— Профессор, вы найдете для нас несколько минут? — сдержанно спросила я.
— Факультативы, — усмехнулась Бальвине. — А если я скажу, что мест нет?
— Если мест нет, — я развела руками, — то их нет. Но если у вас есть резервный список на следующее полугодие, то мы будем благодарны, если вы нас туда внесете.
Подошедшая к нам Нольвен согласно кивнула, передала мне сумку и с надеждой посмотрела на профессора.
— Ну-ну, — хмыкнула Бальвине. — Посмотрим-посмотрим.
Она щелкнула пальцами и к ней подлетела кипа листков, которая тут же разделилась на две стопки.
— Перерыв между занятиями пятнадцать минут, — профессор левитировала бумаги на две передние парты. — Удивите меня.
Мы с лисонькой переглянулись и тут же принялись рыться в сумках, в поисках писчих принадлежностей.
— Десять минут на вопросы, пять на путь до аудитории, — четко сказала я, обращаясь к Нольвен и мы погрузились в мир внезапного теста.
И именно этот опросник показал, насколько же у нас разная программа. Военных лекарей действительно натаскивают на стабилизацию, а не на полноценное лечение. Как… Как же там было в статье про платы? Конвейер. Все подготовлено к тому, что через руки одного целителя пройдет огромный поток раненых, которых он подготовит к транспортировке и дальнейшему лечению. И мы с Нольвен были практически бесполезны. Мы те, кто должен принять этот поток, разделить его между собой и вылечить.
«Нужны ли нам факультативы с таким направлением?» промелькнула в голове дурная мысль, но я отбросила предательницу в сторону и продолжила отмечать правильные ответы. Ну, не то чтобы я была уверена, что это правильные ответы. Мне так казалось.
— Я изучу это, — когда у нас сработал будильник, профессор тут же собрала листы, — но не скоро. Сейчас у меня мало времени. Вы получите ответ после первой части турнира. Вам в любом случае пока не до факультативов.
— Спасибо, — я склонила голову.
— Бегите, профессор Лефлет, как и я, блокирует двери для опоздавших. А записку я вам не дам, — тут Бальвине усмехнулась, — ведь вы по своему желанию задержались в моей аудитории.
— Да, профессор.
— Выйдете из аудитории и сразу направо, третья дверь, — добавила Бальвине.
И мы, подхватив сумки, выбежали из аудитории.
Нольвен бежала как-то неуверенно, как будто что-то напрочь заполонило ее мысли. И, в итоге, остановившись у необходимой двери, она настороженно произнесла:
— А не это ли имя упоминала Мера, когда мы пришли к ректору и увидели подпалину на двери? Что-то там про урезанный бюджет?
Ох.
— Да, — я облизнула пересохшие губы, — именно это имя.
— Не стоим, проходим, — раздалось за нашими спинами и нас будто вихрем внесло в аудиторию.
«Нет, не в аудиторию», подумала я, оказавшись в затемненном прохладном помещении. «Лаборатория!».
Профессор Лефлет выглядела очень строго — стянутые в пучок волосы, ни грамма косметики, ни единого украшения. Простая темная одежда и удобная обувь. И цепкий, умный взгляд.
«Как военке удалось собрать у себя настолько выдающихся профессоров? Я никого не могу назвать посредственностью», поразилась я.
Нет, в Целительской академии тоже есть свои «колдовские звери». Но большая часть преподавательского состава это обычные маги и колдуньи, выпускники прошлых лет. Истинные мастера ведут редкие интересные курсы, а простую теоретическую часть дают их ассистенты.
«И при таких профессорах военка стабильно третья. Неужели политика?»
Но эту глупую мысль я сразу же отбросила в сторону. Мы не Империя, у нас всей политики это свары между тремя Хранителями. А учитывая, что из трех Королей Севера мы сейчас имеем только полтора… Ни о какой политике и речи быть не может.
Делить Академиям тоже нечего — их финансируют все те же Короли Севера. И чтобы никто не оставался без денег, если с Хранителем что-то произойдет, ежегодное перечисление денег полностью автономно и не зависит ни от кого. За Целителей платит Хранитель Закона, за военку Хранитель Теней, а за стихийников Хранитель Мудрости.
