— Нет! — крикнула Зарса. — Нет, никогда!
— А как именно он ее осквернил? — спросила я, вставая перед Сохейлем и глядя ему в глаза, заставив говорить со мной. — Заключив с ней соглашение?
Сохейль театральным жестом указал на Вайля:
— Он выпил ее кровь!
Я обернулась к Коулу, понимая, что такое могло случиться лишь во время его вахты. Встретившись со мной взглядом, он заерзал, и у нас произошел первый наш безмолвный разговор:
Коул?
Я не мог тебе сказать. Ты бы подумала, что я пытаюсь возбудить в тебе ненависть к нему и симпатию к себе. Прости, Жас.
Нет. Этого не может быть.
Я повернулась к моему схверамину:
— Вайль? — спросила я, заставив себя понизить голос, чтобы теснящийся в горле крик случайно не вырвался. — Что ты на это скажешь?
Он наклонил голову — едва-едва. Мне этот жест показался ударом топора, разрубающим мое сердце.
— Это правда. Мы начали обращение.
Я обернулась к Сохейлю:
— Давай, пристрели этого гада.
Он уставился на меня круглыми от удивления глазами, а Вайль сказал:
— Жасмин, ты должна понять. Я был не в своем уме.
— Ага, где была твоя голова, я точно знаю! — заорала я, тяжелым шагом подступая к нему с мыслью ударить прямо в нос. Но Альберт меня учил наносить удары при самообороне, а не бить тех, кто меня не трогает, и я снова повернулась к Сохейлю: — Ну, чего ждешь, горячий южный мужчина? Хотел кого-то застрелить — вот он. Я бы тебе советовала стрелять в живот. Так оно больнее, и говорят, что агония дольше.
Но чем сильнее я разорялась, тем меньше, судя по виду, Сохейлю хотелось убивать вампира, взявшего кровь у его жены. Однако теперь разозлилась я — на нее не меньше, чем на Вайля. Подойдя к ней, я рванула ее за руку и поставила на ноги.
— Ты мне сейчас, женщина, многое должна будешь объяснить.
У нее глаза раскрылись шире, когда я ее коснулась, и я поняла, что она не просто мошенница. В другой ситуации я бы выпустила ее руку быстрее, чем раскаленное железо, но сейчас держала — пусть себе смотрит свои видения. Дай Бог, чтобы они ее еще год преследовали в кошмарах. Потом она вырвала руку.
— Что ты за монстр? — пролепетала она, потирая запястье, как после наручников. Я посмотрела на Коула — он быстро мне перевел.
Не то говоришь, девушка.
Я подошла поближе, потому что она отступила, когда я ее выпустила.
— Я такой монстр, который убьет тебя, твоего мужа и всех твоих детей, если ты не сознаешься прямо сейчас во всех до одного преступлениях, которые ты совершила против этого мужчины. — Я ткнула рукой за спину, где должен был быть Вайль. Вид у меня был самый свирепый, какой я только могла изобразить, и я надеялась, что она перед моим блефом спасует. Я никогда не убивала детей. Но Зарса этого знать не могла.
Она закрыла лицо руками и заплакала. Но одновременно и заговорила.
— Ты должна понять, у меня были причины… очень важные причины! — взвыла она.
— Сознавайся! — заревела я.
Она попятилась, пригибаясь, и я чувствовала себя последней скотиной. Но черт меня побери, это же не я тут размахиваю автоматом в набитой людьми комнате.
Коул переводил почти так же быстро, как она говорила, а она неслась, захлебываясь.
— Да, у меня бывают видения! — рыдала она. — Я Вижу, а лучше бы мне быть слепой! Я касаюсь женщины — и вижу, как кулак ее отца дробит ей скулы. Вижу ее отвращение, когда она подчиняется мужу, которого себе не выбирала. Я не могу это изменить, я только свидетель.
Я глянула на Кассандру. Она мрачно кивнула. О да. Сама так жила и пытаюсь забыть. А Зарса торопливо говорила:
— Но я умела не терять надежды. У меня Сохейль и дети. Жизнь не всегда плоха. А потом к Сохейлю приходит человек, владелец этого дома. Он нанимает Сохейля смотрителем и говорит, чтобы мы сюда приехали. Пригласили вас на гадание. Мы рады лишнему доходу. И так до того дня, когда я, убирая в доме, нахожу ключ, который он нам оставил.
Черт побери, Зарса, заткнись! — хотелось мне заорать. Колдун ведь тебя видит, прямо сейчас!
Но предупредить ее я не могла. Не могла ничего сделать, не выдав того, что мне известно. Так что оставалось молчать в тряпочку и надеяться на лучшее.
— Видение, случившееся со мной от прикосновения к этому ключу, принесло мне ужас, которого я до того не знала. Я Видела мрачную судьбу своего народа. Братья душили сестер, чтобы заставить трупы ходить. Убийцы отсекали головы, как разрубают дыни, потому что их телами управляли монстры-паразиты. Женщины сжигали себя на кострах. Мои дети рыдали от ужаса, вынужденные наблюдать бесконечную череду повешений. А где-то за этим всем был кто-то, и он смеялся и смеялся. Он… — Она протянула ко мне руки. — Как мне передать тебе отчаяние, которое я испытала?
Она уронила голову на грудь, будто не могла больше ее держать, и мотала ею из стороны в сторону. Взгляды всех присутствующих были устремлены на нее, но все молчали, пока она снова не овладела собой, чтобы продолжать.
— В ту ночь мне снился сон, — сказала она слабым голосом. — К моей двери пришел мужчина, и сила катилась перед ним, как раскат грома. Я знала, что мне только надо раскрыть ей объятия, и она будет принадлежать мне. Я могла ее взять, влить в себя и с ее помощью себя переменить. — Руки она держала сложенными на животе и покачивалась на коленях, как психический больной, но глаза у нее были сухими. — Вот почему я должна обратиться, — сказала она хрипло и еле слышно. — Мне нужна сила Вайля, его магия. И потому я сказала ему, что он может встретиться с сыновьями.
— Пусть даже это их убьет? — спросила я. И тут же меня пронзила клинком мысль, что я нарушила слово, данное Кассандре. Наверное, за это мне придется идти прямиком в ад. Вечность провести, поедая собственные волосы и споря с собственной матерью. Ничего себе!
Я видела, что мои слова потрясли Зарсу. В ее взгляде так явно читался вопрос, откуда я могла это узнать, что Коул даже не дал себе труда перевести.
Вайль вышел вперед, сгорбившись так, будто ему на плечи кто-то поставил ящик свинца.
— Встреча с Ханци и Буду… должна привести к нашей гибели? — спросил он.
Она встретила его взгляд, не дрогнув:
— Чтобы предотвратить ужас, нужны жертвы.
— Нет, Зарса, — возразила я. — Нельзя предотвратить ужас, становясь ужасом. — Я глянула на Вайля: — Извини, босс.
— Не за что, — ответил он.
— И посмотри, что получилось с твоей семьей из-за этого плана, — вставил Коул. — Ты же не хочешь терять такого хорошего и редкого человека? Или тебе нравится доводить мужа до сумасшествия?
