Эта боль длилась целую бесконечность. Наверное, как и у Великой войны, у этой боли так же не было ни конца ни края. Ни начала, ни завершения…
Но в один миг тишину сада нарушил детский плач, а я почувствовала облегчение, но боль не спешила уходить, а зрение проясняться.
— Вылечите ее!
— У меня почти не осталось сил.
— Мне все равно!
— Ты что творишь! Это покушение на королеву, ты хоть соображаешь это, глупая выскочка?
— Я высший боевик. И если моя сестра сейчас же не придет в себя, я сделаю так, что от вас и горстки пепла не останется. Я и его развею, — голос сестры был слишком решительным. Грубым. Надсадным. Эти жестокие слова говорила словно не она, но я все же почувствовала, как боль начала отступать, а после даже увидела сестру, на руках которой была моя малышка.
Катриона, излечив меня полностью, запыхавшись, упала на пожухлую траву, а я подскочила и с разбегу обняла сестру и моего ребенка.
— Это девочка… — шепнула Мики, легонько улыбаясь.
— Дочь…
Я, млея от счастья, непозволительно долго смотрела на свою малышку, да еще и отвлекла сестру, а потому ни она, ни я вовремя не услышали, как в нас бросили поражающее заклинание, только Катриона успела подняться и выставить щит, закрывая и нас, и себя.
— Скорее, Микаэла. Оправдывай свой статус, — выкрикнула Катриона, из последних сил держа щит.
Сестра отдала мне малышку и начала бить на поражение приближающихся к нам мужчин. Но их было слишком много. Мики убивала одного, двух, трех, а на смену им появлялись двое, четверо, шестеро… Силы Катрионы кончились, ее щит рухнул, и тогда Мики выставила руку:
— Мне нужна твоя помощь, Милли, ну… Давай же! Я сама направлю твой огонь на щит.
Я, крепче прижав к себе дочь одной рукой, вторую протянула сестре.
— Дай мне внучку! — тут же рявкнула на меня Катриона и практически вырвала у меня из рук ребенка.
Вокруг нас вспыхнул круг огня, через который не пробивались чужие заклинания, но вот сестра могла отправлять свои в мятежников, только круг постепенно сужался, становясь все меньше и меньше. А затем и вовсе начал опалять Катриону.
— Выйдите за круг вместе с…
— Кати, — коротко отозвалась я, перебивая сестру, — возможно, Кайри-пат дарует свое благословение ребенку, появившемуся на свет в воздушный месяц.
Катриона фыркнула. Мики зажмурилась и сжала мою руку еще крепче, а круг из огня разомкнулся, выпуская из него Катриону с Кати у нее на руках, а затем и вовсе стал небольшой стеной, отгораживающей нас от мятежников.
— Мики, может, лучше переместимся куда-нибудь? Их слишком много.
— Мне не хватит силы на портал, ты не умеешь, а вы? — Мики закричала. — Ата Катриона?
— Если я построю портал, то выгорю как маг, — раздался голос позади нас, а сестра начала отправлять в мятежников чистый огонь, уже не придумывая ему боевые формы.
— Смотри, слева пытается прорваться! — закричала Катриона, а Мики, даже не повернув головы, тут же сожгла того мятежника, что пытался подобраться к Катрионе.
— Что вы вообще здесь забыли, ата Катриона? — прорычала Микаэла. — Сидели бы в убежище.
— Я отправилась за сыном. Его артефакты связи молчат. В родовое убежище он не явился. Я ослушалась короля и пришла за ним! Потому что Карик умер и Эдвор теперь наследник, мы не можем потерять и его, — запальчиво проговорила Катриона таким тоном, словно испытывала от произнесенного больше радости, нежели горя. Я, конечно, знала, что Эдвор был любимчиком, но чтобы настолько…
— Ох, не переживайте, — усмехнулась сестра, — он не пропадет. Его приютили в Восходном королевстве.
— О чем ты? — ахнула я, стараясь взять себя в руки. Только не это, но стена перед нами дрогнула. Мики рыкнула и сожгла сразу троих. А мятежников, кажется, наконец-то стало меньше.
— Уж прости, милая, но муж твой сейчас с Арабеллой, и ему до тебя нет никакого дела, — жёстко проговорила сестра, а я почувствовала, как взбеленился огонь внутри меня. Всю беременность я не ощущала этого ужасного чувства, словно меня прожигают ядом изнутри, и вот опять… лишь одна мысли об Арабелле и Эдворе — и нет и следа от моего мнимого контроля.
