— Это был не ты. Это был небесный огонь. И он сделал ничего, кроме небольшого вреда ему.
Джейс непонимающе моргнул.
— Когда мы встретились, он считал, что обязан чем-то Эрондейлам. Я Эрондейл. Он хочет увидеть меня.
— И поэтому ты хочешь покинуть Базилику?»
Джейс встал.
— Слушайте, со мной все в порядке, мне не нужно лечение. И вообще, вы могли бы тратить свои силы на тех, кто действительно ранен. — Он схватил свою куртку с крючка возле кровати. — Так вы отведете меня к брату Захарию, или я буду ходить тут по кругу, и орать, пока он не отзовется.
— С тобой хлопот не оберешься, Джейс Эрондейл.
— Мне это уже говорили, — ответил Джейс.
Между кроватями здесь были арочные окна; они пропускали широкие полосы света на мраморный пол. День угасал: Джейс проснулся ближе к полудню, а Безмолвный Брат стоял возле его постели.
Он быстро сел, требуя ответа на вопрос, где Клэри, так как его навещали воспоминания об этой ночи: они напомнили о боли, когда Себастьян пронзил его мечом, напомнили огонь, разгоревшийся в лезвии, напомнили поджег Брата Захария. Руки Клэри вокруг него, ее волосы падают вокруг них обоих, прекращение боли, которое пришло с темнотой. А потом… пустота. Позже Братья заверили его, что Клэри в порядке, что она сейчас в доме Аматис. Он спросил о Захарии, причинил ли огонь ему много вреда, но получил только раздражающе неопределенные ответы. Теперь он преследовал Брата Еноха в лазарете, зале и в более узком, белом отштукатуренном коридоре. Двери коридора открылись. Когда они проходили мимо двери, Джейс мельком взглянул на корчившееся тело, привязанное к кровати, и слышал крик и проклятие. Безмолвный Брат стоял над человеком, одетым в остатки красной формы. Кровь забрызгала белую стену за ними.
— Амальрик Крийгсмессер, — сказал брат Енох, не поворачивая головы. — Один из прислужников Себастьяна. Как вы знаете, мы ищем способ отменить заклинание Чаши Смерти.
Джейс сглотнул. Ему было нечего сказать. Он видел ритуал обращения с помощью Чаши Смерти. В глубине души он не верил, что заклинание может быть обращено вспять. Оно создало слишком кардинальные изменение. Как ему казалось, он бы никогда не подумал, что Безмолвные Братья могут быть человечными как Брат Захария. Не потому ли ему так хотелось его видеть? Он вспомнил, что сказала ему Клэри, как брат Захария ответил однажды, когда она спросила его, любил ли он кого-нибудь так, чтобы быть готовым умереть за них:
— Двоих. Есть воспоминания, которые не стирает время. Спроси у своего друга, Магнуса Бейна, если ты не веришь мне. Вечность не помогает забыть о потерях, но делает боль терпимой.
Было что-то в тех словах, то, что говорило о печали и своего рода памяти, что Джейс не ассоциировал с Братьями. Они впервые появились в его жизни, когда ему было десять: бледно-молчаливые статуи, которые принесли исцеление, которые знали все секреты, которые не любят и не желают, не растут и не умирают, а только существуют. Но брат Захария был другим.
— Мы на месте.
Брат Енох остановился перед ничем не примечательной белой дверью. Он поднял широкую руку и постучал. Был звук изнутри, похожий на скрип отодвигающегося стула, а затем мужской голос:
— Войдите.
Брат Енох распахнул дверь и впустил Джейса внутрь. Окна были на западную сторону, и из-за этого там было очень светло, свет солнца, закатывающегося за горизонт.
У окна стояла фигура: стройный силуэт, но не в одеждах Братьев. Джейс повернулся и посмотрел на брата Еноха удивленно, но тот уже ушел, закрыв за собой дверь.
— Где Брат Захария? — спросил Джейс.
— Я здесь. — Тихий и мягкий голос, немного грубый, как на пианино, которое не использовалось в течение многих лет. Фигура отвернулась от окна. Джейс обнаружил, что смотрит на парня только на несколько лет старше, чем он сам. Темные волосы, резкое, нежное лицо, глаза, которые, казались молодыми и старыми в то же время. Руны Братьев виднелись на его высоких скулах, и когда тот повернулся, Джейс увидел бледный край выцветшей руны сбоку его горла.
Парабатай. Такой же, как и он. И Джейс знал, что обозначает эта выцветшая руна — парабатай, потерявший свою вторую половину. Он ощутил возрастающую к Брату Захарию симпатию, представив себя на его месте: одного, без Алека, носящего эту блеклую руну, напоминающую о ком-то, с кем он был связан, с кем-то, кто знал все самые светлые и самые темные уголки его души.
— Джейс Эрондейл., - произнес юноша. — И снова Эрондейл — предвестник моего освобождения. Мне следовало это предвидеть.
— Я не… это не.. — Джейс был слишком ошеломлен, чтобы думать, как поумнее ответить. — Это не возможно. Как только вы становитесь Безмолвным Братом, вы не можете изменить свой выбор. Вы… Я не понимаю.
— Парень — Захария, предполагал Джейс, хотя и не Брат больше — улыбнулся.
Это была душераздирающая уязвимая улыбка, молодая и нежная.
— Я не уверен, что сам полностью понимаю, — сказал он. — Но я никогда не был обычным Безмолвным Братом. Я был вынужден так жить, потому что на мне была темная магия. У меня не было другого выхода, чтобы спасти себя.
Он посмотрел на свои руки, неповрежденные руки мальчика, неспокойная жизнь Сумеречных охотников не оставляла их руки нетронутыми. Братья могли бороться как воины, но редко это делали.
— Я оставил все, что знал и все, что любил. Не оставлял полностью, возможно, но возвел стены из стекла между мной и жизнью, что я имел прежде. Я видел все, но я не мог коснуться, не мог быть его частью. Я стал забывать, как это, быть обычным человеком.
— Мы не обычные люди.
Захария посмотрел на него.
— О, это, что мы говорим себе, — сказал он. — Но я исследовал Сумеречных охотников за последнее столетие, и позвольте мне сказать вам, что в нас больше человеческого, чем в большинстве людей. Когда наши сердца разбиваются, они разлетаются на мелкие осколки, которые не легко снова собрать вместе. Я завидую, иногда, устойчивости примитивных.
— Более ста лет? Вы, мне кажется, довольно… устойчивы.
— Я думал, что останусь Безмолвным Братом навсегда. Мы… они не умирают, вы ведь знаете; они исчезают через сотни лет. Перестают говорить, прекращают двигаться. В конце концов их хоронят заживо. Я думал, что это моя судьба.
Но когда я прикоснулся к тебе моей руной, когда ты был ранен, я впитал небесный огонь. Она сгорела, тьма в моей крови. Я снова стал тем, кем я был до того, как я принял обеты. Даже до того, как. Я стал тем, кем я всегда хотел быть.
Голос Джейса звучал хрипло.
— Было больно?
Захария выглядел озадаченным.
