Если драконье пламя исцелит меня, я просто уеду. А если нет…
Лэйтон сможет снова быть с той, которую до сих пор любит. Потому что верис никогда не врёт. И Лэйтон был честен, когда кричал на меня, услышав болезненную правду про Ангелину. Мы не ведём себя так, когда человек безразличен.
Ангелина полюбит его, у неё просто не останется выбора. Потому что такого, как Лэйтон невозможно не любить. Ещё и сейчас, когда её мужа больше нет, и никто не стоит между ними. И я не встану.
Единственное, что греет меня – осознание, что, чтобы ни случилось со мной, Лэйтон обретёт своё счастье. Заслуженное и долгожданное. Пусть и с другой.
Сама не замечаю, как проваливаюсь в сон.
Утро встречает сильным приступом тошноты. Сгибаюсь над рукомойником. Мне тяжело даже просто стоять. Сползаю вниз по стене, вытираю мокрый лоб. За грудиной жжёт. Невыносимо. Терпеть всё это – невыносимо.
Слёзы катятся ручьём по щекам, когда я смотрю на свои совершенно чистые руки. Последние элементы магического рисунка исчезли за ночь.
Пора.
Заставляю себя подняться. Какое-то время глубоко дышу, выравнивая дыхание и часто моргая, пытаясь прогнать чёрные мушки, летающие перед глазами.
Придерживаясь за стену, выскальзываю из кельи. Тихонько спускаюсь вниз по крутой лестнице, ведущей во внутренний дворик.
Вот и ограждение, про которое говорила послушница – всего-то пара резных решёток высотой до талии. Отодвигаю одну из них в сторону и беспрепятственно прохожу.
Внутренний дворик правильной круглой формы, ограждён колоннами, уходящими в куполообразный свод. В центре круга рисунок в виде трёх пересекающихся лепестков – символ трёх стихий: воды, огня и воздуха.
Место пересечения представляет собой круг диаметром в пару больших шагов. Он испещрён мельчайшими отверстиями. Из них и выходит драконье пламя – я читала об этом в книге.
Вздрагиваю, заметив фигуру в белой мантии, укутанную в коричневый шерстяной плед. Молодой жрец, что встречал меня вчера, дремлет, сидя на скамье за дальней колонной, прислонившись к ней головой.
По всей видимости, не выдержал утомительного ночного дежурства рядом с реликвией обители, и вот результат – спит, как младенец, сладко похрапывая. Кажется, удача сегодня на моей стороне. Что это ещё, как не знак свыше, что я всё делаю правильно?
Я мечтаю об исцелении, но понимаю, что исход может быть любым, и от этого мне страшно. Белая мантия насквозь мокрая и липнет к спине. Холодно. Весенняя погода весьма коварна, особенно ранним утром.
Останавливаюсь в начале рисунка на полу.
Небо на востоке светлеет. Я терпеливо жду. Наконец, когда меня уже бьёт озноб, восток озаряет золотистым светом.
И с первыми лучами солнца из центра круга прямо под потолок взметается столп драконьего пламени. Здесь все оттенки оранжевого, красного, белого, золотого, зелёного и синего.
– Эй, там? – слышу издалека сонный голос очнувшегося жреца. – Вам сюда нельзя! Вы что… делаете?
Не слушаю его. Он слишком далеко и просто не успеет мне помешать. Заворожённо смотрю на целительное драконье пламя, на это чудо. В этот миг я искренне верю, что оно вернёт мне здоровье, исцелит меня и подарит новую жизнь. Жмурюсь и делаю шаг вперёд.
19. Момент истины
Элира.
Элира! Элира! Ну, вот, кажется, я уже схожу с ума и слышу до боли знакомый голос. Если в моём безумии будет Лэйтон, то оно не так уж и плохо.
Столп пламени всё ближе. Я чувствую его тепло и приятное потрескивание. Оно притягивает и манит. Страх отступил. И на душе так спокойно и безмятежно. Я чувствую скорое приближение покоя и счастья. Потрескивание в ушах нарастает, усиливаясь и затмевая собой все остальные звуки.
Но посторонний чужой звук всё-таки врывается в моё размякшее, словно вата, сознание:
– Элира, чтоб тебя! – меня захватывают со спины в кольцо чужих рук, а затем грубо и бесцеремонно поднимают в воздух и оттаскивают назад.
