Эшли Дьюал - У истоков Броукри (СИ)

— Мне жаль, — шепчет подруга, а я небрежно отмахиваюсь.

— Перестань.

— Нет, правда, Дор, мне жаль. Как такое могло произойти? Ты говорила с мамой или с отцом? Слушай, не рассказывай им. — Лиз подрывается с кровати. — Не говори. Вдруг и с тобой они что-то сделают. Пусть лучше считают, что все как раньше.

— Но все не как раньше.

— Расскажи Мэлоту.

— Что? Ему-то зачем? Он никогда не интересовался моими проблемами.

— Он хороший, — неожиданно выпаливает Лиза, и я округляю глаза. — Правда, у него в голове путаница, да, он бывает грубым, но он заботится о тебе.

— Заботится? Отлично он обо мне заботится, когда прожигает сигаретой ладонь.

— Поговори с ним. Я думаю, на него так твой отец влияет. Посмотри. Просто взгляни, что они с вами сделали — ваши родители. Я не понимаю…, как так? Черт, кажется, предки с ума посходили. Моя мамаша убежала с каким-то кретином, забыла обо мне…, а твои? Я и подумать не могла, что они способны на такое.

— Сейчас это неважно. Они уже сделали то, что сделали.

— Тогда забудь о них и подумай о брате. Тебе нужен кто-то под этой крышей, кто не предаст и будет рядом. Я ведь не всегда смогу помочь. А Мэлот…

— Мэлоту наплевать на меня.

— Откуда ты знаешь? — Лиза пожимает плечами. — Вдруг ты ошибаешься?

Я покачиваю головой и смотрю в окно. На улице холодно. Сегодня вечером танцы, и ребята готовятся отлично провести время. Может, и мне стоит вылезти из дома? Может, я смогу поговорить с братом? Что, если Лиз права, и мы, наконец, услышим друг друга? Он ведь и не подозревает, что натворили родители.

Я вздыхаю.

— Мэлот уже ушел, как думаешь? — Поворачиваюсь к подруге. — Его дверь закрыта?

— Она всегда закрыта, — усмехается она. — Но я видела, как он спускался по лестнице. Весь белый и глазированный, будто торт. Знаешь, я не отрицаю, что Мэлот ведет себя как идиот. Но он не потерян для тебя. Вы нужны друг другу.

— Да, как и моя мать была нужна родной сестре. И мы знаем, что из этого вышло.

— Просто поговори с ним. Думаю, Мэлот поймет тебя. Он так же, как и ты изменился.

— Почему ты его защищаешь? Ты всегда была против него, а тут…

— Он подходил ко мне сегодня.

— Что? — Я растерянно вскидываю брови. — Зачем?

— Спрашивал, говорила ли я с тобой. Сам он ведь дверь твоей комнаты не откроет, уж слишком гордый. Но он волновался.

— Обо мне?

— О тебе. Знаешь, возможно, вы совсем друг друга не знаете. — Лиз горько улыбается и кладет ладонь мне на плечо. — Пора познакомиться с братом, Дор.

Лиз держит меня за руку. Она сжимает ее изо всех сил, будто пытается передать всю свою смелость и храбрость. Но я-то знаю, что на самом деле подругу качает от ужаса, ведь она и не представляла, во что ввязывается, зовя меня на танцы. Потому она и вцепилась в мою руку, как я якорь. Я останавливаюсь у актового зала.

— Дальше я сама.

— Нет. — Отрезает подруга. — Не выдумывай. Я с тобой.

— Тебе не нужны проблемы. Это мой выбор, не твой.

— Они ведь набросятся на тебя, как голодные собаки.

— Знаю, — поглаживаю подругу по плечу и улыбаюсь. — Лиз, ты прекрасно выглядишь. Иди и попытайся отдохнуть. Ты ведь была права: осенние танцы — событие, и у нас давно уже не происходило ничего хорошего.

— Я читала сегодня твой гороскоп…

— Лиз!

— Там написано: забудьте о времени, не слушайте чужие мнения и не думайте о том, что может быть потом. «Потом» может и не быть.

— Это должно приободрить меня? — Искренне улыбаюсь и смотрю в карие глаза моей неугомонной подруги. — Напутствие — так себе.

— Просто… — девушка нервно встряхивает волосами, и ее рыжие локоны спадают на плечи огненным водопадом, — я устала переживать. Раньше мы волновались о финальных экзаменах, а теперь — боимся за собственную жизнь. Ты — смелая. Но постарайся и живой остаться. Договорились?

— Договорились.

Я осматриваю белоснежное, приталенное платье подруги и растягиваю губы. Она не представляет, как прелестно выглядит. Будто лебедь, склонивший голову от грусти. У нее худые плечи, тонкие кости торчат из-под ткани, но она не выглядит неуклюже. Скорее она выглядит хрупкой. Я боюсь к ней прикоснуться, просто киваю, прощаясь, а затем остаюсь одна. Вскидываю подбородок.

На самом деле, как бы легкомысленно не выглядело мое непослушание, я ничуть не боюсь расплаты. Мне все равно. Я прекрасно понимаю, что встречу неодобрение, что все взглянут на меня, нахмурив брови, но мне наплевать. Я впервые точно знаю, что поступаю верно. И я не бунтую, я высказываю свое мнение; показываю свою позицию. Люди вправе не одобрить ее, но они не смогут меня переубедить.

Я открываю двери зала и переступаю через порог. Мое платье недлинное, непышное. Но оно плавает, вьется на ветру и скользит по воздуху, будто невесомое, не переливаясь в тусклом свете и не отражая ярких нот. Оно черное, как мои мысли.

Спускаюсь по ступеням, и десятки глаз обращают на меня внимание. Иду медленно и осторожно, гордо выпрямив спину, вздернув подбородок. Низ платья сделан из перьев, а верх — с кружевной спиной. Почему-то мне не страшно видеть неодобрение в глазах тех, у кого костюмы белее снега. Меня задевает предубеждение и гнев в глазах тех, чья одежда, как и моя, чернее ночи. Что их насторожило? Неужели так сложно поверить в то, что я на их стороне; что я хочу помочь?

Люди расступаются передо мной, будто я носитель опасного вируса. Их взгляды так и норовят проникнуть сквозь меня, испепелить меня изнутри. Музыка становится тише. Я дышу еще громче. Чувствую, как где-то в горле бьется сердце.

— Что это?

Замираю. Набираю в грудь воздуха и оборачиваюсь.

— Это платье, Конрад.

Парень глядит на меня, стараясь унять злость, но вид у него оторопелый. Он нервно мнет в пальцах низ белоснежного пиджака, нервно кривит губы, нервно подходит ко мне.

— Оно черное.

— Я знаю.

— Зачем? — Его карие глаза становятся огромными. В них застывает вопрос, ответ на который сам парень не хочет услышать. — Что ты делаешь, принцесса.

— Я пришла на танцы.

Тишина. Люди смотрят на нас, Конрад смотрит на меня, а я не смотрю ни на кого. Я слышу начало какой-то красивой музыки. Фортепиано в миноре подчеркивает настроение, томящееся в моей груди, и я почему-то горько улыбаюсь. Поднимаю глаза на парня. Тяну к нему руку, будто спрашиваю: потанцуем? Но Конрад не спешит с ответом. Он смотрит в мои глаза и испепеляет их диким разочарованием, на которое способны лишь некоторые люди, утратившие веру во все, что может ее иметь. И я вдруг понимаю, что он не возьмет меня за руку. Он не примет меня такой.