— А потом я говорю: вынь этого кабана из комода, иначе я за себя не ручаюсь! — Слова Атроса встретили новым залпом смеха. Призрак обернулся на звук шагов. — Принцесса, а вот и ты! Проходи, не стесняйся, садись, присоединяйся. Эй, плесните ей чего-нибудь!
Арахна с сомнением покосилась на свой наперсток с росой, Рэймус явно не решился предложить принцессе пива (драконюх вообще лишался в моём присутствии дара речи), а чай Хоррибла, больше похожий на концентрат варенья, я бы и сама пить не стала.
Данжероза, томно разлегшаяся на картине с пасущимися овцами, покрутила бокал:
— Я бы тебя угостила: Мерло тысяча четыреста пятьдесят третьего года, мм, но люди редко ценят вино, написанное масляными красками. — Она обернулась через плечо к пастуху. — А как насчет тебя, красавчик? Ещё добавки?
Паренёк с готовностью подставил кружку.
— Простите, принцесса, — вскочил Хоррибл. — Мы уже уходим.
— Нет-нет, прошу, останьтесь, не обращайте на меня внимания.
Мне сейчас совсем не хотелось оставаться одной. Тяжкие мысли легче развеять в весёлой компании.
Но с тем же успехом можно было предложить повернуться спиной к королю.
— Всё равно при тебе пришлось бы выбирать всю соль из скабрезных шуток, — подмигнул Атрос, завинтил флягу и повернулся к драконихе. — Идём, моя роза, продолжим вечерок в другом месте.
От вкрадчивой многозначительности тона покраснели бы даже обои, если бы и так не были ярко-розовыми. Но Данжероза и ухом не повела.
— Нет, постой, — запротестовала она, — я хочу услышать, чем они там с Якулом занимались на крыше. — Она выразительно приподняла бровь и невинно обронила. — Там ведь ни единой крохотной иллюстрации, даже фрески не сохранились…
Меня охватили подозрения. Ещё в трапезной во время составления плана завтрашнего вечера мне почудился шорох шелковых юбок со стороны портрета двоюродного дедушки Кроверуса. Да и запах бергамота и лайма мало вязался с образом усатого вояки.
— Идём, я нашепчу тебе столько историй, сколько пожелаешь.
Против этого Данжероза не смогла устоять. Глаза заблестели, она уцепилась за локоть Атроса, уже переместившегося на нарисованный луг, и послала нам напоследок воздушный поцелуй.
Их уход послужил сигналом для остальных.
— Хоть ты останься, Варгар, — вздохнула я.
Ящер перевёл вопросительный взгляд на стоящего в дверях Рэймуса — тот покачал головой, — послал мне извиняющийся дымок в форме ромашки и полетел к ангару, снижаясь плавными кругами.
— Чувствую себя комендантом, — сказала я Магнусу, когда в комнате остались только я, он и Арахна.
— Старина Атрос прав, такие темы не для ушей юной принцессы, — отозвался паук хрипловатым голосом и лихо взъерошил и без того вздыбленные ворсинки.
Мои брови взлетели на лоб.
— Уже старина Атрос? Не отъявленный негодяй? Ты случаем бронзовой саранчи не переел?
— Не дерзи, Оливия. И я никогда его так не называл, — заявил паук и, убедившись, что бабочка на окне нас не слышит, доверительно понизил голос. — Он раскрыл мне пару приёмчиков, от которых они так и млеют.
— Поскольку я тоже отношусь к ним, воздержусь от вопросов. Мне кажется, или от тебя пахнет ромом?
Магнус сперва изобразил оскорбленную добродетель, потом передумал и сменил её на дерзкий вызов.
— Пришла няня Оливия?
— Всё, молчу. — Я опустилась на кровать и принялась расчесывать волосы перед сном. — Не хочешь спросить меня, как прошёл день?
— А мы уже всё… — Арахна, перелетая с окна на столбик кровати, пихнула его крылом, и паук осекся. — Да, конечно, сгораем от любопытства.
— Ясно. Данжероза?
Паук отпираться не стал. Да и мне нечего было скрывать. Дракониха лишь избавила от необходимости всё пересказывать.
Через пару минут я потушила светильник.
Сон всё никак не шёл.
Ворочаясь в кровати, я вспоминала сегодняшний день. Перед глазами стояло лицо дракона, когда он узнал про мейстера и профессора Марбис. Он почти сразу отшатнулся в тень колонн, но пары секунд хватило, чтобы разглядеть выражение лица. Никогда ещё я не видела его таким растерянным и уязвимым, и от этого сердце жалостливо сжималось.
А потом перед глазами встало лицо Озриэля: обиженное, потрясенное, страдающее.
Почему я причиняю боль тем, кому желаю только добра? Я вообще не хочу никому причинять боль. Пусть воцарится мир, и все будут счастливы — даже мадам Лилит, ведь счастливые люди не тратят себя на зависть и злобу.
Наверное, я всё же, сама того не заметив, уснула, потому что комнату наполнил шепот. Он выползал из углов, подкрадывался к постели, забирался под одеяло. Голос, который можно заглушить днём срочными делами, задавить до едва различимого писка, но обретающий силу в ночное время суток, когда человек не властен над своими грезами, а потому наиболее беззащитен.
— Ливи…
— Озриэль? Ты тут? Я думала, ты остался в Потерии…
— Принцесса, — вкрадчиво прошелестели из другого угла.
— Господин Кроверус?
— Яя-куул, — смеялась тьма.
Тени приблизились.
Лица дракона и ифрита попеременно вспыхивали под сенью полога, пока не начали перемешиваться. Кроверус внезапно обзавелся белокурыми кудряшками, а глаза Озриэля полыхнули серебром.
Ифрит склонился низко над кроватью, провёл когтем по моей щеке и вкрадчиво пропел:
— Лгууунья! Какая же ты лгунья, Ливи…
— Нет, я тебе не лгала, Озриэль, только не тебе….
— Отныне и навек, — обиженно вторил дракон, — так ты мне говорила! Любовь, которая преодолевает все препятствия, о которой пишут в романах и слагают легенды! Мы пронесем её через всю жизнь и, конечно, состаримся вместе…
— Неправда, — задыхалась я, вертясь в коконе одеял и пытаясь высвободиться из их удушающего плена. — Я обещала это Озриэлю, не вам!
— Я говорил, что чувствую твоё сердце, Ливи, — настаивал ифрит, прижимая ледяную влажную ладонь к моей груди и почти касаясь губами губ. — Меня ты не проведёшь… Оно черное, как эта ночь за окном. — Склонившееся надо мной лицо пугало хищностью черт. Озриэль никогда таким не был.
— Любишь играть с огнём, принцесса? — Вокруг дракона с гулом взвились языки пламени, образовав кольцо. — Я тоже.
— Ты обещала сердце мне.
— Нет мне!
Предмет их спора колотился, как бешеный. Во рту пересохло, кровь шумела в ушах, а грудь разрывало от бухающих ударов. Этот стук наполнил меня целиком, я сама превратилась в биение, сотрясаясь всем телом. Одно сердце просто не может так стучать! Казалось, у меня теперь их два: первое бьётся для Озриэля, второе для дракона.