Покой, безмятежность и приятное тёплое потрескивание мигом обрываются. Холодный порыв ветра ударяет в лицо, заставляя задержать дыхание. В груди больно от крепких сдавливающих объятий, которые, словно стальной капкан, сомкнулись у меня под грудью и не думают размыкаться.
Беспомощно болтаю ногами в воздухе. Вокруг вращаются колонны, кусок озарённого солнцем лазурного неба, вконец обалдевшее лицо жреца, затухающий огненный столп.
Затем меня опускают на твёрдый пол и тут же разворачивают за плечи.
Упираюсь глазами в широкую мужскую грудь в чёрном костюме из плотной непромокаемой ткани. Несколько раз моргаю, приходя в себя, пытаясь осознать, что ничего не вышло и всё по-прежнему.
Растерянно поднимаю глаза и натыкаюсь на синие глаза-льдинки напротив, в которых впервые вижу всё: облегчение, страх, восторг, нежность, признание?
Волосы Лэйтона безнадёжно растрёпаны, между бровей тревожная складка, вокруг рта горькие морщинки. Лицо осунулось. Такое чувство, что за эти пару дней он постарел на пару лет.
Уставший, бледный и такой любимый. Что он здесь делает? Неужели, он здесь из-за меня?
И словно в ответ на невысказанный вопрос Лэйтон зарывается пальцами в волосы у меня на затылке, притягивает меня к себе, касается губами точки лба на границе роста волос.
Некоторое время мы так и стоим в объятиях друг друга. Я слушаю, как бешено колотится его сердце, затем разбираю его сбивчивый шёпот:
– Что ты натворила, Элира? А если бы я не успел? Ты смерти моей хочешь?
– Скорее своей, – пытаюсь шутить, но получается так себе.
– Глупая девчонка, – бормочет он, задыхаясь и сбиваясь на шёпот. Его руки беспорядочно шарят по моей спине, затылку, плечам, словно он снова и снова пытается убедиться, что я реальна, что я здесь и наяву. – Если б я только знал, что ты выкинешь, то посадил бы тебя под замок. А знаешь, пожалуй, я так и сделаю, когда мы вернёмся – запру тебя в своей спальне, и будь я проклят, если ты оттуда выйдешь. Не выйдешь.
Упираюсь кулачками ему в грудь и отстраняюсь. Поднимаю голову:
– Лэйтон, зачем это? – спрашиваю тихо. – Мы оба знаем, что всё бессмысленно. Я умираю. Ведь ты знал, что этим всё кончится! И я знала. Тогда зачем всё это сейчас? Зачем ты держишь меня?
При этих моих словах его брови взлетают вверх. Затем он хмурится ещё сильнее, а его губы сжимаются в тонкую линию. Лэйтон заключает моё лицо в свои ладони так, что нет никакой возможности пошевелить головой, затем наклоняется вплотную и произносит:
– Элира, глупенькая. Ты. Никуда. Не уйдёшь! – чеканит стальным голосом. – Ни сегодня, ни завтра, никогда. Потому что я не отпущу. Ни в драконье пламя, ни к Стихиям, ни куда-то там ещё, можешь даже не тратить время и не искать варианты. Тебя – не отпущу.
Смотрю ему в глаза, и верю, что да, не отпустит. Но червячок сомнения всё-таки подаёт противный голосок:
– Но моя магия… – шлёпаю неразборчиво одними губами, с трудом шевеля ими из-за того, что ладони Лэйтона по-прежнему сдавливают мои щёки
– Если придётся воевать за тебя с твоей магией – я это сделаю. Если придётся забирать тебя у Стихий – я это сделаю. Никто, слышишь, никто и никогда не отнимет тебя у меня. Я не отдам. Ты моя, Элира. Больше моя, чем своя собственная. И… – он отпускает мои щёки, одну ладонь смещая на плечо, а большим пальцем второй руки ведёт вдоль моей припухшей нижней губы. – Я люблю тебя, Элира. Люблю. Больше всего на свете. Теперь ты понимаешь? Нет других вариантов! Мы едем домой, и точка.
Лэйтон сам на себя не похож, его газа горят лихорадочным блеском. Все маски сброшены, я вижу сейчас его обнажённую душу и слышу то, что не слышал никто и никогда. Как же я мечтала об этом! Как ждала!
Обвиваю руками его торс, прижимаюсь всем телом, трусь щекой о плотную ткань его чёрного дорожного костюма. Вдыхаю любимый запах морозной свежести. Улыбаюсь от удовольствия, пытаюсь запомнить его навсегда, наслаждаюсь моментом, и только потом отвечаю:
