Эшли Дьюал - У истоков Броукри (СИ)

— Нет.

— И почему?

— Не хочу.

— О, Боже. Это как-то связано с сыном «палача»? Да? О, я убью его! — подруга рычит и пристукивает ладонью по кровати. — Что он уже натворил?

— Ничего. — Едва слышно отвечаю я. Прикусываю губы: они убили мою сестру. Как же смириться с этим? Или не нужно мириться. Черт подери, что же мне делать?

— Дор, поговори со мной. Что случилось?

Я не отвечаю. Закрываю глаза и протяжно выдыхаю: надо просто пережить это. Или просто сбежать. Может, действительно, уйти? Собрать вещи да рвануть за горизонт; туда, где нет знакомых; где нет тайн. Вот только прошлое будет со мной в любом месте. Никуда оно от меня не денется, будет следовать по пятам, словно тень, куда бы я ни пошла.

Неожиданно подруга ложится рядом. Повторяет мою позу: откидывает назад голову и складывает на животе руки. Мы вдвоем пялимся в потолок. От Лиз пахнет сладостями, и я почему-то дергаю уголками губ. Мы всегда были вместе, выслушивали друг друга, пусть часто и не понимали, почему те или иные вещи ранят нас сильнее или меньше остальных. Но, наверно, иногда выслушать — уже помочь. Необязательно прочувствовать всю ту боль, что чувствует друг. Главное, просто быть с ним рядом, взять за руку, сжать ее, сказать, что никуда не денешься. Я часто жалуюсь, что я одинока. Но так ли это? Лиза всегда рядом со мной, а я только сейчас обратила на это внимание.

— Тебе передали конверт с цветом костюма на танцы, — говорит она, взмахнув рукой. В пальцах она сжимает бумажку. — Прочтешь? — Я покачиваю головой, и тогда она тихо и протяжно выдыхает. — Ладно, тогда прочту я.

Лиз открывает конверт, достает лист и горько улыбается.

— Белый. — Она смотрит на меня. — Ты удивлена?

— Ужасно.

— Осенние танцы — событие, Дор. У нас давно не происходило ничего хорошего, а мы с тобой всегда весело проводили на них время.

— Какие танцы, Лиз? — Я тоже смотрю на подругу. — Мне кажется, мир сошел с ума. Я не представляю, как пойду веселиться, когда вокруг столько неприятностей.

— Отвлекись, расслабься хотя бы на один день, слышишь? Ты на себя не похожа.

— А на кого я похожа? — Сглатываю. «На Катарину». Вот, кто я. Не Адора де Веро, а Катарина Штольц — убитая маленькая девочка, чье сердце продолжает жить внутри меня.

— Я думаю, танцы — это отличная возможность на время позабыть о проблемах.

— Это отличная возможность для Мэлота и его слуг унизить ребят из Нижнего Эдема. Ты ведь сама понимаешь, что им достался «черный». Это несправедливо. Наши придут в белоснежных костюмах, платьях…, а они — запятнанные, чужие. Это нечестно.

— Ты все усложняешь, — вздыхает Лиз, — на самом деле, никто и не заметит разницы.

— Тогда к чему это деление на цвет? Пусть каждый сам выбирает, в чем придет. Или же это невыгодно нашим, правильно? Какой прок от танцев, если и посмеяться не над кем будет? Они этого не допустят.

— Все твои слова граничат с чем-то опасным, — шепчет Лиз. — Ты, словно бунтуешь, а я не хочу, чтобы ты бунтовала. Может, ты и права в чем-то, вот только какая разница? Ты должна быть в порядке, а с твоим рвением к справедливости, ты наберешься проблем. Ты ведь в курсе, правда?

— Не знаю, что может быть хуже того, что уже успело со мной случиться.

— Люди болеют, умирают…, а ты заперлась в комнате от несчастной любви.

— Дело не в Эрихе.

— Тогда что с тобой происходит?

