Но радость длилась не долго. Перед глазами проплыл вчерашний день, и я ахнула. Как я буду смотреть в глаза Элиану, если не удастся помочь его наставнику?
— Надо срочно заняться проклятьем Зиновия. — Яичница стала комом в горле, и я отложила вилку.
— Выпьем чай с цикорием и шиповником и поедем, — кивнул Элиан. — Я уже все приготовил.
По пути к Зиновию меня съедала тревога. Элиан сказал, что ничего из трав Олимпия Ладиславовича брать не надо; что Зиновию, если что и поможет, то целительная сила моей магии.
А что, если я окажусь бессильна? Словно почувствовав мою тревогу, друид сжал мою ладонь в своей руке.
Встретила нас Нюша у самых ворот. Провела в дом, и только там я обратила внимание, что чепец на ее голове черный.
Ну вот, приехали — человек еще жив, а его уже оплакивают.
— Он совсем плох? — не удержалась я от вопроса.
Нюша опустила глаза в пол, а кончики ее губ вздрогнули от беззвучного плача.
Мы прошли в дальнюю комнату. Старец, прикрытый пледом, полулежал в уже знакомом мне кресле у окна.
С момента последней нашей встречи в Ведунах, которую Зиновий скорее всего не осознал, он стал еще более дряхлым. Проклятье в его груди слишком быстро вытягивало из него жизнь.
Сейчас, сцепив руки в замок, он тихо дремал в своем кресле. Элиан остался стоять у порога. А я инстинктивно сняла туфли и на носочках приблизилась к старику. Подобрав под себя ноги, я села по его левую руку.
Тело, напитанное энергией Элиана, отозвалось легкой истомой.
Черная дыра в груди Зиновия напомнила мне океан. Ее края беспокойно шли рябью, а середина приковывала взгляд своей чернотой.
Энергия переполняла меня, я мысленно собрала ее в небольшой сгусток и направила в ладони. Венам на руках стало тепло, ладоням жарко, а кончики пальцев покалывали обжигающие иголки.
Я провела пальцами по периметру черного провала в груди старца. Жара в руках стало меньше, а рябь в груди Зиновия увеличилась. Я закрыла глаза и направила целебную магию в кончики пальцев. Рябь становилась сильнее, она захватила черный провал, и он скукожился до размера большого черного яблока.
Теперь можно сделать паузу, — облизала я пересохшие губы. Похоже, соприкосновение с темной магией дает мне личный побочный эффект — изнуряющую жажду.
От сидения на полу мои ноги онемели. Когда я встала, чтобы немного отдохнуть, то едва смогла сделать несколько шагов. Элиан, увидев меня застывшей в одной позе, подхватил меня на руки. Отнес в соседнюю комнату и бережно опустил на диван. Затем ушел искать Нюшу, и вскоре я с жадностью ухватилась за прохладный графин с соком.
После перекуса я продолжила лить целебную магию в старца, и понемногу черный провал в груди затянулся. Но я слишком хорошо помнила, какой страшной темной силой обладала Настя, и продолжала свое лечение, пока не поняла, что снова исчерпала весь свой магический резерв.
Я пристально всмотрелась в иссохшее тело старца и перевела дыхание. Старец продолжал спать, но мне показалось, что лицо его посветлело и морщины слегка разгладились. От разрушающего его проклятья не осталось и следа.
Возвращалась мы с Элианом в Ведуны с чувством выполненного долга. Я исправила то, что натворила Настя, а Элиан просто был безмерно рад, что его учитель и друг будет жить.
Глава 44
Несколько дней спустя
Воздух в лавке пах березой, елью и мятой. Я прошлась вдоль витрин. Какие же они большие и удобные. Подошла к диванчику и столику в углу помещения для посетителей и коснулась ладонью холодной столешницы. Яшма. Всегда любила этот минерал. Его бежевый цвет и спокойные линии природных узоров меня всегда успокаивали, настраивали на лучшее.
Я вскрыла бумажный пакет, достала из него тончайшую белоснежную ткань и поднесла ее к лицу. Ткань еще пахла магазином, я ее встряхнула и накинула на плечи. И меня окутало спокойное умиротворение. Я дома.
— Добрый день, Настя. — Дверь открылась, и, прерывая мою импровизированную медитацию, в лавку вошел сосед.
