Есть у них что-то общее — наверное, темперамент. Жаль, Анна Иосифовна не поймет его языка. Да я и сама не понимаю, но все и так видно по их счастливым лицам.
— Спорим, я знаю, о чем ты сейчас думаешь? — раздается позади до боли знакомый голос.
Уязвимость бывает разной. Моя — очень высокая. Если бы сейчас держала Эмиля на руках, то, вероятно, осела бы вместе с сыном на пол. Что, собственно, и делаю. Слегка покачнувшись и чувствуя, как слабеют ноги, я машинально ищу опору. И нахожу ее в сильных руках, которые удерживают от падения.
Почему-то хочется горько расплакаться, когда я встречаюсь с темными глазами Зена.
— После смерти Киры я часто приходил на пляж и наблюдал за семейными парами. Было больно, но в то же время и приятно. Что у кого-то получилось сохранить и приумножить свое богатство. Не то, которое на банковских счетах, а здесь… — Рука Зена под моей грудью, возле солнечного сплетения. — Я совершенно не ценил, что имел. Казалось, это всегда будет в моей жизни… — Повисает недолгая пауза. — Единственное, чего я желал в последние дни, — приехать за тобой и детьми, чтобы попробовать начать с чистого листа.
На секунду мелькает мысль, что воображение играет со мной злую шутку. Необходимо убедиться, что это не сон. Прижимаюсь к Зену всем телом и обнимаю его за шею.
— Скажи, что ты настоящий, — шепчу в губы и чувствую его тяжелое дыхание, каждое перекатывание литых мышц.
Он упирается мне в живот своей эрекцией.
— Еще остались сомнения?
Не сон!
Тут же пронзает воспоминанием о настойчивых, глубоких, жадных проникновениях Дамианиса, до моих мокрых ресниц и громких криков.
Открываю рот, чтобы сказать, как скучала, как ждала этого момента, но от эмоций перехватывает дыхание. Кажется, я вот-вот ими захлебнусь! Зен проводит пальцем по моим губам, слегка надавливает, а затем мягко проникает внутрь, рождая еще больше воспоминаний и картинок в голове.
Он что-то говорит, вроде бы на греческом, а потом целует. Так горячо и страстно, будто собирается меня съесть!
О боже… Вкус его поцелуя, сладко-терпкий, расползается по рецепторам и освобождает меня от щемящей тоски, в которой я задыхалась все эти дни.
— Папа! — доносится сквозь затуманенный мозг крик Леи. — Папа!
Мы прекращаем целоваться. Маугли протискивается между нашими телами, обнимает Дамианиса и виснет на нем, почти как я несколько минут назад. Счастливо смеется, пока мы с Зеном надсадно и часто дышим, глядя друг на друга.
Как же чертовски нереально происходящее!.. И как оно реально, черт возьми!
— Папа, ты больше не уедешь? — щебечет Лея, и я вижу, как Зен млеет от ее ласкового голоса, слова «папа» и рук на своей шее.
— Только если с вами. — Он обнимает нас обеих и ведет в зал к Эмилю.
40 глава
Вряд ли есть что-либо более выматывающее, чем любить человека, но не доверять ему. Не представляю, как бы пережила эти дни без веры в Зена, в то, что он появился в моей жизни не чтобы навредить, а наоборот — подарить мне спокойствие и уверенность.
Весь вечер не отлипаю от него. Как и Ася от своего Григория. Шахов совершил поистине рыцарский поступок — сам приехал за беременной женой и заодно сопроводил моего мужа к семье.
— У тебя появилась достойная соперница, — шепчет Ася, кивая на Лею. — Сплошное умиление за ними наблюдать!
Маугли не слезает с колен Зена. Обнимает его, трогает колючий подбородок, целует щеки. Сколько нежности в этой девочке!
Но такая Лея лишь с Дамианисами. Оба брата действуют на нее одинаково. А может, они и есть для нее те самые люди, чувства к которым мы не в силах контролировать? Ведь Зен тоже с первого взгляда все для себя решил насчет этой малышки. Не помню, чтобы он хотя бы на мгновение засомневался в своем намерении.
Интересно, со мной он так же был уверен? Наверное, да, раз не допустил, чтобы мне причинили вред.
Мы разошлись, решив, что наши жизни лучше сложатся порознь, а кто-то сверху смотрел на происходящее и думал, что в отведенное время, когда мы будем готовы понять и принять друг друга, сведет нас снова.
— Ты во мне дыру протрешь, — улыбается Зен.
— Я соскучилась. И вообще, у меня к тебе огромная претензия! Мы стали слишком часто разлучаться.
— Согласен. Этот недочет пора исправить. Теперь везде будете ездить со мной.
На языке так и вертятся вопросы, что произошло с Гибсоном и где Леон, все ли у него в порядке, но решаю оставить эти разговоры до завтра. Сегодня в планах другое.
— Надеюсь, твое сердце хорошо подлечили? — заигрываю я с Зеном.
Жажду прижаться к нему всем телом, обвить руками его шею и целовать, целовать… Только дети и бабушка Аси останавливают от этого шага. А ведь весь вечер впереди! Как дождаться момента, когда мы останемся наедине, — не знаю! Этот грек с ума меня сводит! С самой первой ночи. Той, что помню. А та, о которой ничего не отложилось в памяти, — мое самое большое разочарование в жизни!
— С сердцем у меня все в порядке. Ну почти. — Он берет мою ладонь и прижимает к своей груди. — Тахикардия постоянная, когда ты так смотришь. Мысленно я тебя сейчас трахаю во всех известных мне позах, — продолжает на ушко.
Нет, это невыносимо! Какой ужин? Какие несколько часов? Я хочу Зена немедленно! Даже фантомно ощущаю вкус его поцелуя, когда Дамианис касается губами уголка моего рта. Пульс сразу разгоняется, словно я на интенсивной кардиотренировке.
Импульсивное решение приходит моментально, и плевать, какие последствия это будет иметь в чужой стране, где свои порядки. Уверена, в случае чего, Зен все разрулит.
Дожидаюсь, когда официант приносит заказ, и прошу сделать мне кофе. Как маньячка, я не могу отлипнуть от Дамианиса. Пока только глазами.
Через десять минут приносят мой напиток.
Господи! На какие только преступления ради тебя не пойдешь, Зен! Но ничего, я сейчас искуплю