— Мики…
Но сестра словно не видела, что со мной происходит:
— А ата Катриона теперь может хоть загнуться от радости… Эй… Милли!
А я уже не ведала, что творю. Стало нестерпимо больно там, где находился мой магический резерв. Тот яд, что каждый раз меня прожигал, словно в этот раз добрался до внутреннего огня и оголил мой источник. А потом из меня словно вынули душу. Я рухнула на землю, отпуская ладонь сестры, упираясь руками в холодную землю и пытаясь привести дыхание в норму, а вокруг нас взревело пламя, сквозь которое ничего не было видно.
Я слышала лишь крики сестры и ее просьбы взять себя в руки, а я… я перестала ощущать себя реальной. Я словно сама стала огнем. Жидким, свободным и безумно опасным, а потом я ощутила боль Мики и, кажется, только тогда поняла, что мой огонь окончательно вышел из-под контроля, а сестра впервые в жизни не смогла его усмирить.
Я глубоко вдохнула. Про себя произнесла имя дочери, а затем открыла глаза и тут же захлебнулась в немом крике. Меня обнимала обессиленная Мики, а вокруг нас была выжженная земля, деревья в саду кренились и грозили вот-вот завалиться, а вместо мятежников были лишь горстки пепла, много-много горсток пепла. Я с ужасом перевела взгляд в ту сторону, где должна была стоять Катриона, и тогда закричала уже во весь голос. И там! И там тоже была лишь горстка пепла…
— Милли, — прохрипела сестра, а я зажала рот руками, давясь собственным криком. Я не только убила свою дочь и королеву, о Матушка Мигрис, я почти убила свою сестру.
— Родная…
Из Микаэлы уходила жизнь, магии она своей уже лишилась… совсем. И во всем этом виновата была лишь я.
— Помнишь маленький замок, что нам построил отец?
— Да, Мики, да.
— Там, под детской кроваткой… — Микаэла тяжело вздохнула и прикрыла глаза секунд на двадцать, а затем заговорила вновь: — Спрятана коробка с книгами, забери их, — каждое произнесенное слово давалось ей с трудом и отнимало у нее силы. Жизненные силы. — А в наволочке голубой подушки лежит большой красный камень, тебе нужно лишь крепко его сжать в ладони.
— О чем ты, Мики… Я тебя не понимаю.
— Уходи в другой мир. И никогда не возвращайся обратно, слышишь?
— Мики, что ты такое говоришь… ты …
О матушка Мигрис, да она, наверное, бредит!
— Не перебивай. Тебе нужно бежать! — Сестра тяжело вздохнула и облизала губы. — Муж… он…
А я зажмурилась, на слезы уже даже не было сил. Или отрицание случившегося не давало мне заплакать, но я никак не могла поверить в то, что, в очередной раз приревновав Эдвора, убила нашу с ним дочь.
Матушка Мигрис, за что?
— Эд мог просто отбыть туда по делам, — прохрипела я, ища оправдание.
— Никому не верь. И ему… Я своими глазами видела их вместе! Не верь. — Сестра подавилась кашлем и продолжила говорить, судорожно вздыхая: — Обещай! Обещай мне. Не прощу никогда.
— Мики, что… что ты видела?
Эдвор не мог. Он не мог так со мной поступить. Со мной, с нами…
Мигрис-Матушка, я убила нашу дочь! И если бы Эдвор, как и обещал, был рядом, этого не случилось бы. Кати была бы жива!
Сердце рвалось из груди, а сестра умирала на моих руках, потому что не справилась, пытаясь усмирить мой огонь, и единственное, чего я сейчас желала, — это умереть вместо нее. Отправиться вслед за своей девочкой… Потому что это я, только я была виновата во всем. Я и Эд…
— Слышишь, никогда! Обещай, — одними губами просипела сестра. — Никогда сюда не возвращайся.
— Обещаю, Мики, только не умирай, родная…
— Уходи… Они вернутся. Обязательно вернутся за тобой. — Глаза сестры закатились, а я, заскулив, обняла ее за щеки, пытаясь как-то привести ее в себя.
Тогда я и увидела голубой перстень рода Стефано. Эдвор надел его на меня в день, когда узнал о моей беременности. Он сказал, что в нем заложена целебная магия.
