— Настала пора уезжать.
Шапель кивнул, хотя сердце замерло у него в груди. Он понимал, что священник прав, и мысль о том, чтобы покинуть Прю, причиняла боль.
— Когда? — Голос его звучал хрипло и отчужденно даже для его собственного слуха.
— Завтра.
Так скоро? У него почти не оставалось времени, чтобы попрощаться с Прю. Впрочем, возможно, это и к лучшему. Чем скорее он уедет, тем легче будет им обоим. Он уже успел привязаться к ней сильнее, чем следовало, да и она к нему тоже.
— Во Францию меня будет сопровождать Маркус.
Шапель покачал головой:
— Прошу прощения?
Губы его друга изогнулись в доброй улыбке:
— Полагаю, тебе лучше остаться здесь.
— Почему? — Как бы ни радовала эта новость, Шапель все же был раздосадован тем, что его так легко оставляли в стороне, и злился на себя за то, что так хотел остаться. Именно ему сейчас следовало прочесывать континент в поисках Темпла. Это была его обязанность, а вовсе не Маркуса.
— Маркус старается, как может, искупить свою вину. Мы вместе поедем во Францию и там используем мои связи в церковных кругах, чтобы разыскать Бишопа. Не исключено, что ему уже случалось сталкиваться с орденом.
— Даже если нет, — отозвался Шапель рассеянно, — Сейнт встречался с ними наверняка.
Бишоп был охотником по призванию и выслеживал демонов и злодеев, чтобы вершить над ними правосудие на свой лад. Сейнт[6], с другой стороны, делал все, чтобы превратить собственное имя в насмешку. Он упивался тем, во что превратился, и горе тому, кто осмеливался встать у него на пути.
По-видимому, недоумение Шапеля не скрылось от взора пожилого священника.
— Знаю, что для тебя все это может показаться неожиданным, но, думаю, сейчас это самый лучший выход.
— Почему? Каким образом Грей может защитить вас от ордена, да и от Сейнта, раз уж на то пошло?
Неужели в глазах старика отразилась жалость?
— С ним все будет в порядке. Нам нечего опасаться Сейнта, впрочем, я и не намерен подходить к нему близко, чтобы проверить эту теорию на деле. Ты принесешь нам намного больше пользы, если останешься здесь.
— Но ты же сам говорил, что орден, без сомнения, уже покинул эти места. — Кроме того, друг так и не объяснил, почему хочет оставить его в Роузкорте.
Выражение лица Молино было исполнено мудрости и печали.
— Ты уверен, что способен оставить мисс Райленд и ее семью без защиты?
Эта мысль была подобна удару в солнечное сплетение. О да, Молино знал его слишком хорошо. И он понимал, что Шапель не бросит Прю, если той угрожает хотя бы малейшая опасность.
— Нет. Но вероятность того, что орден вернется сюда, крайне невелика.
— Верно. — Молино не сводил с него глаз. — Но Райленды не единственные, за кого я беспокоюсь.
Шапель изумленно уставился на него:
— Ты беспокоишься обо мне?
Священник кивнул:
— Я же вижу, как много она для тебя значит, мой друг. И мне не трудно догадаться, как бы ты поступил с человеком, который отравил ее и напал на ее семью.
Шапель убил бы его. Медленно и мучительно. Однако церковь явно не желала видеть этого человека мертвым. Ей нужно было выяснить его планы и установить, как глубоко орден пустил свои корни. Шапель это прекрасно понимал, но все равно был недоволен.
— Без твоей крови… — попытался ухватиться он за последний привычный довод.
— Думаю, мы оба знаем, что ты и сам можешь об этом позаботиться. — Тон Молино не был укоризненным, скорее деловым.
Шапель наморщил лоб. У него больше не оставалось возражений.
— Ты будешь держать меня в курсе всех ваших передвижений?
На лице священника читались только доброта и понимание.
— Да. А если в тебе возникнет нужда, я тотчас пошлю за тобой.
— Я буду готов.
— Надеюсь, что нет, мой друг.
Болезненный страх свернулся клубком внутри Шапеля, едва смысл слов друга начал проникать в его сознание. Молино знал правду не хуже его самого. Единственное, что могло бы заставить его покинуть Роузкорт, — это смерть Прю.
— И когда уезжает отец Молино?
Шапель и Прю вместе брели по саду, опустевшему и притихшему. В траве чуть слышно верещали сверчки, где-то вдалеке ухнула сова. Еще дальше за холмами находился пляж, где морские волны мягко плескались о берег, наполняя воздух пряным запахом соли.
— Завтра. — Он остановился, выжидая, пока она откроет дверь в оранжерею, и затем проследовал за ней внутрь.
— Вам будет его не хватать? — Влажный теплый воздух, полный дивных ароматов, приветствовал их. В оранжерее имелась по меньшей мере дюжина столов, уставленных горшками со всевозможными цветами и растениями. Флора более крупных размеров располагалась на полу и вдоль стен.
— Да, конечно. — Внимание Шапеля привлекла шпалера с розами. — Но мы с ним еще увидимся.
— Думаете, нам с вами суждено когда-нибудь встретиться снова?
Шапель обернулся к ней. Прю не смотрела на него, уставившись в какую-то невидимую точку в темноте. Их новая встреча была маловероятна, и они оба это прекрасно понимали. Проклятие!
— Что вы имеете в виду?
Теперь Прю повернулась в его сторону так, что он мог разглядеть на ее лице печальную улыбку:
— Однажды на небесах.
Он с трудом сглотнул, однако комок в горле упорно отказывался двигаться с места.
— Мне бы это было приятно.
Из ее груди вырвался слабый звук, похожий на смешок, однако слишком полный самоиронии, чтобы быть настоящим.
— Я не хочу умирать девственницей.
От ее шокирующего признания Шапель вздрогнул. Его большой палец пронзила резкая боль, едва он оторвал его от розового куста. В оранжерее было еще достаточно светло, чтобы Прю заметила его реакцию. И без сомнения, она услышала его приглушенное шипение.
Прю тотчас преодолела разделявшее их небольшое расстояние. Ее белоснежный лоб пересекла хмурая складка.
— Что случилось?
— Ничего. Просто шип.
Она взяла его руку в свою — маленькую и теплую. Ее прикосновение было столь же нежным и легким, как приход ночи. Эта женщина обращалась с Шапелем так, словно он был для нее чем-то особенным — чем-то бесконечно дорогим, а не созданием тьмы, способным задуть огонь ее жизни так же легко, как пламя свечи.
Затем она вдруг поднесла его руку к своим губам. Шапель тотчас понял ее намерение, и это одновременно и напугало, и разочаровало его. Неужели она спланировала все заранее? И что именно она от него хотела? Его самого или то, что, по ее мнению, он мог ей дать?
— Это не изменит вас. Только не таким образом.
Прю улыбнулась. Кончик его большого пальца покоился на ее пухлой нижней губе.
