с себя эту дрянь, – сообщил, перебирая бутыльки на полках, а после сунул мне в руки один из них. – Без запаха. Идеально. Сама или помочь? – кивнул на мою одежду.
Дожидаться ответа тоже не стал, принявшись тут же сам меня раздевать. Точнее, просто-напросто порвал всё, что на мне было надето. И гель на кожу вылил тоже сам. Как и растёр. Всё остальное – тоже проделал сам, с особой тщательностью. После ещё и в полотенце укутал. А затем подхватил на руки и отнёс в самую дальнюю комнату, где опустил на постель, нависнув сверху. Говорить ничего не спешил, уткнулся носом в мою шею и с шумом вдохнул глубже.
– Вот теперь божественно, – произнёс едва ли внятно, пока я ощущала себя какой-нибудь марионеткой. – И чтобы больше никогда не смела его менять, поняла? – отстранился и взглянул на меня в неприкрытом требовании.
А я…
Я вдруг улыбнулась.
Похоже, шок закончился.
Истерика началась.
– Мне внести это следующим пунктом, к списку твоих требований, где мне нельзя не только смотреть, но и разговаривать с другими? – поинтересовалась участливо.
Амин тоже усмехнулся.
– Примерно так, да. Сразу после пункта о том, что с Верховным вообще спорить не рекомендуется. Чревато, знаешь ли, не лучшими последствиями. Для всех.
Сперва не поверила услышанному. Потом вспомнила о том, о чём размышляла по поводу его появления здесь.
Уж не поэтому ли?!
Верховный…
– Ты? – обозначила уже вслух. – Ты… Победил… – произнесла, потупила ещё самую малость. – Что с папой?! – дёрнулась вперёд, намереваясь подняться с кровати.
Конечно, ничего не вышло. Ведь оборотень так и продолжил нависать надо мной.
– А что с ним будет? Наверняка радуется свободе вместе с твоей матерью. Или есть какие-то сомнения?
Осознание всё ещё приходило неохотно и медленно. Рухнула обратно на кровать. Закрыла глаза. Молчала с минуту – так точно.
А потом…
– Запах менять не буду. Хорошо. Но с другими разговаривать буду. И смотреть на них буду. Не то, чтоб очень уж хотелось, но на всякий случай, во избежание дальнейших недоразумений. И ты не будешь никому ломать пальцы за это! Взаперти сидеть тоже не буду, – выдала, вновь посмотрев на Амина. – Имя сыну сам можешь выбрать, – смягчила все свои требования. – К родителям хочу. И фисташки, – добавила новыми пожеланиями. – И по тебе очень соскучилась, – закончила совсем тихо.
– Не сбежала бы, не пришлось скучать. И смотреть можешь, уговорила, разговаривать – нет, без моего на то разрешения, если только это не кто-то из своих. И это не обсуждается. Иначе опять в тюрьме закрою! Всё равно больше и негде теперь. Дом-то я сжёг в гневе, – вздохнул тяжко, перекатываясь на спину, устраиваясь рядом.
Помедлила ещё секундочку.
Всего одну.
Сама обняла. Сама прижалась к нему. Всем телом. Губами к щеке – одним поцелуем, другим.
– Тебя стоит бояться, – прокомментировала новость о поджоге. – Он мне нравился. Дом, – тоже вздохнула, с наслаждением вдыхая аромат своего мужчины.
– Мне тоже. Ладно, что уж там, новый построю, ещё лучше прежнего. И я даже знаю, кто мне в этом поможет, – заулыбался широко и излишне радостно. – Он у меня теперь ещё восемнадцать лет страдать будет над моими разработками. Чтоб в будущем не повадно было подставлять других.
– Вряд ли у тебя будет столько свободного времени с учётом твоего нового ранга и обязательств, – заметила. – И ты так ничего и не сказал про чужие сломанные конечности. И имя. Сыну.
– Не будут распускать, не буду ломать, – нисколько не проникся Амин. – Имя сыну выберем вместе, как родится. Не раньше. И свободное время для Рязанова я непременно найду. И для него, и для его не менее коварной пары. В жизни не встречал никого более подходящего друг другу, честное слово! – возмутился, скривившись. – Ну, не считая нас с тобой, – добавил с усмешкой, обнимая меня обеими руками за бёдра.
– Они же пара. Истинная. Неудивительно, что подходят, – тоже усмехнулась, стараясь концентрироваться на разговоре, а не на том, как обжигают кожу его прикосновения.
– Не скажи, хаяти, – не согласился он со мной. – Даже истинные пары не все способны так подходить друг другу. Достаточно вспомнить твоих родителей. А эти же… на одной волне по каждому поводу. Даже завидно, – стрельнул в меня лукавым взглядом. – Но ничего, я тебя тоже научу принимать меня таким, какой я есть. Верховный я или нет?
Все проблемы с концентрацией исчезли. Резко уселась на постели, мрачно глядя на альфу с завышенным эго.
– Научишь принимать тебя таким, какой ты есть, значит? Тоже… – протянула недобро. – Завидно тебе, значит, да? – ладони сами собой сжались в кулаки. – Да я и так смирилась уже со всем, чему ещё ты там меня учить собрался?! Иди, гарем свой учи!
Такая злость разобрала, что и сама не поняла, как вместе со словами заехала ему в плечо. Два раза. Осознала, лишь когда он гневно зарычал и перехватил мои руки.
– Ну вот, наконец-то ты настоящая, а то я уж думал так и буду на во всём послушную куклу до конца своих дней смотреть, – притянул обратно к себе и коротко поцеловал в нос. – И кстати, что там насчёт гарема? То есть мне можно заново его собрать?
Моя, только утихающая злость, разрослась с новой силой.
– А что, ко всему прочему, научишь их быть огнеупорными? – съехидничала.
– Ну, должен же будет наш сын, повзрослев, учиться на ком-то науке любви?
Ответом ему стало не менее злобное рычание.
Ещё бы им кто-нибудь проникся.
– А ты думаешь, как появляется гарем? Наложниц нам дарят ещё детьми.
Злость переросла в ярость.
– Просто заткнись, Амин аль-Хайят!
– А что такого? Я ж не для себя – сына! И вообще, я ж теперь Верховный, мне теперь всё можно!
Что я там про свою ярость вещала?
Запредельная теперь!
– Ты не будешь Верховным, – прорычала, уже мало осознавая, что слова стали откровенным приказом. – Откажись, – припечатала. – Я не хочу постоянно делить тебя со всем миром.
Вот тут Амин вздохнул с искренним прискорбием.
– Не могу, хаяти. Я победил в честном поединке по древним обычаям в присутствии всех глав всех кланов оборотней мира. Теперь или кто-то победит меня и займёт моё место, или я умру.
Не сказать, будто он не прав.
Но…
– Отсрочка на Восхождение? – предложила, смерила его оценивающим взглядом, вздохнула, обратно улеглась, крепко прижалась к нему, обнимая и руками и ногами. – Не хочу. И не могу. Я сойду с ума. Ты будешь постоянно в разъездах. Я, конечно, всегда буду с тобой, насколько позволяет ситуация, но когда родится малыш… – закончила совсем тоскливо. – Ну,
