утром к нам вышли еще пара сестер, а остальные обходились вареными «дудками» травы и молились до обеда. В жару работать было невыносимо, и мы все старались немного отдохнуть, или уходили в лес за травами, чтобы, как только солнце перестанет палить, снова приняться за стройку и рыхление огорода.
Дождей не было больше месяца, и поливать приходилось каждый вечер. С одной стороны, нам было радостно, что не мокнем, и не откладываем работу, а с другой, ворошить потрескавшуюся землю и поливать, как только садилось солнце было очень тяжело.
– Элиза, теперь сестры работают с нами, видать голод сильнее веря, – смеясь прошептала Барбара, указывая подбородком в сторону стройки. – Они сначала принялись просыпаться пораньше, чтобы успеть помолиться, но поняли, что к вечеру не держатся на ногах.
– Да, голод не тетка, он мигом меняет представления о жизни. Ты видела куда утром ходил Сквонто? Когда мы проснулись, его не было, как обычно, у костра.
– Нет, но вчера, он вышел из леса, когда мы начали готовить завтрак, – натужным голосом ответила Барбара. Мы пилили бревно, пока ждали утреннюю мешанину из мяса и травы, когда из леса вышел Сквонто, и направился к нам. Я бросила свою сторону пилы и пошла ему навстречу:
– Сквонто, куда ты уходишь рано утром? – я наблюдала за его лицом, но он был безмятежен, как всегда.
– Нет дождей, это очень плохо для кукурузы и тыквы.
– Да, но что ты там делал? Надеюсь, ты не охотишься на бобров?
– В лесу? Они живут в озере или реке, но не в лесу, Элиза, – он засмеялся так, словно я рассказала какой-то новый анекдот. – Мы с Пэвэти просим духов дать нам дождь, иначе, через неделю пересохнет ручей, и воду придется носить от реки. Духи испытывают нас, но мы обязательно пройдем испытание, и эта земля примет вас, – он мотнул головой, и направился к костру, где Пэвэти уже раскладывала по мискам нашу прекрасную питательную мешанину.
Ливень начался ночью так неожиданно, что мы все проснулись от шума воды, и казалось, что за хлипкими стенами бушует что-то размером с Ниагару. Сквонто забежал в хижину и приткнулся у самого входа. Судя по лужам за стенами из веток, скоро и наш пол подтопит, и все матрасы станут непригодны на несколько дней, пока их не высушит солнце.
Мы переглянулись со Сквонто. Во вспышках молний я разглядела тревогу на его лице.
– Это будет долго? – спросила я.
– Да, дождь будет идти несколько дней. Крыша на доме есть. Нижние доски стен прибиты. Мы должны перейти туда. Мы перебьем доски на две стены и у нас будет сухой угол. Дом на возвышенности, и там будет сухо. Остальные две стены мы «зашьем» ветками, – он так радостно говорил, что мое восприятие отказывалось понимать происходящее. Радостный голос и обеспокоенный взгляд индейца никак не вязались вместе.
– Почему ты так рад, Сквонто, ведь тебе и Малкольму предстоит так много дел под проливным дождем?
– Дождь – это жизнь, Элиза. Нам будет сыро и даже холодно, но потом, когда взойдёт солнце, ты не узнаешь свой огород. Ты будешь радоваться, что у вас теперь точно будет урожай на весь год, что вы не будете голодать. А мы переживем. Я научу вас делать веревки. Скоро нам потребуется очень много веревок, а вы под крышей быстро сделаете очень много.
Да уж, просидеть в сухом углу несколько дней – хорошо только на словах. Мужчины оторвали прибитые уже по периметру три ряда досок, и прибили их на две стены. Так у нас получился теплый и сухой угол. Доски прибивались как в Плимуте – верхняя доска чуть накладывалась на нижнюю, образуя вид черепицы, только во всю длину дома. Чтобы было тепло зимой, полагалось еще прибить доски изнутри, получая таким образом стену, но у нас не было ни сил, не времени на это. Я боялась снова, потому что мы продвинулись еще севернее от Плимута. И теплое лето не говорило о том, что нас ждет теплая зима.
Веревки делали из травы, что тоже росла в виде дудки, которая была более волокнистой чем та, которую мы ели. Нас вооружили камнями, на которых мы долбили эти дудки до размягчения. Полученные волокна мы чуть заваривали в кипятке. После этого тоненькие нити, похожие на волокна, скручивали в жгут. А потом несколько таких жгутов мы скручивали в веревку. Я и не ожидала, что она получается такой крепкой.
Эти знания нам были просто необходимы, чтобы жить в диком лесу. Веревка даже после высыхания оставалась крепкой. Четыре дня Сквонто и Малкольм трудились под дождем, и только в редкие часы заходили переодеться и погреться. Мы продолжали пилить доски в каждую минуту, как только дождь прекращался, и за четыре дня кое-как осилили пять штук, по это позволило зашить еще треть стены. Сквонто и Малкольм пилили толстые «плахи» для пола – толстые доски не дадут замерзнуть в холода и не сгниют быстро.
В первый день без дождя к нашему берегу пристали пять больших лодок – Магавки прибыли в гости со своей стороны озера.
– Там индейцы, Сквонто, Сквонто, смотри, они приближаются к берегу, и их много! – кричал Малкольм. На его крик тут же отреагировала Маргрет, бухнувшись на колени возле хижины.
– Сестра Маргрет, они не должны видеть нас вот такими! – говорила я достаточно громко, направляясь к ней.
– Какими это, такими? Мне не важно, что думают дикари, я хочу лишь, чтобы Бог защитил нас, – она прикрывала глаза, пытаясь «навести» свою связь с потусторонним миром, но я решила, что в этот раз не дам ей оторваться от реальности, присела рядом и прошептала:
– Они не должны видеть и знать наши слабости, сестра. Вы воспитывали нас в любви к Богу, но сейчас все зависит только от нас самих, и думаю, Бог это одобрит. Идемте, встретим наших гостей, угостим их нашим обедом, и узнаем, что они хотят. Мы здесь пока только гости, но должны стать хозяевами. А хозяева не стоят на коленях перед гостями, – я говорила спокойно, как с собакой, которая может укусить, и осторожно, за локоть, поднимала ее с земли. Она поддалась, посмотрела на меня внимательно и прошептала:
– Я не знаю кто вселился в тебя, но боюсь, что это нас всех погубит…
– Сестра, не придумывайте. Это я, и я хочу нас всех спасти. Вы же видите, что вокруг лес, и у нас нет высокого забора, замков и
