провинции. Увидел необычное мыло, и еле выпросил несколько коробочек, потому как почти всё было сделано на заказ и в свободной продаже его не было. Узнал, что и к мылу Ирэн Виленская, которую все здесь почему-то называли Лопатиной, имеет самое непосредственное отношение.
В больнице все тоже нахваливали барыню Ирэн Леонидовну, к сожалению, главного доктора Забела не застал, поскольку тот уехал в столицу, зато в больнице было много студентов, которые и восхваляли Виленску…тьфу ты, Лопатину.
Вся эта информация ещё больше запутала графа, но он решил, что в городе больше ничего не узнает и поехал обратно в поместье Лопатиных.
У него было много вопросов и Ирэн ему на них ответит…
Москов.
Именины императрицы всегда отмечали большим балом. Приглашалась вся знать и иностранные послы. Готовиться императрица начинала за три месяца, поэтому к моменту самого бала, дворец уже настолько уставал от идей императрицы, что праздник ждали с большим нетерпением.
Императрица Мария Алексеевна, в девичестве принцесса Деймара, любила праздники. Во время праздников её супруг, император Александр Третий, всегда был с ней и с детьми. Она любила мужа, и ей нравились его друзья, ироничный граф Андрей, немного грустный барон Виленский, даже Александра Шувалова императрица принимала, хотя уж его-то все во дворце обходили стороной.
В данный момент Мария Алексеевна шла к мужу, чтобы посоветоваться насчёт барона. Александр накануне вечером обмолвился, что хочет объявить о предстоящей помолвке барона с девицей Строгановой. Императрица переживала за несчастного в любви друга мужа и хотела уточнить надо ли ей подготовить специальный нумер, возможно барон захочет станцевать с девицей сразу после объявления. Да, после четырёх родов императрица всё ещё сохранила романтические фантазии.
Стоявшие в карауле солдаты вытянулись перед императрицей и распахнули двери в малый кабинет императора. Мария Алексеевна прошла внутрь и увидела мужа, сидящим за большим столом. Перед ним на столе лежало письмо, которое он только что читал и стоял ларец, в котором лежали квадратные свёртки.
— Душа моя, — обратилась императрица к мужу, она часто его называла, либо душа моя, либо моё сердце, эти фразы она выучила одними из первых, когда Александр только привёз её в Стоглавую, — что-то случилось? От кого письмо?
Александр взглянул на жену и задумчиво ответил:
— Письмо от Андрея, но я ничего не понимаю
— Можно? — императрица протянула руку и Александр дал ей письмо.
В письмо довольно коротко было описано покушение на жизнь баронессы Виленской, которая называет себя теперь Ирэн Лопатина, рассказано о том, что вскрылись факты по старому делу об убийстве супруги Леонида Лопатина, а также пространно написано, что Ирэн сильно вовлечена во все новинки своего отца и даже кто-какие придумывает сама, хотя «привилегии» оформляет на Лопатина.
— Вот посмотри, — император показал на ларец, на который императрица обратила внимание, как только вошла.
— Что это? — Мария Алексеевна взяла один из кубиков и попыталась рассмотреть, даже понюхала. Пахло приятно.
— Открой, — улыбаясь посоветовал Александр
Женщина вскрыла пергаментную бумагу и обнаружила под ним твёрдый почти прозрачный кусок, светло зелёного цвета.
— Это мыло, — Александру явно было весело
— Мыло? — императрица была крайне удивлена, что вот этот красивый вкусно пахнущий брусочек моет быть мылом. Коричневым, крахмалистым на ощупь и с неприятным запахом.
И император рассказал супруге, что в Никольском уезде помимо спичек и чернёного серебра теперь делают вот такое вот мыло:
— Граф Андрей лично купил его в аптеке, да ему ещё не хотели продавать, потому как делают только на заказ. Говорит вся женская половина местного общества платит целкачами* за эти брусочки. А придумали их две женщины…Одна из них дочь известного аптекаря, Штромбеля
(*целкач — серебрянная монета)
Император взглянул на супругу, та кивнула, подтверждаю, что помнит такого, и продолжил:
— А вторая…Ирэн Виленская
Императрица очень удивилась, услышав про Ирэн. Она была уверена, что та после случившего скандала больше и носа не высунет. А ты посмотри, ещё и мыло придумала. У императрицы возникло неприятное ощущение в груди. Ей вдруг показалось, что Александр говорит про Ирэн с какой-то непонятной нежностью.
Мария Алексеевна очень ревновала мужа, ей казалось, что отвернись она и на него сразу начнут охотиться всякие, типа этой баронессы.
Вот и сейчас, ревность горячей волной стал разливаться в груди, мешая дышать. Императрица положила брусок на стол и сказала:
— Подумаешь мыло, они там в Никольском с ума от безделья сходят, а уж про эту Ирэн я вообще слышать не хочу.
Александр сразу почувствовал изменение в настроении жены и быстро свернул разговор, начав расспрашивать про бал и детей. Ему очень нравилось то, что стали появляться необычные вещи,