— Здравствуйте, Матвей Иванович.
На его щеках пылал легкий румянец, а чуть взъерошенные волосы торчали в разные стороны. Сосед осмотрелся по сторонам и сложил ладони на груди.
— Какая чудесная лавка. Господин Фосс не поскупился, — чуть смущенно произнес он и спохватился: — Красивый на тебе халатик, только слишком белый для здешних мест.
— Это подарок Элиана. Я решила, что зельеварам нужна специальная форма одежды, чтобы ни одна соринка не попала в снадобье.
— Какая ты молодчина, соседка. Я тоже стараюсь все делать по совести. — Матвея Ивановича распирало от желания поговорить.
— Присаживайтесь, я сейчас нам чай с мелиссой приготовлю. — Немного времени до возвращения Элиана у меня было, и я решила, что небольшая доза местных сплетен мне не повредит.
Матвей Иванович сел на лавку у окна и восторженно осмотрелся. Румянец на его щеках приобрел пурпурный оттенок. Я метнулась в подсобку, принесла чай с пирогом. Поставила на столешницу и первая потянулась к чашке. Как раз только что заварила чай по новому рецепту — самое время продегустировать.
«С горчинкой, чуть терпкий и с ноткой сладости. Неплохой, на крепкую четверку».
— Пока тебя не было, у нас столько всего случилось. — Сосед тоже прихлебнул чай. — Мы до сих пор не можем прийти в себя, что байстрюк Артур хотел отца своего свергнуть. А от того, что в «Вестнике» про тебя пишут, у наших людей голова кругом. Это правда?
И он заглянул мне в глаза.
— Правда, — кивнула я, но продолжать тему не спешила.
— Ну что это я сразу про вас заговорил… — вдруг хватился он и потянулся к пирогу. — Вы знаете, что Блинцовка больше не директор детского дома?
— Нет, — мотнула я головой.
— Как думаете, почему? — Кожа на его щеках натянулась от широкой улыбки.
— Наверное, Элиан добился ее увольнения? — вспомнила я давний разговор о директрисе с друидом. И удивилась, когда же он успел детским домом заняться.
— Ее уволил сам герцог, — Матвей Иванович поставил чашку и поднял указательный палец вверх. — По моему сигналу, что она злодей.
— Серьезно?
— Конечно! Сколько же я писем отправил герцогу, пока выжил ее отсюда. Теперь придется ей идти блины печь, раз так их любит, — оголил он чуть желтоватые зубы. — Потому что ее не просто уволили, а сослали в глушь. И запретили занимать любые руководящие должности.
— Рада это слышать. Надеюсь, новый директор по-настоящему позаботится о своих воспитанниках.
— И я так думаю. А моя София все бурчит недовольно: «Что ты все пишешь и пишешь?» — передразнил он жену более высоким голосом. — А как тут не писать, скажи, Настя?
— Все вы правильно делаете, Матвей Иванович, — я допила чай и налила еще.
— Вот и я так говорю. Рае корову и коня вернули почему? Потому что я написал жалобу на работу стражей.
— Очень этому рада. Я помню, как она переживала за животных, — искренне порадовалась я, что проблема с коровой и конем у Раи разрешились. И понадеялась, что неприятностей с котами и капустой тоже больше не было.
— Так-то оно так. Одно плохо, — он вздохнул, — Шурочка на меня теперь волком смотрит. И требует денег на штраф, который на нее наложили. Считает, что это моя вина. Вот где справедливость, а, Настя? Она нечиста на руку, а виноват я?
— Вы ни в чем не виноваты, это Шурочка нарушила закон, — бодро закивала я, думая, что пора бы и мне взглянуть на эту Шурочку. А то все ее ненавидят, а я и в глаза не видела. Настя, которая с ней делишки вела, не в счет.
— Согласен, — бодро проговорил он, чуть прихлопывая в ладоши. — Это еще не все новости.
И его лицо приняло загадочное выражение.
— Скажу вам по секрету, — понизил он голос до чуть слышного шепота. — Я даже одного самодовольного мага своим сигналом герцогу с должности снял.
— Неужели? — деланно охнула я.
— Помните чиновника, к которому вы ездили оформлять наследство?
— Да, я вам так и не отдала десять грошей, — спохватилась я и метнулась к ящику с мелкими монетами, приготовленными для сдачи. — Вот, возьмите.
