Он спускался по лестнице западного крыла, когда увидел на нижнем этаже Сарсин. Она выходила из восточного крыла с корзинкой в руках. Арин остановился.
Казалось, будто ее корзинка полна пряденого золота.
Арин прыжками преодолел оставшиеся ступени. Он решительно подошел к своей кузине и сжал ее руку.
— Арин!
— Что ты сделала?
Сарсин вырвалась.
— То, что она хотела. Держи себя в руках!
Но Арин видел Кестрел такой, какой она была вечером перед балом. Как ее волосы лежали в его ладонях копной приглушенного света. Он вплетал в ее косы страсть, хотел, чтобы она почувствовала это, хоть и боялся. Он встретился с ней взглядом в зеркале и не мог понять, не мог прочитать ее чувств. Он ощущал лишь собственное пламя.
— Это просто волосы, — сказала Сарсин. — Они отрастут.
— Да, — ответил Арин. — Но не все можно вернуть.
***
День перешел в вечер. После Зимнего бала прошли уже почти сутки, а с того времени, как Кестрел спала, — еще дольше. Девушка не отрывала глаз от наружной двери своих покоев.
Арин открыл ее. Затем он отступил назад и втянул в себя воздух, будто Кестрел застала его врасплох. Его рука сжалась на дверной раме, и он уставился на девушку широко распахнутыми глазами. Однако он ничего не сказал насчет того, что на Кестрел все еще был ее черный дуэльный костюм. Он не упомянул о неровных волосах, которые теперь доставали лишь до плеч.
— Ты должна идти со мной, — сказал он.
— Чтобы увидеться с Джесс?
Его губы сжались.
— Нет.
— Ты говорил, что отведешь меня к ней. Очевидно, такой вещи, как геранская честь, не существует.
— Я отведу тебя к ней, как только смогу. Сейчас не получится.
— Когда?
— Кестрел, Плут здесь. Он хочет увидеть тебя.
Ее ладони сжались в кулаки.
Арин произнес:
— Я не могу ему отказать.
— Потому что ты — трус.
— Потому что, если я это сделаю, тебе же будет хуже.
Кестрел подняла подбородок.
— Я пойду с тобой, — сказала она, — если ты никогда не будешь притворяться, будто действуешь в моих интересах.
Арин не стал говорить об очевидном: выбора у Кестрел не было. Он просто кивнул.
— Будь осторожна, — сказал он.
***
Плут был одет в валорианский камзол, который, без сомнений, Кестрел видела вчера на губернаторе. Мужчина сидел справа от места во главе обеденного стола, но встал, когда вошли Кестрел и Арин. Он приблизился.
Его глаза задержались на Кестрел.
— Арин, твоя рабыня выглядит совершенно дико.
Из-за недостатка сна ее мысли были разрозненными и сверкающими, подобно осколкам зеркала, подвешенным на веревочках. Слова Плута крутились в ее сознании. Арин рядом напрягся.
— Без обид, — сказал ему Плут. — Это был комплимент твоему вкусу.
— Чего ты хочешь, Плут? — спросил Арин.
Мужчина погладил пальцем нижнюю губу.
— Вина. — Он поглядел прямо на Кестрел. — Принеси вина.
Сам приказ был не важен. Имело значение лишь то, что за ним стояло: это был первый приказ из многих и в конечном итоге они все означали только одно требование — подчинения.
Единственным, что не позволило мыслям Кестрел отразиться на ее лице, было осознание: Плуту доставит удовольствие любое сопротивление. Однако она не могла заставить себя сдвинуться с места.
— Я принесу вино, — сказал Арин.
— Нет, — возразила Кестрел. Она не хотела оставаться с Плутом наедине. — Я схожу.
На одно неуверенное мгновение Арин неловко замер. Затем он подошел к двери и жестом пригласил в комнату девочку-геранку.
— Пожалуйста, проводи Кестрел в винный погреб и затем вернись с ней обратно сюда.
— Выбирай хороший урожай, — сказал Плут Кестрел. — Ты сможешь отличить лучший сорт.
Пока она покидала комнату, его блестящие глаза следили за ней.
Она вернулась с бутылкой отчетливо промаркированного валорианского вина урожая того года, когда произошла Геранская война. Кестрел поставила бутылку на стол перед двумя мужчинами. Сжав челюсти, Арин слегка покачал головой. Улыбка Плута пропала.
— Это было лучшее, — сказала Кестрел.
— Лей.
Плут толкнул к ней свой бокал. Кестрел сняла пробку и наклонила бутылку — и продолжала лить, даже когда красное вино перелилось через кромку бокала и растеклось по столу и на колени Плута.
Мужчина вскочил на ноги, стряхивая вино со своей великолепной краденой одежды.
— Черт тебя побери!
— Ты сказал лить. Не говорил, когда я должна остановиться.
Кестрел не знала, что произошло бы дальше, если бы Арин не вмешался.
— Плут, — сказал он, — я хочу попросить тебя прекратить играть в игры с тем, что принадлежит мне.
С почти тревожащей быстротой ярость Плута исчезла. Оставшись в простой тунике, он снял свой запятнанный камзол и воспользовался им, чтобы промокнуть вино.
— Там, откуда я взял это, еще полно одежды. — Он отбросил камзол в сторону. — Особенно учитывая, сколько людей погибло. Почему бы нам не заняться делом?
— С превеликим удовольствием, — ответил Арин.
— Только послушай его, — дружеским голосом сказал Плут Кестрел. — Так быстро вернулся к своим светским манерам. Арин никогда не был из простых людей. Не то, что я. — Кестрел промолчала, и Плут продолжил: — У меня для тебя есть небольшое поручение, моя девочка. Я хочу, чтобы ты написала письмо отцу.
— Как я понимаю, я должна сказать ему, что все хорошо, чтобы вы могли сохранить свою революцию в тайне как можно дольше.
— Ты должна радоваться. Подобные письма с ложными сведениями сохраняют жизнь таким валорианцам, как ты. Если хочешь жить, от тебя должна быть какая-то польза. Хотя мне кажется, что у тебя нет желания быть полезной нам. Помни: чтобы написать письмо, все пальцы тебе не нужны. Хватит и трех на одной руке.
Дыхание Арина превратилось в свист.
— Чтобы на страницах остались пятна моей крови? — холодно спросила Кестрел. — Едва ли это убедит генерала, что я в полном здравии. — Когда Плут начал отвечать, Кестрел перебила его. — Да, я не сомневаюсь, что у тебя есть длинный список изобретательных угроз, который ты с удовольствием озвучишь. Не стоит утруждать себя. Я напишу письмо.
— Нет, — сказал Арин. — Ты перенесешь на бумагу мои слова. Я буду диктовать. Иначе ты придумаешь какой-то зашифрованный способ предупредить отца.
Сердце Кестрел дрогнуло. Именно таким был ее замысел.
Перед ней появились бумага и чернила.
Арин начал:
— Дорогой отец.
Ее перо дернулось. Внезапная боль в горле заставила Кестрел задержать дыхание. Но она решила, что так даже лучше, если буквы будут неровными и вихляющими. Отец поймет по ее почерку, что что-то не так.
