Уиллоу снова и снова прокручивала в голове эту сцену: мягкость его живота, то, как легко нож скользит по человеческой плоти, ошеломленное выражение глаз, когда Скорпион рухнул, потрясенный тем, что смерть все же не обошла его стороной.
Как и во многих других жизненных процессах, здесь было «до» и «после». Она убила. Она стала убийцей. Это слово оставило горький привкус на языке. Кто она? Изменилась ли, хотя бы в той мере, в какой не могла этого заметить? Хотела ли она меняться?
Сайлас вышел из общежития, увидел и направился к ней, размахивая бейсбольной битой с шипами из гвоздей. Его лицо выглядело как тень в тусклом лунном свете. Уиллоу ничего не сказала. Она не знала, сможет ли.
Он присел на корточки, положив руки на бедра. Сайлас долго смотрел на нее, опустив взгляд на ее дрожащие ладони.
— Это не длится вечно.
Ей не нужно было спрашивать, что он имел в виду. Уиллоу знала. Она вспомнила, как они с Бенджи оказались заперты в недрах корабля, а на них наставили полуавтомат. Сайлас успел завернуть за угол и застрелить террориста, спасая им жизнь. Она вспомнила, как после этого он побледнел и затрясся. Наверное, это было его первое убийство.
Он встал и протянул биту рукояткой к ней.
— У нас осталось немного времени.
Уиллоу почти заставила себя улыбнуться, но потом поняла, что в этом нет необходимости. Единственное, что никогда не требовалось в отношениях с Сайласом, — это фальшь. Ему просто было все равно. Сегодня вечером это именно то, что ей нужно.
— Ты все еще занимаешься этой фигней? — спросила она.
Его зубы сверкнули.
— Можно сказать, что мне понравилось. Ты идешь?
Она поднялась на ноги. Сжала пальцы в кулаки, затем снова разжала их. Крови не было видно, но она там. И всегда будет.
Уиллоу взяла биту.
— Тогда пойдем.
Глава 39
Габриэль
Габриэль вонзил лопату в твердую землю. Его руки покрылись мозолями, но он упорно продолжал работать. Глаза щипало, но он не плакал. Он рыл землю лопата за лопатой, пока яма под огромным раскидистым дубом не стала достаточно глубокой и широкой.
Мика, Уиллоу и Амелия пришли помочь. Он отослал их прочь с яростными проклятиями. Мика медлил.
— Я видел, что ты сделал. Ты помог нам. Ты спас Амелию.
— Я не смог спасти Надиру, — с трудом выговорил Габриэль.
Мика кивнул, на его лице отразились противоречивые эмоции — печаль, жалость и вина.
— Я знаю. Мне жаль.
Только Мика остался стоять на страже в дюжине ярдов от него, на опушке. Когда через несколько минут пришел Джерико с наручниками, Мика попросил его уйти.
— Оставь его, — сказал ему Мика. Джерико не стал спорить.
Они оставили его наедине с телом Надиры, лопатой в его руках и могилой. Деревья вокруг него стояли молча и неподвижно, как часовые, их черные тени сплетались и извивались. Сквозь ветви над головой пробивался лунный свет, погружая мир в призрачный мрак. Где-то вдалеке раздался заунывный вой.
Габриэль поднял тело Надиры и осторожно опустил в землю. В яме он присел на корточки рядом с ней. Аккуратно накинув платок на волосы, он убрал с ее лица прядки. Скрестил ее руки на груди и подушечкой большого пальца закрыл тусклые, остановившиеся глаза.
У него не было ни веры, ни слов, которые стоило бы произнести.
Он с большой осторожностью засыпал ее землей, последним закрыв лицо. Он работал до тех пор, пока не лопнули мозоли. Его бицепсы горели. Сердце билось в груди и не желало останавливаться.
Закончив, Габриэль замер у ее могилы и не знал, что делать. Его душа была черной, а сердце — пустым. Он верил, что смерть станет для него воздаянием, и в справедливой смерти он обретет покой.
Теперь Габриэль знал, что не обретет ни того, ни другого. Надира умерла за него. Он не хотел этого и не просил. Он не заслуживал этого. Но она все равно пожертвовала собой. Она была доброй, хорошей и невинной, а он совсем не такой. Никакого смысла в ее поступке не было.
