потом можно и поесть.
— Всё будет сделано, лесса Мия! — снова поклон и Элла чуть ли не спотыкаясь, помчалась выполнять поручения. Я же, устало выдохнув, подошла к окну, забранному слюдяными полупрозрачными пластинами и, с трудом приоткрыв деревянную створку, заглянула в образовавшуюся щель. Задний двор замка, по которому деловито сновали люди, непрестанно что-то делающие. Вернув окно на место, отошла подальше и села на один из стульев. Ладно, прыгать с такой высоты — самоубийство, свить верёвку из одеял тоже не выйдет, не хочу повиснуть над землёй ледяной грушей. Придётся искать иные пути для бегства.
Вечер. В камине ярко полыхают дрова, языки жадного пламени, как оголодавшая стая волков, накинулась на сухие полешки и рвали их на части, заставляя трещать от боли, и вспыхивать алыми, кровавыми искрами, разлетаясь в разные стороны. За плотной занавеской, прикрывшей узкую бойницу, завывал беспощадный зимний ветер, всё же просачиваясь в комнатку, выделенную мне Его Величеством Моторогом Первым.
Две недели я здесь. И две недели провела в ясном сознании. И это всё благодаря не моей прозорливости и житейской хитрости, а маленькой пугливой девчонке, ставшей моей помощницей и имевшей добрейшее сердце. Ко мне в услужение она попала случайно, на самом деле не Элла должна была обслуживать загадочную попаданку, а её злыдня тётка, но та неудачно упала и сломала ногу, а чтобы не потерять семейный доход, предложила временную замену — свою осиротевшую племянницу. Женщина бы и своего ребёнка отправила, вот только детей у неё не было, поэтому, дав взятку кому нужно, добилась, чтобы Эллу назначили ко мне.
Девушка исправно выполняла все свои обязанности, я относилась к ней, как к равной, ибо я человек другого мира и воспитана не как местные аристократки. Для меня все люди — равны, и для меня не существует высшей касты с голубой кровью. Элла быстро всё это поняла и в первый же вечер многозначительно покачала головой, не сводя своих больших глаз с моей тарелки, где дымилась аппетитная каша с кусочками мяса. Одновременно с этим из-за пазухи она достала большую мягкую булку и пододвинула ко мне, негромко прошептав:
— Лесса, вот повкуснее будет, — и одними губами добавила: — без зелья.
Мгновенно смекнув, в чём, собственно, дело, благодарно посмотрела на малышку, и с удовольствием съела ещё тёплый, сладковатый хлеб.
В который раз убеждаюсь, что мир не без добрых людей.
Воспоминания об Элле пронеслись в моей голове, и я перескочила мыслями о человеке, с которым у меня завтра назначена встреча. Точнее, нам позволят встретиться, и при этом ограничат во времени.
Прижав колени к груди, прикрыла веки, и перед внутренним взором снова возник образ моего мужа. Лестер Джером Холстен приходил ко мне даже во сне. Время, которое я выделила ему для того, чтобы он нашёл выход из непростой ситуации, подходило к концу. И сердце сжималось в тревоге, я боялась, что получив своё, мужчина растворится, оставив после себя лишь шлейф горечи предательства.
С тихим стоном упала спиной на мягкую подстилку, и посмотрела на тёмный потолок: в первой половине дня, сразу после скудного завтрака (в кармане Эмма приносила мне совсем немного еды, больше просто не помещалось), меня забирал стражник и отводил в скудно обставленное помещение, где сидел писарь и исследователь, а проще говоря дознаватель, он практически ничего не спрашивал, лишь вежливо просил поведать о знаниях из моей профессии. И я рассказывала, вот только не то, что им было так нужно, а школьную программу по биологии и химии, так сказать, начала с самых азов. Объяснила всё это необходимостью, ибо без крепкой базы в медицину соваться не имеет никакого смысла. Нужно ведь понимать, какие механизмы происходят вокруг и внутри человека, прежде чем переключаться на что-то иное.
Но, если честно, я просто тянула время. Как могла. И меня никто не торопил, по всей видимости, король решил заточить меня в этой башне навечно и оттого тоже никуда не спешил, поскольку не собирался отпускать меня из своих цепких лап.
После обеда мне был положен небольшой перерыв, в это время я могла поспать или почитать какую-то литературу, чаще всего это были романы о неразделённой любви, некоторые даже оказались вполне интересными. Затем за мной приходил уже другой страж и отводил всё в ту же комнату, где я рассказывала о своём родном мире. И тут вопросы сыпались, как из рога изобилия, иногда повторялись по кругу, наверное, таким образом, меня пытались подловить на лжи.
Я сомкнула веки, и сама не заметила, как провалилась в сон, полный тревог и несбывшихся надежд. Даже во сне щемило сердце. Я чувствовала себя такой одинокой. Мне хотелось домой, к родителям, к своим друзьям и привычной обстановке.
А утром в комнату постучали и вместо Эллы на пороге воздвигся Ларош, собственной промёрзшей персоной. Я его давно не видела, но с тех пор он вовсе не изменился.
— Доброе утро, графиня, следуйте за мной, — я было открыла рот, спросить, где Элла, как он добавил, — ваш супруг настоял на срочной встрече, вы позавтракаете вместе с ним.
* * *
Интерлюдия
Джером переживал. Не за себя, а за Мию. Как она там? Всю неделю он добивался встречи с ней, но постоянно нужного человека не оказывалось на месте, и день проходил в поисках этого работника и так по кругу. И в итоге он снова обратился за помощью к своему другу — Джошу Гроуну.
— Джош, мне просто необходимо с ней поговорить! Мия может надумать такое, что потом просто перестанет доверять кому бы то ни было. Я не могу её потерять! Поэтому снова пришёл к тебе за помощью, — встав в центре кабинета Гроуна, негромко заговорил он, чувство тоски затопило его нутро. — Ты и так уже сделал для меня столько, что я теперь твой вечный должник, но сейчас прошу помочь ещё раз.
Барон смотрел на осунувшегося лучшего друга и, устало вздохнув, кивнул на кресло для посетителей:
— Сядь, будешь горячий взвар?
Холстен отрицательно качнул головой, но всё же присел напротив Джоша.
— Подмена эликсира на другой — это то малое, что я мог сделать, чтобы отблагодарить лессу Мию за возможность дышать полной грудью, забыв про боль. Каждый раз, ложась спать, я боялся больше не проснуться. Но она подарила мне новую жизнь, иначе это не назовёшь. Поэтому перед ней в долгу именно я, и никак иначе. И говорить кому бы то ни было о своём исцелении