Теперь мы продвигались заметно быстрее. Давно бы так. Я, обняв Райлина со спины, крепко прижималась к нему. И теперь даже не нужно было искать оправдания своему недостойному поведению: как же иначе ехать вдвоем на лошади, как не плотно прижавшись друг к другу?
Не могу сказать, что это комфортный способ путешествия, но я всему была рада. Разве не этого я хотела, покидая Империю? Быть рядом с Райлином столько, сколько позволят обстоятельства. О приличиях и всём остальном я подумаю потом, когда буду собирать свое разбитое сердце и жить воспоминаниями. А сейчас, будь что будет.
Когда в подступающих сумерках мы подъехали к постоялому двору, я думала, умру от счастья. Я-то уже приготовилась, что ночевать нам придется в какой-нибудь убогой хижине из навоза. Правда, чуть позже я поняла, что данный постоялый двор по удобству не сильно отличается все от той же хижины.
Мы вошли в пустой трапезный зал. Владелец, чья стойка располагалась в углу, оживился, заметив столько клиентов. Видно, вдали от крупных городов, быть владельцем постоялого двора не так уж и прибыльно. Его супруга, юркая женщина хрупкого телосложения, едва мы вошли, тут же впилась в меня любопытным взглядом. При этом любопытство было бесцеремонным, назойливым, граничащим с нахальством. Так и казалось, что сейчас она толкнет локтем своего мужа и скажет: «Гляди-ка, какая белобрысая». Я ответила ей тем же. Нарочито медленно обвела её фигуру недоуменным взглядом и пожала плечами. Вот как хочет, так пусть и понимает.
В комнате, которую нам выделили с Райлином, были грубо оштукатуренные стены, пол, застеленный потертыми циновками, и маленькое окно, через которое проникал влажный воздух. При взгляде на постель меня передернуло. Тюфяк, набитый сухой травой, пара простыней. О подушках тут видимо не слышали.
Наверное, мой взгляд выражал всю степень отчаяния, потому что Райлин, проведя ладонями по моим плечам, утешил:
— Всего на одну ночь, Ильяна. Ну когда тебе еще выпадет случай побывать в таких комфортных условиях?
— Да уж…
Я долго ворочалась на этом странном ложе. Мне было и колко, и душно, и жестко. Не то чтобы я была избалованной. Мы с мамой жили очень скромно по меркам Империи. Но к такому я не была готова.
— Ильяна, ты чего все возишься? Нам вставать с рассветом, чтобы до жары проехать как можно больше.
— Мне колется, — вздохнула я, переворачиваясь на другой бок.
— Колется ей. Ложись на мое место, я уже всё, что кололось, придавил.
Пока мы в полной темноте менялись местами, успели стукнуться лбами, и я коленом придавила ладонь Райлина. Это суматоха меня развеселила и я вместо того, чтобы спать, не могла перестать хихикать. Успокоиться меня заставили руки супруга, которые притянули меня вплотную к нему.
— Всё, спать, я сказал. Не забывай, я деспот и тиран.
В романах, которыми меня тайком снабжала мамина компаньонка, даже в походных условиях героиня умудрялась выглядеть очаровательной и оставаться привлекательной для своего возлюбленного. Жаль только, в этих книжках не написано, как ей это удавалось. В ручье или в реке можно умыться, но полноценно помыться, учитывая ледяную воду — вряд ли. Неглаженные платья, даже заботливо уложенные мамой в дорожный саквояж, тоже не добавляли моему облику утонченности, которой мне и раньше не хватало. Наверное, оставаться прекрасной и неотразимой в любых условиях — это один из признаков знатного происхождения. Нет, я вовсе не ходила нечесаной и чумазой. Но чувствовала себя отвратительно.
После ночевки на постоялом дворе мы добирались до Аллиора еще почти двое суток. Вторую ночь пути пришлось провести под открытым небом, потому как вблизи не наблюдалось хоть какое-то человеческое жильё. И только на третий день путешествия мы выбрались на вполне себе широкую дорогу, на которой нам даже встречались путники и повозки.