— Что с нами происходит! — Возмущаюсь я и встаю с постели. Подхожу к окну и лихо раскрываю окна. Ветер отбрасывает назад мои волосы, а я подаюсь вперед. — Мы живем и не видим того, что творится вокруг. Ты знаешь, что за стеной люди умирают от голода? Я видела, как они лежат на асфальте мертвые, Лиз. В последнюю очередь их заботят танцы.

— Святая Мария и Иосиф, что ты за стеной делала?

— Какая разница? Важно, что мы издеваемся над ребятами из Нижнего Эдема, но они этого не заслуживают. Они не виноваты в том, что родились за стеной. Они не виноваты в том, что их родители бедные.

— Ого, а тебя это задевает не на шутку. Верно? — Подруга поднимается с кровати. — Я что-то упустила? Ты всегда была на их стороне, но сейчас, у меня такое чувство, будто тут замешано что-то личное. Признавайся. Что происходит?

— Почему они должны расплачиваться за ошибки родителей? Или…, ох, может, и не за ошибки…, почему они в принципе должны становиться изгоями? Чем мы лучше? Да, у нас богатые родители, но сами по себе мы ничего собой не представляем! Мы ничего еще не добились, ничего не сделали. Но почему-то именно их мы ни во что не ставим.

— Ты пугаешь меня.

— Я просто… — потираю руками лицо, — я просто запуталась, Лиз. Не знаю. Прости. Я тут схожу с ума. Моя голова горит, пульсирует…, черт, это какой-то бред.

— Адора, — говорит подруга, подходя ко мне, — я никуда не уйду, пока ты не скажешь, что случилось. Это касается родителей?

Я перевожу взгляд на Лиз и киваю. Мне становится холодно. Ветер из окна бьет по спине, забирается под одежду, и я, горбясь, обхватываю себя руками за талию.

— Все гораздо хуже, чем мы предполагали.

— Что ты узнала?

— Я не уверена, что стоит и тебя втягивать в это.

— В смысле? А кого еще ты собираешься втягивать, если не меня? — Подруга глядит в мои глаза укоризненно. — Рассказывай.

— Я узнала, кто мой донор. Узнала, что мой отец заставил шерифа Бофорта и доктора Кристофера Обервилля совершить преступление.

— Преступление? — Подруга недоуменно хмурит лоб. — В смысле? Ты про незаконное проведение операции?

— Нет, я про поджог, похищение и убийство. Все в лучших традициях детективов. Ты и представить себе не можешь, что у меня творится сейчас в голове. Наверно, я и, правда, схожу с ума, потому что я и не знаю: злиться мне или сказать спасибо.

— Так, подожди. О чем ты? Какой поджог?

— Оказывается, у моей мамы есть родная сестра. К ней я и ходила за стену.

— Родная сестра? Ого. Но что она там забыла?

— Скорее о ней забыли. Отец запер ее там, чтобы она держала язык за зубами. Как по мне, лучше бы просто ее пристрелил. Она слепая, Лиз. Сидит там в ободранной комнате и вспоминает дочь, которой больше нет.

— А что с ее дочерью?

Я почему-то усмехаюсь. Смотрю в глаза подруге и вижу, как ее лицо вытягивается. У Лизы краснеют щеки. Она отступает назад и шепчет:

— Не может быть…

— Да. — Прикусываю дрожащие губы. — Я тоже не хочу верить, Лиз. Я даже думать об этом не хочу, но у меня не получается. Как я ни стараюсь. — Я закрываю глаза. Прохожусь пальцами по волосам и выдыхаю. — Что мне делать.

Это не вопрос. А Лиза и не отвечает. Повисает тишина, и слышны лишь удары моего сердца. Сердца моей сестры. Подруга вновь усаживается на кровать, а я опираюсь спиной об оконную раму и опускаю взгляд на свои руки. Они трясутся, я сжимаю их в кулаки. Не помогает. Меня знобит.