Он стоял и смотрел в темноту. Она звала его, взывая к мраку внутри его собственной души. Он готовился уйти. Он был готов. Он жаждал этого.
Заунывный вой раздался снова, теперь уже гораздо ближе. Габриэль вгляделся в темноту леса.
Пара желтых глаз смотрела на него. Тени сместились, и он увидел огромного черного волка, стоящего между двумя соснами. Широкие плечи и грудь под густой шерстью вздымались мускулами. Волк поднял царственную голову, морда длинная и узкая, взгляд умный, хитрый.
Габриэль сжал рукоятку лопаты, не обращая внимания на жжение мозолей. Затем расслабил пальцы. Он бросил лопату на землю с глухим стуком. Если волк пришел за ним, значит, так тому и быть. Он не станет сопротивляться судьбе.
Волк не атаковал.
— Давай!
Волк просто наблюдал за ним своими желтыми глазами.
— Чего ты ждешь!
Волк не двигался.
Габриэль не шевелился. «Заслужи свое искупление», — сказала Надира. Он не заслуживал его. Но она да.
Впервые за долгое время Габриэль вспомнил о своей матери. Именно Мика был близок с их матерью, именно Мика принимал близко к сердцу ее веру и наставления.
Габриэль больше походил на отца — узел беспомощного горя и гнева. Но сейчас Габриэль отдал бы все на свете, чтобы снова поговорить с мамой, почувствовать тепло ее объятий, в последний раз услышать слова, которые всегда звучали в ее сердце: «Поступай правильно, сынок». Что бы она подумала о том, каким он стал?
Он потерял свой путь. Но, возможно, сможет найти его снова.
Он не сбежит. Он не станет себя убивать. Он не мог, не после того, что сделала для него Надира. Смерть представлялась слишком легким выходом. Гораздо труднее было жить со своими грехами. Гораздо труднее остаться, искупить, заслужить милость, которую дал другой, да еще такой дорогой ценой.
Он снова посмотрел на волка, встретившись взглядом с желтыми глазами, которые, казалось, пронзали его душу. Спустя долгий миг зверь скрылся за деревьями, став тенью, неразличимой среди темноты.
Габриэль набрал горсть земли и растер ее между пальцами над могилой Надиры. Он должен остаться. Если существует такая вещь, как искупление — если оно возможно для таких, как он, — то Габриэль его найдет. Он должен это сделать. Он приложит все усилия, чтобы заслужить его.
Он заслужит его ради Надиры и маленькой девочки в желтом.
Ради Мики. Его брата, его всего. Это было последнее желание матери, чтобы Габриэль заботился о Мике, чтобы ее мальчики оставались добрыми и храбрыми вместе. Мир развалился на куски, но он не хотел потерять и брата. Он будет бороться за Мику.
Он заслужит искупление ради Амелии. Она не сможет полюбить его снова, Габриэль знал это. У него не было ни заблуждений, ни ложных надежд. Он предал ее, почти уничтожил. Никакие его поступки не могли сделать его достойным ее любви. Но, может быть, когда-нибудь Амелия сможет его простить.
Габриэль посмотрел сквозь деревья на темную фигуру брата на краю поляны. Мика все еще его ждал. Это уже что-то.
Это начало.
Глава 40
Амелия
Амелия смотрела на ночное небо. Последние пять часов она провела, полулежа в кузове грузовика, измученная, но без сна. В голове крутилось слишком много тревожных мыслей и бесконечных вопросов.
Сайлас вел машину, а Финн сидел рядом. Амелия разместилась в кузове вместе с Уиллоу, Микой, Бенджи и полудюжиной одеял. Уиллоу сидела лицом в ту сторону, откуда они ехали, с винтовкой на коленях, охраняя тыл. Бенджи, как котенок, свернулся калачиком у нее под боком. Джерико, Хорн и Селеста ехали в другом грузовике, а Габриэль в наручниках — в кузове.
Они останавливались не менее десятка раз, чтобы расчистить дорогу, убирая с пути заглохшие машины и случайные ветки деревьев. За пять часов они преодолели двадцать шесть миль, до города оставалось еще тридцать, а после него — еще сто. Но теперь, по крайней мере, у них появилась цель.
Они направлялись в Убежище, чтобы спасти ее мать и найти лекарство. Это место олицетворяло безопасность, закон, порядок и надежду для всех. Хотя для Амелии оно значило гораздо больше.
