Дверь лязгнула, я повернула ключ в замке, выдернула его и попятилась так быстро, как могла. Вновь поскользнувшись, упала на колени. Ну почему я такая неуклюжая?
Я специально заказала клетку с ключом и замком. Волк не смог бы отпереть засов, но человек — вполне. А если этот зверь то, о чем я думаю, у него появятся большие пальцы к утру, если не раньше.
Туша врезалась в металлические прутья, рыча и брызгая слюной.
Стоя на четвереньках, я подняла глаза, и весь мой мир перевернулся.
Волк был в точности таким же, как в моем сне. Огромным, черным и с голубыми глазами Адама Рюэлля.
— Бог мой. Бог мой…
Я все никак не могла перестать причитать и таращиться. Как же так? Я дотрагивалась до Адама серебром. И он не возражал.
Существо в клетке, словно обезумев, бросалось на металлические прутья и грызло их, пытаясь вырваться наружу. Из пасти стекала белая слюна пополам с кровью. Может, этот волк все же бешеный.
— Никакой он не волк, — прошептала я.
Рассеянно сунув ключ в карман, нащупала гри-гри. Зверь взвыл, словно от боли, и начал меняться.
Трансформация походила на сцену из фильма ужасов. Вначале мой мозг отказывался постигать то, что видели глаза.
Гладкий черный мех редел и укорачивался, будто втягиваясь в кожу. Концы лап превращались в стопы и кисти. Когти исчезали так же, как мех. Шею повело, позвоночник удлинился, зверь застонал. Вряд ли переход из четвероногого состояния в двуногое доставлял удовольствие. Морда стала короче, разделившись на нос и рот. Клыки уменьшились. Хвост, смачно хлюпнув, исчез. Глаза остались прежними.
В клетке стоял обнаженный Адам Рюэлль.
Казалось, он ничуть не расстроился, что я раскрыла тайну его чудовищной сущности. Его словно и не смущало, что он красуется в чем мать родила. Ему даже как будто нравился такой поворот событий, или нравилась я, судя по эрекции.
Что ему не нравилось, так это клетка. Ударив по ней обеими руками, он прорычал:
— Выпусти меня отсюда!
Я потрясла головой, не в силах говорить.
— Черт тебя побери, сука, освободи меня!
Я моргнула. Непохоже на Адама. Хотя кто я, чтобы судить? Я ведь поверила, когда он сказал, что не лу-гару.
Запрокинув голову, он посмотрел на ущербную луну.
— Как ты это сделала?
— Ч-что сделала?
— Заставила меня перекинуться.
У него был злой голос, но глаза... глаза ровным счетом ничего не выражали. Посмотрев в них, я вспомнила Лазаря — хладнокровного и бесстрастного. Такой человек мог убить без зазрения совести и забыть об этом еще до того, как кровь впитается в землю.
Адам, конечно, не добрый зайка, но и не злодей. Но может быть, я что-то упустила, всецело отдавшись крышесносному сексу.
Заныла рука, в которой я сжимала гри-гри. Глянув вниз, я разжала пальцы и вдруг поняла, что была слепа и не видела правды, пока магия не раскрыла мне глаза.
— Я бегаю в шкуре волка под ущербной луной. У меня нет выбора.
— Проклятие, — сказала я, подняв взгляд.
— Oui. Но я становлюсь человеком, когда сам захочу или когда восходит солнце. — Он обвел рукой свое тело. — В этот раз я не хотел.
Я сомкнула пальцы на гри-гри. Ведь сама же просила о правде.
— Зачем ты заперла меня здесь? — прошептал Адам. — Ты же знала, что я приду к тебе ночью. Мне нравится слушать, как ты кричишь, когда я тебя трахаю. Не следовало сажать меня в клетку.
Я поморщилась, услышав эти грубые слова и поняв, что спала с монстром. Я-то верила, что влюбилась в него, и даже начала строить планы о совместном будущем.
Вот дура!
— Выпусти меня, и я возьму тебя прямо здесь.
Он взялся за член, подвигал рукой туда-сюда и слегка застонал. Этот стон больше походил на вой, от которого у меня по коже словно промаршировал строй кусачих муравьев.
— Я представлял, как это будет, Диана. Ты, я, и в такой позе, и в этакой. Тебе когда-нибудь хотелось спариться со зверем?
Вытаращив глаза, я просто онемела. Адама будто подменили. Неужели с восходом ущербной луны в него вселялся дьявол?
Видимо, да.
— Я перекинусь снова, и мы сделаем это по-собачьи. Ты такого еще никогда не испытывала. И если ты заставишь меня взвыть, я тебя сегодня даже не прикончу.
Он улыбнулся, когда я отшатнулась. Неужели клыки у него увеличиваются вместе с...
Я быстро отвела взгляд, но Адам успел заметить мое смущение.
— Ты моя. Я пометил тебя цветком.
Да что же это такое? Адам отобрал у меня огненные ирисы, зашвырнул их в болото и велел больше никогда не прикасаться к этим цветам.
А вдруг он шизофреник? В этом имелась некая логика.
Я прочла все труды Саймона по ликантропии. Многие психиатры и другие врачи полагали, что все исторические упоминания об оборотнях базируются на поведении душевнобольных. В те времена психические отклонения считались одержимостью.
Посмотрев на запертого в клетке Адама, я решила, что могла бы понять эту теорию.
— Я наблюдал за тобой при каждом удобном случае. Другие знают, что ты моя, и только я вправе распоряжаться твоей жизнью.
Видимо, я не рехнулась и действительно слышала волков на болоте и видела крадущиеся тени в городе. История часто повторяется и учит нас тому, что зло порождает зло.
— Я хотел овладеть тобой в нашу первую ночь, но меня позвала луна, — продолжил Адам. — Пришлось ограничиться парой прикосновений.
«Неудивительно, что я видела такой жаркий сон в отеле на Бурбон-стрит», — подумала я и покрылась липкой испариной от этого воспоминания и некоторых других.
— Выпусти меня отсюда. Рано или поздно я все равно выберусь. И если поздно, ты пожалеешь. Ты и представить не можешь, на что я способен. Я заставлю тебя жить вечно, и ты будешь молить о смерти, Диана. Но я не дам тебе умереть.
Нет, я не так глупа. Если я сейчас его выпущу, одержимый или нет, он сразу меня прикончит.
Я провела большим пальцем по ключу в кармане. Если не спасую, Адам никогда не увидит свободы.
— Мне надо вернуться к моему мальчику, — прошептал он. — Он думает, я приду утром.
Перед глазами заплясали черные точки. Люк! Как я могла забыть?
У меня в голове не укладывалось, как в одном человеке уживались заботливый отец, запретивший мне встречаться с его сыном, чтобы тот не расстроился, когда я уеду, и мерзкий тип, спокойно разглагольствующий о спаривании со мной и моем убийстве.
В него явно вселился дьявол.
Я молча пошла прочь. Вслед неслись вопли Адама:
— Какого черта? Думаешь, можешь оставить меня здесь?
— Как видишь.
— Я убью тебя!
— Повторяешься.
— Я выпущу тебе кишки и ими же тебя придушу. Я выпью твою кровь. Буду в ней купаться.