возненавидела.
Он поднял голову, заглянул в глаза.
– Целый месяц я убеждал себя, что должен уступить брату. Выискивал в тебе изъяны, старался не смотреть в твою сторону. Но теперь… Ты же понимаешь, что я тебя никому не отдам?
– Это в тебе говорит выпитое вино?
– Целители очень быстро справляются с любой отравой, к тому же после твоей истории кто угодно протрезвеет. Но я не жалею, что надрался… как ты сказала? В зюзю?
– В Орлисе так называют свиней.
– Спаси-ибо, – насмешливо протянул Тэйт. – Лестное сравнение! Кстати, откуда у тебя такие богатые познания в местечковых ругательствах?
– Последний месяц Арден напивался каждый день. Я слышала, как судачат слуги.
Тэйт мгновенно помрачнел.
– Он поднимал на тебя руку?!
Тон был таким, что я опять порадовалась, что покойный муж лежит в могиле.
– Не притрагивался и пальцем. Даже в постель больше не тащил – боялся навредить ребёнку.
Это была не вся правда, Тэйт почувствовал недоговорённость, но настаивать не стал. Тихонько фыркнул.
– Мэй, я не Ирви. Воспитывали нас одинаково, но во мне Гидара намного больше, чем в нём. Я не умею ни красиво говорить, ни долго ухаживать. И, как выяснилось, отойти в сторону не способен, проще сдохнуть. Этот месяц стал моей личной Бездной, больше я не потеряю ни дня. Ответь мне только на один вопрос.
– Люблю ли я Ирвина?
– Нет, это я и так знаю. Если бы ты любила брата, меня бы здесь не было. Нашёл бы предлог и сбежал ещё в Кагаре. Не такая уж я… зюзя.
Я рассмеялась.
– Вылитая зюзя! Намочил мне кресло, раскидал мокрую одежду.
– Не смейся. Это серьёзный вопрос. Я целитель, Мэй. Денег за то, что лечу людей, не беру. Живу за счёт семьи, в доме родителей. После того, как Ирви справедливо набьёт мне морду, останусь без средств к существованию. Самое большее, на что мы с тобой можем рассчитывать, – что я устроюсь на службу городским целителем. Буду получать скромное жалование от Совета управителей. И в Рексоре не останусь, чтобы не бередить брату душу. Ты готова к этому? Никаких особняков в столице или дворцов Вечной Зимы.
Ответила я не словами. Зарылась пальцами в мягкие волосы, потянулась к его губам. Тэйт перехватил инициативу, целовал жадно, властно, до мучительного стона в конце.
– Очень рискованное «да», – выдохнул он. – Учитывая, что мы почти раздеты, я хочу тебя до безумия, а позади нас постель.
– Не надейся, – обвела чёткие контуры его рта. – Я огрею тебя бутылкой по голове, летт Тэйт, а в оправдание скажу, что ты завалился ко мне пьяный и ударился об угол кровати. Так что охлади свой пыл. Мы и так поступаем подло по отношению к Ирвину, не хватало ещё и переспать у него за спиной.
– Завтра с утра я поговорю с братом. – Тэйт опять меня поцеловал, на сей раз нежно. – Возможно, сразу после этого нам придётся уехать. Ирви очень тебя любит, Мэй.
Если бы можно было влюбляться по желанию, из благодарности… Ирвин – самый прекрасный, благородный и великодушный человек из всех, кого я знала. Но сердцу безразличны доводы разума, ему плевать на дворцы и особняки, для него неважен совершенный облик и внутренние достоинства, его не купишь цветами и ухаживаниями. Оно выбирает само.
И это глупое сердце выбрало не Ирвина.
Тэйт правильно понял моё молчание. Привлёк к себе, коснулся губами виска. Затем встал, не разжимая рук. Я не ожидала такой силы в хрупком теле: он поднял меня, словно пушинку, и пересадил на кровать.
– Надеюсь, это последняя ночь, которую мы проводим порознь. Воспитание-то у меня гидарское, а кровь горячая, нейсская. Знала бы ты, с каким трудом я сдерживал себя – после того, как касался тебя в Орлисе. И не представляешь, чего мне стоит сейчас уйти.
Он собрал с пола одежду, влез в ботинки. На пороге балконной двери обернулся.
– В храмах Нейсса нельзя находиться без головного убора. У тебя найдётся какой-нибудь платок?
Сначала я не поняла. Затем рассмеялась.
– Ты действительно грубый гидарец, Тэйт! Это худшее предложение в моей жизни!
– Какой есть, – усмехнулся он. – Не пожалеешь?
Не сорвалась к нему я лишь из-за сознания, что тогда точно никуда его не отпущу.
– Сделай так, чтобы никогда не пожалела.
С кровати я всё-таки вскочила – после того, как Тэйт плотно закрыл за собой дверь и растворился в темноте. Закружилась по спальне, побежала к зеркалу. Недоверчиво потрогала припухшие губы. Вернулась к окну, прижалась горящей щекой к прохладному стеклу. Бедность? Ерунда. Я могу работать, буду сама вести хозяйство, научусь готовить. Жить где-нибудь на окраине? «Дом там, где наше сердце». Мой дом там, где Тэйт. Отрешённый, я поеду за ним куда угодно – на север, к вечным льдам, в пески Катиза, даже в Огорию! Счастье билось в груди коротким именем – Тэйт, Тэйт, Тэйт!
Ложиться спать было бессмысленно. Всё равно не удастся заснуть: внутри бурлила и переливалась через край безграничная радость, требовала выплеснуть её в движении. Если бы не проливной дождь, я выскочила бы в парк. Взгляд вернулся к балконной двери. Отличная мысль! Я оделась и выскользнула наружу. Чистый морской воздух, ровный плеск волн, стук капель о балюстраду, тёмные окна с одной стороны и густая чернота ночи с другой. Звук моих шагов растворялся в шуме дождя, я шла вперёд, не видя дороги, а угадывая её. Так было легче справляться с чувствами, так проще приготовиться к предстоящему объяснению с Ирвином. Только я, ночной мрак, ливень и размеренное дыхание моря.
Открытую дверь я заметила боковым зрением. Чуть более тёмный проём в стене, край колышущейся на ветру занавески. Наверное, я прошла бы мимо, но насторожило странное хлюпанье под ногами. До этого пол был сухой, откуда столько воды? Нагнулась, вдохнула. Этот запах я не перепутала бы ни с чем. Кровь. Чтобы убедиться, дотронулась пальцем. Тёплая. Сразу подступила тошнота, рот наполнился вязкой слюной. Обратно я добежала за секунды. Замолотила в дверь комнаты Тэйта. Вспыхнул свет.
– Мэй?
Он не спал – так быстро открыл. Мой взгляд упёрся в голую грудь, скользнул дальше…
– У тебя есть фонарь? – выпалила, стараясь не глядеть вниз.
– Что слу… – Тэйт увидел мою руку и вздрогнул.
– Это не моя кровь, – поспешно добавила я. – Там, на балконе, лужа.
Вместо фонаря он вынул энергон из светильника со стены. Встряхнул посильнее и протянул мне вместе с носовым платком.
– Держи. Я сейчас.
Кровь оттиралась плохо. Медленнее, чем одевался Тэйт.
– Что ты делала на балконе? – спросил он,
