— А теперь давай начистоту, что происходит?
Признаться, я все же сомневалась — рассказывать или нет, но потом махнула рукой и выложила все, начиная от истории с музой, договора об оказании помощи и заканчивая глебовской «игрой».
— М-да, выходит, он порядочная сволочь! Причем буквально: и сволочь, и порядочный — одновременно! — сделала вывод из моей истории Волковская.
— Угу.
Пока я рассказывала подругам про «романтику с зельеваром», совсем забыла о письме, которое до сих пор держала в руках, и теперь, когда мой взгляд вновь упал на бумагу, едва не вскрикнула от неожиданности — на ней стал проявляться текст ответа. Причем больше всего это напоминало какой-то магический вариант смс-чата. Я в онлайн-режиме видела, что отвечает собеседник.
«Ты угадала, у меня нет фамилии. Я сирота. Даже имя „Глеб“, скорее всего, не мое. Его мне дали в сиротском приюте».
— Это ты сейчас меня пытаешься разжалобить? — задала я риторический вопрос, глядя на бумагу.
— Куда ты так уставилась? — поинтересовалась Фиса.
— Это какой-то магический аналог нашего интернет-чата, — показала ей на листок. — Я пишу здесь, а он видит там, и наоборот.
— О, а мы еще жаловались на отсталость этого мира, — обрадовалась Крис. — Ну и что он там пишет?
Я зачитала вслух его жалостливую историю. Над ответом совещались коллективно, в итоге родили шедевр. Обращение было рассчитано на то, что я прониклась его горем.
«Бедный! Я тут подумала и решила, что согласна выйти за тебя замуж. Ты же вроде как завуалированно меня позвал. Только у меня одно условие…»
Признаться, у меня сразу чесались руки написать ему, какое именно условие, но девчонки удержали. Сказали, что надо потянуть и сохранить интригу.
Через минуту бумага послушно выдала предсказуемый ответ от брюнета:
«И какое же? Учти, коллекцию ядов я на тебя отказываюсь переписывать, и при разводе кот Мурз достанется мне».
— Ишь какой шустрый, уже на моего кота посягнул! — Я злобно грызла кончик карандаша, предвкушая реакцию зельевара на то, что готовилась написать.
«Мурз, как взрослый кот, должен сам выбрать, с кем ему оставаться. А условие простое: ты берешь мою фамилию!!!»
И здесь, по нашей задумке, у Глеба должно начать рвать крышу, либо он обязан был бы захорохориться и согласиться. Ясно, что в шутку — он ведь игрок…
Но облом, как говорится, подкрался незаметно:
«Если бы этот ответ написала мне ты, я бы, не раздумывая, согласился. Но многоженство в наших Королевствах запрещено, и, боюсь, тройную фамилию еще от Кристины и Анфисы я носить не смогу…»
— Вот же ж ежкин дрын! — выругалась я. — Бабы, мы где-то прокололись…
— Или он за нами шпионит, — трагически констатировала пампушка.
— Ладно. Раз так, то я с ним сама пообщаюсь…
«А что тебя не устраивает в троеженстве? Три сексуальные, молодые, привлекательные девушки. Будешь аки кот в масле кататься… Ты же, судя по твоему первому письму, как раз намекал на это. Ведь здесь любят девушек пооткровеннее…»
Ответ был молниеносным.
«Здесь любят разное. Кстати, я так и не дождался благодарности за совет».
«Ты опоздал, мы обо всем догадались сами. Поэтому твое письмо было неактуальным. Тем более у меня есть огромные сомнения, что этот совет ты дал исключительно ради моей же пользы. Может, ты, наоборот, на балу на меня поглазеть решил».
«Вынужден тебя разочаровать, я ненавижу такие мероприятия и туда не пойду».
Я решила съехидничать.
«Очень жаль! Я хотела пригласить тебя на танец».
На этот раз ответа не было долго. Десять минут прошло в тягостном ожидании…
— Не ответит. По ходу ты перегнула палку, — грустно прокомментировала Фиса, она за это время уже успела умыться и переодеться.
— Ну, а как мне еще с ним вести себя? Я реально не знаю, чего он от меня хочет. — Едва договорила, как на бумаге проступили ответные письмена.
«Знаешь, Эля, что именно мне нравится в молодых первокурсницах? Не их молодость, не сексуальность, не привлекательность, а наивность и бесхитростность. Вы открыто смотрите на мир, доверяете, неспособны нанести удар в спину. Апотом вы портитесь, потому что вас учат хитрости и предательству. Вы везде ищете двойное дно! Все эти балы, вечные праздники, опьяняющая красота и излишнее внимание меняют вас. Еще месяц назад ты была чистой и яркой, а теперь… становишься хищницей, готовой перегрызть горло… Пожалуй, на этом наша с тобой игра подойдет к концу. Как я и говорил, увы, но век моих муз недолог».
Едва я дочитала, бумага вспыхнула и превратилась в горстку пепла, при этом даже не опалив рук.
— Все, доигралась… — На душе стало противно.
Нет чтобы радоваться, мол, легко отделалась. Сама ведь не раз думала о том, как избавиться от этого странного внимания со стороны зельевара, и вот оно… Но нет чувства победы, мне горько и противно… Причем ощущение, будто я во всем виновата…
— Дурацкий магистр страстей, — выругалась я. От нахлынувших эмоций поняла, что, если сейчас не уйду умываться, разрыдаюсь, как ребенок. Нарочито быстро рывком сменила положение с полулежачего на сидячее, спустила ноги на пол и тут же пожалела об этом.
Мурз дождался своего звездного часа и вцепился всеми четырьмя лапами в мои икры…
Я взвыла не столько от боли, сколько от осознания того, что закон Мерфи на мне сработал во всей своей красе — когда дела идут хуже некуда, в самом ближайшем будущем они пойдут еще хуже.
* * *
Еще в начале недели сверкавшая чистотой лаборатория Глеба наконец-то начала покрываться первой пылью, ее одинокие частички неторопливо оседали на стенках многочисленных колбочек, мензурок, склянок с реактивами и баночек с экстрактами, как бы намекая — а давай устраивать генеральные уборки раз в неделю.
На все это с затуманенным взором смотрел хозяин химического «великолепия» и пытался отловить убегающую от него мысль. Мысль витала в воздухе и на бумагу переноситься отказывалась, недописанные строчки повисли незавершенными фразами:
О, был он зол, как черти ада,
Смотрел он с болью на тебя.
Он верил, он любил когда-то.
Разбито сердце у орла.
И повторилась вечность вновь,
Не пожелал понять он правды…
Последние две строки упорно не хотели становиться завершенным четверостишием, потому как перед глазами поэта до сих пор стояла рыжая Элла, только что уволенная с поста музы.
