Госпожа Лайвр всхлипнула.
— Мы не знали, что с тобой, — пробормотала она. — Но мы ждали, мой милый; все эти десять лет мы ждали.
Он кивнул.
— Прости, мам. Я умер. Больше… не надо ждать, правда. Мне давно пора идти дальше. И вам тоже.
Лео приподнял брови.
Получается, когда господин Лайвр сказал Маклану тогда, что ждал десять лет…
Ох.
Лео подумал, что его родители его тоже не дождутся. Там почти без шансов… если, конечно, Кира для него нечто эдакое залихватское не споёт. Но Лео в это верилось слабо: он уже здорово сомневался, что та девчонка, с которой он некогда делил тяготы и кошмары, всё ещё существует.
А значит, его родители тоже не дождутся его.
Будут ли они расстроены, или быстро забудут? Станут ли вот так вот бесконечно ждать, учитывая, что оба уже не вместе, что они давно так далеко друг от друга, что у каждого своя жизнь? Он не говорил с отцом вот уже почти десять лет; он уехал из дому в совсем раннем возрасте и с тех пор звонил матери не чаще раза в неделю. Будет ли это проще для них, учитывая всё вышеперечисленное?
Лео не был уверен.
Наверное, он даже эгоистично не хотел знать; что-то в глубине души подсказывало, что “сын, который звонит раз в неделю” и “сын, который пропал без вести” — это всё же величины разные.
—..Я до последнего думала, что… Я думала, что, может быть… ты можешь быть жив. Где-то там… Знаешь, где-то там… И не приходишь, просто потому что злишься. Просто потому что не хочешь, но…
Ну да, мертвеца можно оплакать, но прелесть смерти в том, что она — окончательная, закрывающая все счета штука. Мёртвые мертвы, что тут добавить? И, как бы ни больно это было для живых, это состояние свершённо-завершённое. Приговор озвучен, подписан и приведён в исполнение.
В этом смысле неизвестность, наверное, хуже.
По крайней мере, в данном случае оно, похоже, действительно было так. Лео, наблюдавшего за сценой, потянуло цитировать одного из своих любимых поэтов, много чего писавшего о мёртвой натуре и бесконечности вселенной.
В общем и целом, Лео готов был размышлять о чём угодно, чтобы не слушать. Но не похоже, чтобы его судьба (и мёртвая эльфийка) собирались давать ему такую возможность. Если уж тебя поволокли в царство мёртвых, то будь готов следовать за проводником, не так ли?
Во вздохе Лео было, наверное, слишком много истерики. Даже по его собственным меркам.
“Успокойся, — посоветовала Лисса, — ты должен вмешаться. Меня не услышат, если я попытаюсь вмешаться. А вот ты… У тебя должно получиться.”
“И что я скажу им?”
“Ищи слова.”
Вот уж действительно.
— …я не хотел вам писать, — говорил между тем парень. — Злился. Хотел сначала стать героем, а потом… Чтобы вы увидели, чего я стою. Чтобы вы знали, что без этой всякой возни с артефактами я могу многого добиться. Чтобы вы знали, что я настоящий мужчина.
Господин Лайвр прикрыл глаза.
— Мне жаль, — сказал он тихо. — Прости меня, что я называл тебя… Что я говорил все те слова. Мне жаль, что я велел тебе убираться из дому и зарабатывать самому. Если бы не я, ты не связался бы с той компанией; если бы не я…
— Всё хорошо, пап, — вздохнул призрак. — Ты ни в чём не виноват, я клянусь тебе. А у меня, знаешь ли, было время всё обдумать и кое-что для себя решить… Ты правильно сделал, что сказал, что мне пора взрослеть. Ты правильно сделал, что перестал давать деньги. Если бы я мог дотянуться до себя из прошлого, я бы ему после той истории с украденной улиткой ещё и зубы выбил прямо в мозг, чтобы наверняка дошло… Но всё прожито, сделано, черта подведена. Одно скажу точно: ты ни в чём не виноват, я обещаю. Я сам поддался россказням о высокой оплате для магов и титулах для всех героев, сам решил покинуть вольные города. Просто… знаешь, наверное, каждый мальчишка, начитавшийся агиток на тему “умри или стань героем”, не очень задумывается о реальной перспективе этого “умри”. Хотя, возможно, это со мной только так было, кто знает… Я вот был уверен, что это моё призвание, в отличие от скучной артефакторики. Что смерть — это для других, но я-то точно выживу. Потому сначала я не писал, потому что ждал, когда же. А потом не писал, потому что оказалось, что всё совсем… не так, как я себе представлял. Потом я просто… не мог писать вам о таком.
