— Боюсь, у лорда Иво возникли срочные дела в Дареме.
— Ооо…
— Он уехал вчера, до того как мы узнали о приезде лорда Роберта.
Но он знал, что приеду я. Придется попрощаться с мечтами начать все заново. Большой ком образовался в груди Алейды, но она постаралась не обращать внимания на этот холод, медленно распространяющийся у нее в груди. Сейчас было важнее наладить дела в замке, чем разбираться во всех проблемах ее брака.
— Что ж, тогда у меня еще больше причин вернуться в Олнвик.
— Миледи, но там двенадцать чужих и неизвестных нам рыцарей. Ваша безопасность…
— Гарантируется благородным лордом, который предан и лоялен королю, который и приказал мне выйти за него замуж, — сказала она с большей уверенностью, чем испытывала. — Я должна представлять Олнвик в отсутствие моего мужа. Джеффри езжай вперед с Пендой и приготовь все. Я думаю… Я думаю, что демонстрация привязанности и преданности моих людей мне сегодня понравилась бы. Ничего большего, чем необходимо для того, чтобы лорд Роберт и его рыцари увидели, что я обладаю поддержкой и любовью жителей деревни и служащих замка.
Она была вознаграждена одной из столь редких улыбок Джеффри.
— Разумеется, миледи, и так же Вы, вероятно, захотите увидеть во дворе всех своих дам, которые приветствовали бы Вас и сопровождали бы в ваши покои.
— Bien sur![52] — рассмеялась Алейда. — И все они будут говорить разом.
Ари покачал головой.
— Но в ваших покоях разместился сэр Роберт.
— Так и должно быть, если ни меня, ни мужа нет в замке. Но теперь я возвращаюсь домой, и он должен будет освободить мне мои комнаты.
— И помоги ему Господь и все его святые, если он этого не сделает, — сказал Ари.
Алейда улыбнулась ему светло и ясно.
— Точно.
— Тогда мне следует освободить для лорда Роберта гардеробную и поставить туда кровать, — сказал Джеффри.
— И положите ему свеже набитый матрас и лучшие простыни и меха. В конце концов, он все же эмиссар короля. — Она задумалась на минуту. — А также предложите ему ванну.
— И присмотрите наиболее, хм, дружелюбную женщину, чтобы они могла вымыть его, — добавил Ари Джеффри тихим голосом. Тот кивнул и пробормотал:
— Может даже двух.
Охранники пытались замаскировать смешки за кашлем, а Алейда притворилась, что она и вовсе ничего не слышала, поскольку услышанное повергло ее в смущение.
— Что ж, Джеф, тогда отправляйся и выполняй приказ. Мы немного здесь задержимся, но туман становится все более и более густым. Я не желаю задерживаться дольше, чем это необходимо.
— Мы трижды позвоним в колокол, когда все будет готово, миледи, — сказал Джеффри, и он с Пендой поскакали прочь.
Пока Алейда наблюдала, как они скачут по холму и исчезают из глаз, Ари наблюдал за ней.
— Вы хорошо играете свою роль, миледи.
— У меня было много времени и способов попрактиковаться в этом, когда мой дед воевал, — сказала она. — Мне это не по душе, но зачастую это просто необходимо. Разве леди из Гэлдерса [53]не могут делать того же?
Его лицо побледнело и будто замерло на секунду, потом краски вернулись.
— Боюсь, что наши женщины предпочитают ножи и яды играм. Именно поэтому я и уехал. Слишком уж многие из них имеют претензии ко мне.
— Сами леди или их отцы и мужья?
Он пожал плечами, но озорство в его глазах сказало ей, что он вряд ли так уж сильно сожалеет об этом.
— Вам давно бы уже следовало жениться, — сказала Алейда, — Вам и сэру Бранду, обоим.
— Бранд был уже женат, миледи. Его жена умерла много лет назад.
— Я этого не знала. — Она обдумала эту новость и кивнула. — Это объясняет его печаль, которая порой скрывается в его глазах, прячась за смехом. Мне кажется, он любил ее.
— Inn makti mur, — сказал Ари. Когда она вопросительно бровь, он объяснил. — Это старое высказывание в Гэлдерсе. Оно означает великую страсть сродни любви, которая однажды превращается в тихую и глубокую привязанность, как только пара женится, хотя Бранд никогда бы не признался в излишней страстности или склонности к постоянству.
— Его леди повезло, что она испытала такую любовь. — Алейда крепко сжала губы, пытаясь подавить рыдания, которые зарождались изнутри и казалось вот — вот вырвутся наружу.
Чувствуя себя невозможно глупой, она изо всех сил пыталась проглотить слезы, которые жгли ей глаза. Она никогда не плакала, но вот уже который раз за последние две недели слезы набегали ей на глаза, также как тогда, когда Иво был столь добр к Тому. И еще из — за нескольких совершенно глупых вещей. На сей раз она оплакивала потерянное счастье Бранда, которое так отличалось от ее брака, что она вновь почувствовала боль. Вчера же она чуть не расплакалась из — за того, что наблюдала за мужчиной, засеивающим свои поля в Хоутоне. А несколькими днями ранее, в Чаттоне, из — за солнечного луча, который падал на крест в часовне, это заставило ее подумать о горе Богоматери, потерявшей сына, и ее тогда окутала такая печаль, что она чуть не разрыдалась во время мессы.
Сегодня она пыталась скрыть свои слезы, перебирая пальцами ткань плаща и играя ножнами, и по счастливой случайности печаль ее ушла столь же быстро, как и появилась. Через пару минут она уже достаточно владела собой, чтобы разрушить тишину первой попавшейся мыслью, что посетила ее.
— Вы говорили мне о сказаниях. Я полагаю, что вы все еще должны мне рассказ о драконе.
— И скоро я Вам его расскажу, миледи.
— Нет, Вы расскажете мне его сейчас же, — сказала она твердо, не собираясь упускать шанса. — Это отвлечет меня от дождя. — И от этих нелепых слез.
— Как прикажете, миледи. — Он поднял глаза, и она проследила за его пристальным взглядом, чтобы увидеть черную тень, мелькающую то тут то там в низко ползущих по небу облаках.
— Смотри, Томас, мой орел вернулся. Он летал где — то здесь, пока я была в Чаттоне, — объяснила она сэру Ари.
— Вы думаете, это именно тот орел?
— Да, он всегда кружит рядом с леди Алейдой, мессир, — Том распростер руки, будто птичьи крылья, и изобразил полет птицы так, что сидящая за ним Хадвиза заверещала и судорожно схватилась за него, чтобы не упасть. — Видите его изогнутый хвост?
— Сиди и не двигайся, Томас, — Алейда повернулась к Ари. — Джеф сказал, что эта та же самая птица, что следовала за вами вдоль границы.
— Возможно, — Ари в течении нескольких минут смотрел наверх. Когда он снова бросил взгляд на Алейду, его лицо ничего не выражало. — Ну что же. Дракон. Позвольте мне подумать. Однажды жила— была принцесса, и звали ее Алейда…