«Хотя, до Битвы у Серых Скал у Хранителя Теней была не самая лучшая репутация. Из-за нечистоплотности Хранителя Закона — и как умудрился поперек всех колдовских клятв — про Теней писали отвратительные статьи в газетах, ну а люди радостно верили. У нас вообще, что ни напиши — всему поверят».
Так что, кто его знает, может прошлые турнирные команды просто не рисковали выигрывать?
Сигнал к началу занятия заставил меня вздрогнуть и отбросить лишние мысли в сторону.
— Сейчас вы прослушаете теоретическую часть, — сухо произнесла профессор и ловко прокляла входную дверь. — Затем у вас обед, затем практическая работа. На вашем курсе двое новеньких. Выйдите и представьтесь.
— Маэлин Конлет, — я вскочила из-за стола.
— Нольвен Лавант, — следом за мной отрапортовала подруга.
— Каков был ваш алхимический индекс?
— Семьдесят три, — коротко сказала я.
— Семьдесят четыре, — эхом откликнулась Нольвен.
— При том, что сотню профессор Тайлир выставляет только себе, — покивала Лефлет. — Теория и практика паровой возгонки из растений вам известна?
— Да, профессор, — это мы произнесли хором.
И я, если честно, упала духом. Ну не знаю я более тоскливого и скучного занятия! И при этом отвлечься нельзя — секундная потеря контроля и все насмарку.
— Целительскому крылу нужны масла, — профессор коротко усмехнулась, — и все, что получится после сегодняшних занятий пойдет именно туда. Раз вам не нужна теория, вы приступите сразу к практике.
— Да, профессор, — мы с лисонькой постарались добавить в голос энтузиазм.
Ну его, если эта алхимичка подпалила ректорскую дверь, то что она может сделать с недостаточно почтительными студентами? Проверять не хочется.
— Отлично, — профессор проводила нас к массивному столу со всеми необходимыми механизмами. — Работайте. Обед я прикажу доставить сюда.
И мы работали. Это было нудно, скучно и на какое-то мгновение мне показалось, что ничего не изменилось — мы по-прежнему в целительской академии, пашем как лошади на благо профессора Тайлир. Почему на благо профессора? Потому что масла целительская академия производит в таких количествах, что хватило бы раздать по набору каждому жителю Кальстора. А значит, точка сбыта у профессора где-то в Империи.
После всех занятий, после ужина, мы пришли в свою комнату и с ужасом и отвращением поняли, что сегодня еще и тренировка. Хаос, за что?
Но чудо-зелья, сваренные на выходных, сделали из нас весьма и весьма активных колдуний, так что мы смогли достойно показать себя и этим вечером, и двумя последующими. А вот на похищение неведомого цветочка у нас сил уже не хватало. Лилей погрустнел и зачах, а я, мучаясь от болей в мышцах, гладила его лепесточкам и просила дать нам еще немного времени. Он явно понимал меня, но… Любовное томление у всех тяжело проходит, вот и мучился наш друг. И мы мучились — от перенапряжения и от кусачей совести. В итоге в пятницу, после ужина, Нольвен хлопнула ладонью по столу, подсыпала Лилею лишнюю горсть сахара и коротко произнесла:
— Надо что-то делать. Он уже листья теряет!
— Надо, — согласилась я. — Мы будем разрабатывать план или понадеемся на импровизацию?
— Импровизация, — уверенно произнесла Нольвен. — И мелкое планирование. Сейчас мы идем в парк и по дороге надеемся встретить тех девиц. Скажем им, что, м-м-м, прошлым вечером видели неясную тень, которая спустилась мимо нашего балкона вниз и спросим, не подглядывал ли за ними кто-нибудь.
— А если не подглядывал? — нахмурилась я.
— Воображение творит чудеса, — отмахнулась Нольвен. — Что-то они вспомнят, что-то додумают и будут свято уверены, что шпион таки был.
— А дальше что? — у меня паззл никак не складывался, и я с надеждой посмотрела на подругу. Но, увы, лисонька тоже дальше не придумала:
— А там видно будет.
— Нет, — я покачала головой, — нет. Настолько сильная надежда на импровизацию приведет нас к краху. О! Лилей!