Лео невольно передёрнуло от тона, которым было сказано это “не так”.
О да, он примерно представлял, что кроется за этим не таком. Сам на своей шкуре ощутил, насколько меняется ощущение некоторых вещей, если ты смотришь на них со стороны — и когда ты оказываешься непосредственно в них вовлечён.
— Ох, милый…
— Как ты…? Где? Мы могли бы пойти туда. Нам нужно поставить памятник и, не знаю…
— Искать там нечего, — отрезал он, — идти некуда.
— Хотя бы примерно. Милый, пожалуйста!
Он тяжело вздохнул.
— Один из городов-крепостей Шаккари, южная дорога. Я стоял в первом ряду, так что меня развеяло в пепел в первые же минуты… Вы не найдёте там ничего, правда. Только трава и дорога.
— Мы всё равно приедем туда…
— Пообещайте мне, что не поедете туда.
— Но…
— Да, я не вправе тут требовать обещаний, но всё же пообещайте мне, хорошо? Вам нечего ловить на тех дорогах, особенно сейчас, когда началось всё это… Безумие. Могилы не для мёртвых, а для живых, я обещаю вам это. Мне для покоя достаточно знать, что вы не сунетесь в неприятности, чтобы поклониться заросшей травой дороге у заброшенных остатков дурацкой крепости. Это не имеет смысла. Если вам правда важно попрощаться со мной, давайте прощаться сейчас. А потом… убирайтесь отсюда так быстро, как только возможно. Я чувствую, что нечто ужасное поднимается из долины. Оно несёт смерть. И просто поверьте: вам надо быть так далеко отсюда, как только возможно.
Что, ещё что-то поднимается из долины? Неужели в их весёлом кино о волшебной стране фей начинается новая, ещё более занимательная серия на тему лютого выживача?
С другой стороны, Лео такой поворот разговора был только на руку, потому что он, кажется, нашёл правильные слова.
— Эй, не хочу прерывать, — сказал он, — но если ты говоришь правду, парень, и хочешь, чтобы твои родители тут выжили, нам стоит помочь друг другу.
Взгляды всех присутствующих тотчас же обернулись к Лео. И вот совсем не сказать, чтобы были они добрыми.
— Ты кто такой? — резко спросил парень. — Хотя, я вижу… Драконоборец. И как же это ты выжил? И не надо ли мне поправить это упущение? Живым, знаешь ли, опасно разгуливать здесь…
Нет, ну правда?
Лайвры нахмурились.
— Драконоборец? Но…
Ну вот, отлично. Теперь неприятный секрет настоящего прошлого Лео стал известен, как минимум, присутствующим. И, какими бы адекватными в конечном итоге ни казались Лайвры, наивно было бы ждать понимающей и радостной реакции на него — это после всего-то, что случилось с Железной Долиной и с ними лично.
В таких обстоятельствах, если честно, никакой адекватности не хватит.
— А сам-то ты кто? — уточнил Лео не без раздражения. — Извини, конечно, но, судя по форме, мы служили одним и тем же хозяевам, просто в разное время. Или ты совсем не понимаешь, как это бывает? На зло — добро рассчитайся!
Парень едва заметно скривился, но Лисса, будучи, очевидно, ответственным загробным проводником, тут же вмешалась:
— Лео помог нам сбежать от драконоборцев. Именно он был тем, благодаря кому твои родители вообще дышат, так что придержи язык!
Лео благодарно на неё покосился, а после вернулся к интересующей его теме.
— Да, я был драконоборцем. Так получилось. Я уверен, что ты сам на своём опыте испытал, насколько легко в нечто подобное вляпаться — и насколько сложно потом выпутаться, — у парнишки даже хватило совести отвести взгляд. Уже что-то. — Но я не готов сейчас к дискуссиям по поводу особенностей армейских уставов, представлений противоборствующих сторон о том, кто прав, и прочих бесплотных обсуждений. Вообще не важно, кто тут прав, если и считать, что слово “прав” вообще применимо в таких вопросах по меркам исторического процесса… Мы не того масштаба фигуры, чтобы судить об этом, идёт? Нам неплохо было бы просто выжить. Потому что, из всех существующих и несуществующих правд, безусловная ценность человеческой жизни кажется мне наиболее убедительной.