И все же, в отличие от пригорода Салошей, где каждый клочок земли был занят и застроен, в этой части Княжеств было заметно малолюднее. Крупные особняки встречались очень редко, а вот небольшие селенья постоянно попадались по пути. На мои вопросы, отчего и почему, отвечал Кэрил:
— Здесь по большей части живет простой народ, занимающийся земледелием и скотоводством. Аристократия больше тяготеет к столице и крупным городам. Здесь ведь и развлечений-то никаких.
А я смотрела на бескрайние луга и пастбища, на домики, словно игрушечные, рассыпанные по склонам холмов, и недоумевала: да какие еще развлечения нужны? Вот оно раздолье, и вот она свобода! Живи, как тебе хочется, вдали от условностей.
После полудня, когда сил у меня практически не осталось, один из всадников, указав вперед, громко оповестил:
— Вот он, Аллиор! Сторожевая башня и отсюда видна!
Я вгляделась в указанном направлении и увидела что-то весьма отдаленно напоминающее остатки крепостной стены и торчащую башню, выглядывающую из-за крон деревьев. Неужели добрались-таки? Первое, что сделаю, отыщу ванную или где тут у них можно помыться.
Но оставшееся расстояние преодолеть удалось только к вечеру. Последняя часть пути проходила вдоль частично, а местами и полностью, разрушенной каменной стены. За ней виднелись густые заросли деревьев, которые в подступающей темноте хорошо скрывали что же находится дальше. А потом мы выехали к тому, что раньше было воротами замка. От самих ворот остались только руины привратных башен.
— Почему здесь все в таком виде? — руины навевали на меня тоску.
— Напоминание о временах, когда все княжества были разрознены и постоянно воевали друг с другом.
— А почему до сих пор эти напоминания не убрали? Как можно жить среди руин?
— Просто прежние владельцы Аллиора не хотели этим заниматься. Как сказал нотариус, до меня хозяином Аллиора был младший брат Элрины и он редко появлялся здесь.
Миновав бывшие ворота, мы еще какое-то время пробирались среди разросшегося кустарника.
Особняк словно вынырнул из зарослей и выглядел мрачно. Темные окна, обшарпанный фасад. И только на первом этаже, в одном из окон мерцали огоньки свечей. Для того чтобы отыскать парадный вход, нам пришлось обогнуть дом. Навстречу нам уже спешил седой старик с фонарем в руках. С тревогой он глядел на группу всадников и поднимал все выше фонарь, словно пытаясь среди лиц отыскать хоть одно знакомое.
Райлин спешился и подойдя к старику, назвал свое имя. Между ними завязалась беседа на горном языке. И если судить по выражению лица старика, наш визит его не обрадовал. Он хмурился, недоверчиво что-то спрашивал. И с большой неохотой, словно смиряясь, зазвенел ключами, отпирая парадный вход особняка.
С большим трудом мне удалось объясниться с женщиной преклонных лет, которая, как я поняла, была супругой привратника. Я пыталась узнать у нее насчет ванной, но она только испуганно ахала и охала, не понимая, что от нее хотят. Наконец, её лицо просветлело и она с облегчением произнесла:
— Лианиш! Лианиш! — и произнесся это непонятное слово, она поспешила куда-то вглубь особняка. Я, поразмыслив, пошла за ней. Но все-таки, выяснилось, что жена привратника не поняла, что я от нее хотела.
Мы спустились на первый этаж дома и попетляв по коридорам, свернули под лестницу, где как я подозревала, располагались комнаты прислуги. Женщина постучала в одну из дверей и что-то громко затараторила. Через несколько минут дверь распахнулась и я увидела высокого немолодого мужчину в форме дворецкого. Он выглядел так, словно его не подняли среди ночи, а он как минимум полчаса наводил шик и лоск. Даже гладко зачесанные волосы были влажными.
При его появлении, жена привратника, повернулась ко мне и, указывая на дворецкого, произнесла:
— Лианиш.
Мы с дворецким посмотрели друг на друга. Я с надеждой, что он знает общеимперский. А он, оглядев меня с ног до головы и сделав, видимо, какие-то свои выводы, произнес:
— Ныне покойный господин Донж всегда заранее оповещал о своем приезде.
Отлично, он знает общеимперский.
— С кем имею честь разговаривать? — дворецкий смотрел поверх моей головы, что было очень неприятно.
